(Не)идеальные отношения. Реванш (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна. Страница 6

– Белова! Твою мать!

Громкий звук клаксона и визг тормозов отрезвляют меня, и я резко дёргаюсь в сторону, отступая назад. Спотыкаюсь о бордюр и, неловко взмахнув руками, падаю задом на асфальт. Чтобы судорожно выдохнуть сквозь зубы, пропуская мимо ушей злое «Дура!», и нелепо хлопать глазами, глядя как мимо проносится чей-то дорогущий мерс. Оставляющий на память неуёмную дрожь и жуткое желание напиться.

Слишком много потрясений за один чёртов день.

Только через пару секунд я делаю первый осознанный вдох. Прижимаю холодные пальцы к горящим щекам и сдавленно поминаю всуе собственную непутёвую родню. Вот только подняться с такого гостеприимного тротуара попросту не успеваю. Кто-то дёргает меня за руку вверх, бесцеремонно отрывая от земли. И я с размаху врезаюсь в крепкую широкую грудь, чтобы спустя ещё один долгий миг осознать одну простую истину.

Когда Стрельцов злится, в его глаза совершенно, просто абсолютно невозможно смотреть.

– Ты… – он шипит, больно впиваясь пальцами в мою талию. Гневно раздувает крылья носа и кусает бледные губы. Словно не знает, что хочет сказать, или не может подобрать слов.

Эта мысль невольно вызывает улыбку, и я сцеживаю тихий смешок, в попытке хоть как-то разрядить накалившуюся до предела обстановку.

Вздрагивая, когда в ответ меня толкают в сторону, впечатывая спиной в кирпичную стену дома. Нависают сверху, буравя нечитаемым и яростным взглядом. А затем…

Это не поцелуй. Точно не он. Это что-то жгучее, съедающее изнутри и не отпускающее ни на секунду. Это жадный глоток, один на двоих, без остановки и хоть каких-то ограничений. И я теряю все свои аргументы, сдаюсь сразу, без боя и уговоров. Впиваюсь пальцами в широкие сильные плечи и отвечаю. Горячо и жадно. Позволяю себе хоть на секунду, хоть на одну минуту поверить, что всё это для меня. Его злость, его желание, его жажда.

Весь он. Без остатка. И я не могу ответить ему чем-то меньшим.

– Вот же упрямая девчонка… - выдыхает мне на ухо Пашка, согревая горячим дыханием кожу. Утыкается носом в изгиб шеи и плеча, сжимая меня так, что становится нечем дышать. – Белка, ты…

– Эй, Стрелец! Ты чего тут забыл?!

Насмешливо-удивлённый тон того самого Чадина разбавляет противное хихиканье крутящихся рядом девиц. Мне хочется застонать сквозь зубы, послать надоевшего до невозможности Мирослава к дьяволу, декану или сразу в ректорат. Выдать план пешего эротического путешествия, дабы парню было чем развлечь этих крашеных выдр. Но я не делаю ничего из этого, потому что чёртова суровая реальность разрушает очарование момента со скоростью товарняка. И я вырываюсь из чужих объятий, хватаю валяющийся на тротуаре рюкзак и делаю то, что умею лучше всего.

Я сбегаю от проблем до того, как они погребут меня под собой и сломают. Окончательно и бесповоротно.

Глава 8

Пашка

Этот вечер с самого начала пошёл неправильно. Начиная от неловкости в кафе и чуть было не попавшей под колёса автомобиля Беловой, заканчивая так не кстати появившимся Миром, которому я уже готов надеть на голову мусорную урну вместе со всем её содержимым. Потому что в десятый раз встревать в то, что его не касается, и обламывать мне кайф, чревато для здоровья. Как морального, так и физического.

– Тебя этот вопрос не должен волновать в принципе, – я отлипаю от кирпичной стены, у которой меня оставила Лариска, и наблюдаю, как лихо мелкая сваливает, перепрыгивая через неровности асфальта.

Почему у нас всё не как у людей, а?

– Я, может, за тебя волнуюсь, глаза хочу раскрыть, – сочащийся притворным участием голос отвлекает меня от созерцания стремительно удаляющейся фигурки, скрывающейся за поворотом, и я скрещиваю руки на груди, изучая зазнавшегося качка и его подкоптившихся в солярии фанаток.

– М?

– Не могу же я оставить друга в беде, когда бродяжка нашла в его лице спонсора и нагло этим пользуется…

Глупые слова, легкомысленно брошенные Чадиным, вонзаются в грудь и разрываются внутри осколочной гранатой, мешая здраво мыслить и вообще воспринимать окружающую действительность. Так что я не отдаю себе отчета, когда в два шага пересекаю узкую тропинку и начинаю месить превосходящего меня в габаритах раза в полтора парня.

