Чернильный орешек - Хэррод-Иглз Синтия. Страница 47

Но как раз в этот момент Гамиль, услышав что-то, мгновенно подал знак остановиться.

– Тише! – резко скомандовал он. Всадники натянули поводья и прислушались. – Лошади, – определил он.

– И судя по звуку, немалое число, – добавил квартирмейстер.

Они с Гамилем переглянулись. Большое количество лошадей могло означать только солдат… но вот своих или противника? Гамиль выбрал одного из своих людей, расторопного и молодого добровольца из Йоркшира, и негромко приказал ему:

– Рэглен, слезай с лошади и потихоньку проскользни вдоль той ограды, попытайся выяснить, что там делается, а потом бегом возвращайся сюда. А остальные соберитесь вот здесь, позади меня. И держитесь тихо – чтобы ни единого звука. Если это не наши, то мы должны застать их врасплох.

Беззвучно, словно юркий дикий зверь, Рэглен помчался по тропинке и едва скрылся за поворотом ограды, как тут же появился снова, несясь со всех ног.

– Это противник, сэр, – воскликнул он, вдевая ногу в стремя и вырывая поводья у кавалериста, который их держал. – Разъезд… человек тридцать, а то и больше, по-моему, направляются прямо сюда.

Гамиль торопливо думал: если это всего лишь разъезд, то самое милое дело – атаковать их немедленно и застать врасплох. Если же это авангард более крупного формирования, то и его они разнесли бы на части. Но ведь в таком случае необходимо захватить пленных, чтобы узнать, где находится противник. Да, он должен рискнуть.

– Сабли наголо! – крикнул Гамиль. – Мы атакуем их, господа. – Стук копыт приближался, вот он уже почти рядом с ними. – Вперед!

Когда головная шеренга показалась из-за поворота, дозор Гамиля решительно бросился в атаку, обнажив наголо послушные сабли и оглашая округу боевым кличем. Вражеские кони от неожиданности пятились и в панике визгливо ржали, отчаянно пытаясь развернуться и задать стрекача. А всадники тем временем старались сдержать их, а заодно исхитриться вытащить свои шпаги. Было очевидно: они не имели ни малейшего представления о том, что в этой местности могли находиться какие-либо королевские войска, иначе держали бы свои шпаги наготове. Спустя мгновение над тропой поднялась густая пыль, взбитая копытами и криками раненых. Для Гамиля бой был хорошо знакомой стихией. О, это ощущение под собой гибкого и мощного скакуна, туго натянутых поводьев в левой руке и тепла рукоятки сабли – в правой! Смелее скачи вперед, руби, коли и отражай удары врага! Светлячок, подгоняемый его шпорами, слегка привстал на дыбы и столкнулся грудью с лошадью из головной шеренги, преградившей ему путь. Убив наездника, Гамиль развернул Светлячка на месте, высматривая следующую жертву.

У противника не осталось ни единого шанса, и он уже пятился назад, готовясь обратиться в бегство. Людям Гамиля убийство было в новинку, их горячая кровь так и бурлила, но, перехватив взгляд квартирмейстера, Гамиль вспомнил, что надо взять пленных.

– Остановите их! – надрывая голос, приказал квартирмейстер.

Несколько вражеских конников в тылу дозора развернулись и кинулись наутек. Гамиль закричал своим людям, до предела повышая голос, чтобы его услышали сквозь этот гвалт:

– Только не убивайте их всех, ребята! Нам нужны пленные… разоружите их!

Понемногу воцарился порядок. Сторонники парламента были только рады поскорее сдаться, и едва кровавая пелена резни сошла с их глаз, как солдаты Гамиля сообразили, что сражались они со своими соотечественниками. Шум стих, пыль стала оседать, и нечто сродни замешательству понемногу охватило группу мужчин, сгрудившуюся на этой неприметной тропке.

Гамиль действовал быстро, понимая, что его воинам нельзя давать передышку, чтобы те не устыдились содеянного. Они обезоружили одиннадцать солдат противника, убили четверых, остальные бросились врассыпную. Из людей Гамиля несколько человек получили совсем неглубокие раны, один был убит. Гамиль спешился и подошел посмотреть – это был Дэви Смит. Он лежал, словно съежившись, уткнувшись лицом в землю, шея его была почти перерублена косым ударом. «Выходит, кто-то из них знал свое дело», – подумал Гамиль. Глаза юноши были открыты, и он смотрел слегка удивленно, будто смерть оказалась совсем не такой, какой представлялась ему прежде. Гамиль успел повидать слишком много убитых, но для него всегда бывало тяжело, когда гибли такие вот молодые, как Дэви. Он подобрал из пыли шляпу юноши и положил ее ему на лицо, чтобы больше не видеть этих расширенных от удивления глаз Фазаньи перья были запачканы кровью.

