Черный жемчуг - Хэррод-Иглз Синтия. Страница 36

– Думаю, Ральфу нелегко будет прогнать Макторпа и вернуть свои земли. Конечно, канцлер вернул их, но если Ральф ожидает, что Макторп сдастся по-хорошему, он сильно ошибается.

– Конечно, ему придется нелегко, – ответил Кит, – но все же легче, чем мне вернуть шотландские владения.

– Ты поедешь туда весной? – Да.

– И когда вернешься?

– Не знаю. Это зависит... – он не осмелился сказать правду и вместо этого заключил: – Зависит от того, насколько затянется дело. Не люблю оставлять нерешенные вопросы.

– Если ты не вернешь эти земли сейчас, – твердо заявила Руфь, – вопрос навсегда останется нерешенным. Но ты всегда можешь вернуться сюда, если захочешь. Наш дом будет открыт для тебя.

Она произнесла это без воодушевления, без улыбки, просто констатируя факт, как если бы говорила ему, что идет дождь.

Кит покраснел.

– Это очень любезно с вашей стороны. Я так долго прожил здесь, пользуясь вашей добротой...

Руфь равнодушно оглядела юношу.

– Ты отработал свое содержание, – ответила она.

– Я давно хотел спросить... – неловко начал Кит.

– Почему я взяла тебя к себе, тебя и твою мать? – закончила за него Руфь. Кит кивнул. – Потому что я обещала твоему отцу позаботиться о вас и должна была сдержать слово, данное ему перед смертью.

– Вы видели, как умирал мой отец? – изумленно проговорил Кит. Ему всегда говорили, что отец умер прежде, чем Гамиль Гамильтон успел довезти его домой.

– В ночь перед битвой твой отец приезжал домой. Он оставался здесь около двух часов, а затем вновь присоединился к своему отряду. Наутро он был ранен. Он умирал довольно долго. Есть цветы, которые хорошо распускаются в Тепле, за оградой сада, но если пересадить их на болото, они зачахнут и увянут. Так было и с твоим отцом – его погубил не меч шотландца, – Руфь смотрела на юношу, но мысли ее были где-то далеко. Печаль смягчила обычно жесткие черты ее лица, так что Кит осмелился заговорить:

– Руфь, я люблю Аннунсиату. Я хочу жениться на ней. Если мне удастся вернуть шотландские владения...

Руфь вернулась к реальности, и лицо ее приняло свое обычное выражение.

– Нет, – ответила она. Кит удивленно приоткрыл рот, и Руфь продолжала: – Аннунсиата достойна лучшего. Она богатая наследница.

– Вы слишком гордитесь ею, – начал Кит. Руфь приподняла брови.

– Неужели ты никогда не замечал, что я люблю ее?

Кит смутился.

– Конечно, замечал, – но это было совсем не так. Руфь гордилась дочерью, считала, что она достойна самого лучшего – всему этому Кит еще мог поверить, но он никогда не думал, что Руфь способна любить кого-нибудь, кроме своих лошадей. К лошадям она относилась с такой нежностью, какой никогда не удостаивала людей.

– Аннунсиата достойна самой лучшей партии. Я горжусь ею и хочу, чтобы она была счастлива. В моей жизни было мало радости. Если Аннунсиата в самом деле хочет выйти за тебя, я не стану мешать ей, несмотря на то, что у тебя нет ни гроша. Но она не будет счастлива с тобой – да и ты, хотя сейчас ты мне не поверишь, не будешь счастлив с ней.

– Я люблю ее! – воскликнул Кит.

Руфь решительно прервала его:

– Забудь о ней. Весной ты уедешь в Шотландию, но к этому времени Аннунсиаты здесь уже не будет.

– Не будет? Куда же она уезжает?

– Я отправляю ее в Лондон. Она будет жить у Ричарда и Люси, они представят ее ко двору, и там она, наконец-то, сможет найти применение своему обаянию. Рано или поздно она найдет там себе мужа. Зная свою дочь, я уверена, что это произойдет очень скоро, но я полагаюсь на ее рассудок. Ричард и Люси удержат ее от слишком решительных шагов и непоправимых ошибок. Так что, – добавила она, слегка смягчившись, – она избежит ложного пути, которого ты боишься, а ты, не видя ее, вскоре обо всем забудешь.

– Я никогда не забуду Аннунсиату. – Я всегда буду ее любить.

– Дело твое, – ответила Руфь и вышла из зала.