В ушах звенит настолько сильно, что я не слышу истошных женских криков. Перед глазами плывут яркие разноцветные пятна, превращающие физиономию Мира в подсвеченную мишень, а болевые рецепторы не реагируют на врезающийся в мою челюсть чугунный кулак. В общем, меркнет всё, кроме единственного желания затолкать едкую фразу, произнесенную футболистом, ему же в глотку и как следует ее утрамбовать.

– Стрелец, ты совсем кукухой поехал? – обиженно бурчит Чадин, когда я, наконец, от него отлипаю, и сплёвывает на землю кровь, вытирая рукавом куртки подбородок.

Я же глубоко вдыхаю и шумно выдыхаю, пытаясь успокоиться и снова на него не наброситься.

– Какая муха тебя укусила, что ты на своих пацанов кидаешься? – продолжает недоумевать эта ошибка эволюции, напрочь забывшая об элементарных правилах приличия и явно брезгующая инстинктом самосохранения, пока я отрешённо рассматриваю оцарапанные в драке костяшки.

– «Свой» для меня только Градов, усёк? – дождавшись немого согласия, плещущегося на дне мутных испуганных серых глаз, я удовлетворённо киваю и, взъерошив и без того лохматые волосы, предупреждаю. – Если не хочешь лежать в больничке со сломанными рёбрами, тему Беловой больше не поднимаешь.

Потеряв всякий интерес к Миру и суетящимся вокруг него курицам, предлагающим спортсмену позвонить в полицию, я поднимаю с асфальта чёрно-оранжевый бомбер и пытаюсь стряхнуть с плотной ткани налипшую грязь. Не добившись желаемого результата, цепляю одёжку на плечи и неторопливо покидаю место стычки, до сих пор ощущая, как адреналин гуляет по венам.

Я бреду мимо украшенных гирляндами витрин магазинов и в двадцатый раз набираю номер Беловой, намереваясь извиниться и за то, что так внезапно выскочил из кафехи, и за путающегося под ногами Чадина, вновь помешавшего нам нормально поговорить. Но Лариса упорно не отвечает на звонки, отчего я бешусь ещё сильнее, до боли сжимая пластиковый корпус телефона, и иду обивать порог её дома.

С маниакальным упорством я терзаю отказывающийся впускать меня внутрь домофон и пугаю своим видом спешащую мимо даму с собачкой, подпрыгивающей от каждого моего ругательства, разрезающего гробовую тишину. И я почти уже смиряюсь с ночёвкой на успевшей полюбиться мне лавочке, когда в спину ударяется хорошо знакомый чуть хрипловатый баритон.

– Цирк уехал, клоуна забыли? – я неторопливо оборачиваюсь, чтобы упереться взглядом в скалящегося Стаса, ковыряющего носком кроссовка песок на детской площадке. Провожу пальцами по скуле, обнаруживая под ними наливающийся синяк, и устало хмыкаю.

– А ты каким ветром? – преодолев расстояние от подъезда до горок, я бедром прислоняюсь к деревянной лестнице и с подозрением наблюдаю, как друг достаёт из внутреннего кармана куртки какой-то свёрток и бережно передаёт его мне.

– Исключительно попутным, – лыбится довольный Град, пока я разворачиваю передачку и, обнаружив в ней шаурму, понимаю, что готов душу продать за политое майонезным соусом мясо в армянском лаваше.

На пару минут мы оба замолкаем: Градов что-то увлечённо печатает на своём айфоне последней модели, я же предаюсь гастрономическому разврату, раз уж никакой другой сегодня мне больше не светит.

– Слушай, а давай как раньше. В клуб, – мысль развеяться и затеряться среди танцующих тел и коктейльного марева кажется более чем заманчивой. Особенно на фоне кончающегося терпения и порядком измочаленного мозга, заколебавшегося перебирать варианты разговора с обидевшейся на меня Беловой.

– Только не до утра, меня Рада ждёт.

Правда, как в старые добрые всё равно не получается. Потому что Стас весь вечер цедит ананасовый сок и мнет в пальцах нераскрытую пачку сигарет, вступив в борьбу с вредной привычкой. И, может быть, я бы громче всех кричал ему «каблук», если бы пару минут назад сам не отшил высокую длинноногую брюнетку с более чем откровенным декольте и призывно блестящими глазами.