– Все, пора в путь, – жестко сказал он, отворачиваясь, – давайте доставим этих людей к принцу И прихватите лошадей: даже если они не сгодятся для кавалерии, мы ведь всегда сможем съесть их!

Его шутка вызвала дружный гогот – результат разрядки, нежели истинного веселья. И вскоре они уже скакали обратно, к своему лагерю, сквозь сгущавшиеся сумерки, а пленники двигались впереди, пешком, в окружении конников Гамиля. Их лошадей вели гуськом позади, и поводья каждой из них были закреплены петлей вокруг стремени той, что брела впереди.

От пленных узнали, что войско лорда Эссекса находилось приблизительно в десяти милях, по другую сторону Кайнтона, и никто не подозревал, что королевская армия стояла где-то поблизости. Тот разъезд, который ошеломил своей атакой Гамиль, был выслан с тем же самым заданием, что и он сам, – подыскать в Уормлейтоне помещение для постоя офицеров. Созвав совещание старших офицеров, принц Руперт предложил немедленно под покровом темноты обрушить удар на армию Эссекса, рассчитывая внезапностью компенсировать малочисленность войск. Но в итоге было решено направить послание королю и ждать его приказа. В депеше содержалось предложение занять позицию у Эджхилла и таким образом спровоцировать противника на атаку. Донесение было отправлено тотчас же, и задолго до рассвета пришел положительный ответ короля. К утру королевская армия была выстроена в боевом порядке на возвышенности у Эджхилла, а армия Эссекса развернулась на равнине, ниже их и несколько севернее. Теперь королевская армия стояла между войском Эссекса и дорогой на Лондон, не оставляя противнику никакого выбора. Эссекс вынужден был дать сражение.

Солнце медленно всходило за спинами морлэндцев, когда они наблюдали, как холодная тень Эджхилла на широких лугах перед ними становится все короче. Оберон переступал передними ногами и нетерпеливо покусывал удила. Кит наклонился вперед, чтобы погладить гриву, а потом огляделся вокруг. Полк принца Руперта стоял на правом крыле Сразу же слева от Кита расположился полк принца Морица, а позади них – пять полков пехоты с воткнутыми пока что в землю копьями. Целый лес шестов и жердей скрывал до поры до времени кавалерию на левом фланге под началом лорда Уилмота. Когда какой-нибудь копьеносец шевелился, на наконечнике его Копья отражалось солнце, бросая по холодной траве крутого откоса отблеск, словно это была раскаленная добела монетка. За отрядом Кита стояли еще два полка, принца Уэльского [30] и королевской лейб-гвардии. Лишь сильно наклонившись вперед, Кит мог разглядеть позади них драгунов Ашера, восседавших на своих низкорослых мохнатых лошадках и коренастых и на редкость выносливых скакунах из Уэльса. В целом вся армия была довольно равномерно развернута вдоль гребня холма, хотя Кит никак не мог избавиться от ощущения, что именно там, где находился он, в собственном полку его высочества принца Руперта, в сердцевине кавалерийского фланга, и был центр всей армии. Он взглянул на Малахия и увидел, что тот уже в десятый раз за это утро проверяет, насколько свободно сабля держится в ножнах. Малахия перехватил его взгляд и ухмыльнулся от внезапного прилива энергии. Кит стоял в окружении воинов, пришедших с земель Морлэндов, ветер откидывал назад их шафрановые плащи, нагрудники доспехов тускло поблескивали на солнце. На головах у них были кавалерийские каски в виде котелков, что делало всех до забавного похожими друг на друга, и Киту приходилось тщательно всматриваться, чтобы различать своих земляков. Рукава у всадников были обернуты черными кушаками, на которых резко выделялся белый прыгающий заяц. Женщины в Морлэнде с любовью потрудились над этими зверьками. Мэри-Эстер сама пришила зайца к кушаку Кита перед его отбытием, словно этим она могла отправить вместе с ним свою любовь и материнскую заботу, охраняющую его от всех бед. А один из воинов засунул на счастье под булавку, крепящую его плащ, веточку вереска. Заяц и вереск. Никогда еще в своей жизни Кит не чувствовал столь остро, что он не одинок.