Глава 10

Погруженный в размышления, Ральф добрался домой и отправился на поиски Мэри. Приближалось время обеда, поэтому она ушла из сада вместе с детьми. Ральф поспешил в детскую, думая, что его жена может быть там у своих старших детей, помогая им переодеваться к обеду – поскольку дети завтракали у себя в детской и оставались там на время уроков, ни Ральф, ни Мэри сегодня еще не видели их. Однако горничная у двери сообщила Ральфу, что хозяйки в детской нет. Заглянув в свою спальню, Ральф обнаружил, что и в ней пусто, и только собирался пойти поискать где-нибудь еще, как дверь гардеробной открылась, и в спальню вошла Мэри. Она виновато потупилась, заметив Ральфа, и провела рукой по губам, как будто вытирая их – это было движение ребенка, застигнутого в то время, когда он тайком лакомился вареньем.

– Ральф, ты напугал меня, – проговорила она. Другая рука Мэри была спрятана в складках ее юбки.

– С тобой все в порядке, Мэри? Ты такая бледная, – встревожился Ральф.

Она долго молчала, как будто решая, что ответить мужу, затем проговорила нарочито беспечным голосом:

– От солнца у меня разболелась голова, только и всего.

– И ты принимала лекарство?

Рука Мэри неохотно приподнялась, и Ральф увидел, как она сжала какой-то предмет, прежде чем сунуть его в карман передника.

– Нет... боль была не слишком сильной. Она уже почти прошла, – ответила Мэри, а затем спросила, явно желая переменить тему: – Ты видел Кита? Что он тебе сказал?

Слегка удивившись внезапному интересу Мэри, Ральф сообщил ей новость о решении канцлера. Если жене не хотелось признаваться в том, что она принимала лекарство, он не собирался настаивать, однако удивлялся, почему она стыдится этого.

– Похоже, что мы наконец-то получим свои земли обратно, и довольно скоро, – закончил он.

– Бедный Кит, – задумчиво пробормотала Мэри. – Тяжело нести несправедливое наказание и видеть, как те, кто и пальцем о палец не ударил ради короля, сейчас владеют не принадлежащей им землей...

– Но это еще не все, – продолжал Ральф, решительно взглянув на жену. – Кит сообщил мне новости, касающиеся Эдуарда, моего дяди Эдуарда.

Мэри покраснела и смутилась, а Ральф шагнул к ней, умоляюще протягивая руку.

– Выслушай меня, Мэри, прошу. Кит сказал, что Эдуард назначен комиссаром по делам благотворительности в округе Лидса. Это означает, что он некоторое время будет находиться в нескольких милях от нас. Мэри, я хочу увидеться с ним, хочу попросить его приехать домой...

Мэри слегка нахмурилась, но промолчала, уставившись в пол. Ральф торопливо продолжал, как будто она могла остановить его прежде, чем он сумеет высказаться.

– Я имею в виду, приехать в гости. Понимаю, его работа хлопотна, вряд ли он сможет остаться у нас надолго, но я так соскучился по нему, Мэри! Мы выросли вместе, он мне ближе, чем брат. Я помню, как он вел себя по отношению к тебе и знаю, как ты боишься, но прошу, сделай это для меня! Прими его. Тебе почти не придется общаться с ним, но все же прими его как хозяйка этого дома... – он смутился. – Если я простил его, это не означает, что я считаю тебя виновной. Я искренне верю, что он не замышлял дурного, просто вел себя как мальчишка, а я был слишком суров, решив выслать его. Я хочу помириться с ним. Ты позволишь мне это сделать? Будь великодушной!

Он остановился, на мгновение решив, что Мэри не собирается отвечать, так как она не поднимала головы и не двигалась с места. Наконец она вздохнула, но ее лицо оставалось безучастным.

– Пригласи его, если хочешь. – Я не против.

– И ты примешь его? – радостно подхватил Ральф. Мэри кивнула, и он с благодарностью пожал ей руки. – Спасибо, дорогая! Спасибо тебе! Да благословит Бог твое великодушие!

Неопределенное выражение недовольства промелькнуло на бледном лице Мэри, она быстро отдернула руки и отвернулась.

– Мне надо одеться, скоро обед. Где Одри? Она должна уже быть здесь. Позови ее сюда, Ральф.

Аннунсиата расправила юбки своего нового дорожного платья и с удовольствием оглядела их. Платье было сшито из лучшего синего французского сукна, купленного на рынке в Йорке; совместными усилиями портной Ральфа и швея Руфи выбрали для него фасон. Результат, по мнению Аннунсиаты, оказался впечатляющим. Впервые в жизни у нее было такое красивое платье, к тому же на его юбку пошло так много ткани, что Аннунсиату охватила гордость.