Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля. Страница 103

— У меня сегодня совсем не то настроение, чтобы смеяться, — мрачно проговорил Моронский и полоснул по ней взглядом. И Соне на мгновение показалось, что он с ней полностью солидарен. Что-то подсказывало Соне, что и у него тоже сегодня траур.

— Я тоже не шучу! Отвези. Меня. Домой! — повторила отрывисто Соня. Она хотела чтобы каждое слово превратилось в пощёчину. Но первое оказалось тяжелым, вылетело и упало; второе было слишком слабым, чтобы достичь цели; третье и вовсе застряло в горле. Обида, злость и тупая боль в солнечном сплетении, от которой скручивало пополам и в стороны, не давали определиться: хотела ли она никогда его не знать? Просто не прийти в тот вечер на эту чёртову выставку, заболеть, умереть. Но никогда не знать… Вопрос почти, как to be or not to be!

— У меня поменялись планы на сегодняшнюю ночь, — процедил Макс, безучастно глядя в окно на пробегающие мимо фонари.

Прелестно! То есть, если бы не ее бунтарство, не ее последняя отчаянная попытка расправить крылья, к тому же, с треском проваленная, он бы сегодня совсем был не прочь отдохнуть в компании других женщин? Зачем ему тогда вообще Соня? Какая ему разница кого трахать? Причём, он даже особо и не разбирается.

Соня почувствовала, как в глазах закипают слезы. Удивительной боли пытка: когда внутри все бурлит, а снаружи — леденеет. По щеке прошипела слеза. Но Макс ее не увидел, он в этот момент смотрел в окно и крошил свои зубы.

— Думаю, ещё не поздно тебе вернуться к твоим планам. У них отличные сиськи! — горько сглотнув, проговорила она.

Макс, наконец, повернул голову от окна, чтобы посмотреть на Соню. За секунду до лобового столкновения, Соня ушла взглядом в сторону и уставилась в плечо охранника на переднем пассажирском сидении.

— Быков, ты же любишь кроссворды? — тоном, которым можно заморозить атомный реактор, спросило чудовище.

Бритый затылок вжался в могучие плечи и кивнул.

— Клейкая пластиковая лента для различных хозяйственных нужд, пять букв? — спросил хозяин.

— Скотч! — радостно сообщил Бык в надежде на помилование.

— Есть?

— Ща посмотрю, должен быть.

Машина остановилась. Славик вышел, открыл багажник, покопался там секунд пятнадцать и вернулся в салон, протягивая Максу бобину серой липкой ленты.

Соня замотала головой!

— Не трогай, меня, Моронский! — она выставила вперёд руку, поздно сообразив, что это не логично в данной ситуации.

Он схватил за запястье и лодыжку, дёрнул на себя и Соня оказалась на лопатках. Макс оседлал ее бедра сверху, ловко проскрипел вокруг запястий скотчем. Затем зубами отгрыз кусок, и, прежде чем Соня успела осознать его предназначение, заклеил им ей рот. Вцепился клешней ей в скулы, заставляя смотреть в глаза и заговорил:

— Объясняю, — он навис над ней сверху, — рот заклеил, чтобы не отыметь тебя при пацанах, потому что твой язык, пиздец, как меня заводит. Руки связал, чтобы ты не размахивала ими, когда я понесу тебя к себе домой, и не поранилась чего доброго, я не хочу сегодня долгих прелюдий. Ты, Орлова, видимо, вообще не поняла ничего. Сейчас приедем, — тон его вдруг стал ласковым, как у маньяка, — я тебе ещё раз подробно объясню суть наших… проникновенных отношений. Потом ещё раз объясню. И буду объяснять, пока ты, наконец, не поймёшь. Побудешь у меня недельку-другую, подумаешь. И потом мы с тобой сядем и поговорим. Потому что, только как следует выебанная, ты становишься покладистой и способной на диалог.

Соня не верила, что все это происходит с ней на самом деле. Вся эта ситуация никак не укладывалась в ее голове. Она даже не хотела представлять, как это выглядит со стороны. Ну ладно Соне… (трупу уже всё равно, что его видят голым), но ему-то самому нормально, что всё это слышат его подчинённые? Сидите, сидите, вы нам не мешаете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Или для них подобные эпизоды в порядке вещей, обычная трудовая рутина? Ну, подумаешь, шеф едет играть с очередной мышкой. У богатых свои причуды. А когда у тебя часы чуть дешевле, чем у шефа, ты на эти причуды спокойно закрываешь глаза.

Машина тем временем остановилась у входа в фойе высотки. Макс выскочил быстро, подтянул Соню к выходу за лодыжки, наклонился и, подхватив за талию, поднял и сгрузил себе на плечо, как мешок картошки.

— Доброй ночи, Максим Андреевич, с возвращением. — Соня услышала мужской голос и увидела внизу ноги в ботинках и край брюк с лампасами. Судя по униформе — военный. Судя по холопскому тону — консьерж. — Как съездили? — спросил тот же голос невозмутимо, будто владелец каждые выходные приносит на плече по связанной танцовщице.

— Как видишь, Иваныч, продуктивно! — бодро ответил Макс и звонко шлёпнул добычу по ягодице.

Соня уже не сопротивлялась. Она уже знала, что будет дальше. Никакой интриги. Ее только напрягало, что она висит вниз головой и в виски неприятно долбит кровь.

Пол лифта сменился мрамором холла, затем паркетом, ступеньками и ковром спальни. Соня упала спиной на мягкое. Со связанными впереди руками отползать от него пришлось сильно вихляясь по постели. Моронскому это понравилось.

Сильные руки дёрнули ее за ноги и, как тряпичную куклу, перевернули на живот. Она молчала. Только сильно сжимала веки и шумно пыхтела носом. С заклеенным ртом и так особо не поговоришь, но Соня решила, что он вообще ни звука от неё не услышит. Ни единого!

— Шикарный вид, Орлова! — он потянул ее за щиколотки чуть вниз.

Две горячие лапы медленно и с нажимом поползли вверх по ногам. Миновали края кожаных чулок. Большие пальцы переместились на внутреннюю сторону бёдер, движения рук замедлились и стали чуть мягче. А Соня зажмурилась до головокружения. Она старалась думать о дохлых кошках, но его пальцы у неё между ног сводили все попытки стать сию же секунду фригидной на нет. А она хотела превратиться в бесчувственное бревно, в манекен, в надувную женщину! Чтобы отомстить. Наказать. А как ещё маленькой слабой девочке сделать больно большому, сильному и грубому мужлану?

Соня собрала все оставшиеся силы и… расслабилась. Перестала напрягаться. Обмякла, как варёная макаронина. Хочет куклу? Пусть получает. В последний раз. Пусть наслаждается. Он же этого хотел?

Раскалённые ладони накрыли ягодицы. Стали мять их с явным наслаждением, затем быстро стянули с Сони трусы.

— Все забываю спросить, — услышала она низкий голос у самого уха и по телу рассыпались крупные бусины мурашек, — а тебе пожёстче больше нравится или помягче?

Двумя пальцами Макс скользнул в уже очень влажную вагину и Соня прикусила язык.

— А, сорри, ты ж ответить не можешь. — Он проник глубже. — Тогда можно я буду сегодня груб? — три пальца! — Можешь не отвечать. Очевидно, что ты не возражаешь!

Он резко раздвинул ее ноги и встал между ними на колени. Сначала в левую, а потом сразу в правую ягодицу с громким шлепком врезалась крепкая мужская ладонь. Соня только глаза прикрыла. Не дождёшься! Пусть ее выворачивало от желания, пусть внизу все томилось, как никогда, пусть она горела, пусть она хотела… Это не она, это ее глупое тело. Самой ее здесь нет. Она ушла с этой драмы. Она знает, чем все закончится. Поэтому отказалась в этом участвовать.

Новый шлепок и горячий, твёрдый ствол опалил, ворвавшись в неё до предела! Замер. Соня изо всех сил стиснула челюсти. Пыталась мысленно унять, готовые превратиться в экстаз, спазмы.

Она расслабилась там и начала потихоньку выталкивать его из себя, как учил он ее оттягивать финал. И пожалела. Бутоны оргазма не успели распуститься, но ощущения стали в два раза острее. Была бы это такая ролевая забава, она бы уже кричала и извивалась от наслаждения. Но, увы, это была не игра. Это было настоящее подчинение. Так берет свою самку животное, чтобы она на инстинктивном уровне уяснила, кому принадлежит.

Макс начал двигаться в ней, сначала медленно, как бы устраиваясь поудобнее, потом толчки его стали агрессивнее. Он собрал Сонины волосы на затылке и потянул на себя. На удивление, не грубо, а даже можно сказать, ласково что ли, словно маньяк, оценивающий качество и ценность трофея…