Коммуналка 2: Близкие люди (СИ) - Лесина Екатерина. Страница 21

— Хозяин? Скорее паразит, — Эвелина облизала сухие губы.

Она не будет бояться.

Не будет.

Отец засмеялся.

— Вот как заговорила, да? Это все старуха виновата. Внушила тебе ненависть к родному отцу… ай, как нехорошо… а я ведь и обидеться могу. Что тогда?

— На обиженных воду возят, — пришла в голову присказка Парфеновны. — Доносить я не стану. И ему сказала.

— Сказала? Вот и умничка… и правильно…

Он шагнул к Эвелине.

— Доверять больше будет… а чем больше тебе доверяют…

— Руки, — она отступила, хотя отступать в этой комнатке было некуда. Мелькнула мысль, что стоит позвать на помощь, но Эвелина ее отвергла. Во-первых, должность свою папочка сохранил, да и всегда-то он отличался немалою злопамятностью, и как знать, чем помощь эта потом обернется. Во-вторых… она должна справиться сама.

С ним.

— Тю, какие мы гордые… как на сцене задницей крутить, так можно, а папочку обнять… ничего, скоро все изменится, — он и вправду руки убрал, правда, лишь затем, чтобы сунуть их в карман. — Видишь штучку?

Серый кривоватый камень с дыркой, такой, на который и глядеть-то неприятно.

— От твоего деда достался… хороший был мужик. Толковый… а знаешь, в чем фокус?

Камень одновременно вызывал отвращение и манил.

Его хотелось выбросить.

И взять в руки.

Прижать к груди, ощутить неровность. Или гладкость?

— Стоит мне подуть, — отец поднес его к губам. — И ты, моя дорогая, сделаешь все, о чем я попрошу…

— Так, значит, в этом причина? — тихо спросила Эвелина, глядя на то, что уничтожило семью.

Вот эта малость?

Серая уродливая вещица, сделанная… кем и когда? И сколько их еще есть? И есть ли?

— А то… дед твой сумел распорядиться своею удачей, и меня выбрал… знал, что для таких тварей, как вы, крепкая рука нужна. Ничего, девонька, увидишь, тебе еще понравится…

Он набрал воздуха в легкие и дунул.

Звук вышел тонким, звенящим. Он ударил по ушам, оглушая, дезориентируя. И Эвелина сделала единственное, что могла: закричала. И крик ее наполнил комнату, переполнил ее.

Зазвенело стекло.

И рассыпался прозрачными льдинками высокий стакан. А следом обвалились витрины. И трещина разломала пополам старинное зеркало.

— Прекрати!

Эвелина прочитала это по губам человека, который сложился пополам, зажимая уши ладонями. Из-под ладоней ползли черные нити крови. И из носа. Из глаз. И надо было замолчать, но она не могла. Как не могла отвести взгляда от серого камня, что валялся под столом.

И только когда руки коснулась теплая детская ладошка, Эвелина очнулась.

— Ты чего орешь? — зевнув, поинтересовалась Розочка. — Машка опять боится.

— И-извини…

— Ты… тварь…

Уродливый человек протянул руку к камню, но стоило коснуться, и тот осыпался серым прахом.

— …ты… поплатишься… — отец поднялся. Он пошатывался и теперь куда больше походил на пьяного. Размазав рукой кровь по лицу, он глянул на Эвелину и показалось, что сейчас ударит. Точно ударит. Но тихий рык двуипостасного заставил его обернуться.

Отшатнуться.

Упасть и подняться.

— Вам стоит уйти, — сказала Калерия, положив ладонь на загривок супруга.

— Вы… вы все тут… еще… заплатите.

Ингвар заворчал и оскалился. Клыки у него были белыми, красивыми. И Эвелине подумалось, что она совсем не против будет, если папочку сожрут. Вот только папочка, наверное, тоже что-то понял. И убрался. Тихо так. Быстро.

Хорошо.

— Плохой человек, — Розочка взяла Эвелину за руку. — Не водись с ним.

Помолчала и добавила.

— Все равно умрет скоро.

— Я…

— Рак у него. Последняя стадия… такое уже не лечат. Люди точно не лечат. А дивы не возьмут.

— Почему?

— Я ж говорю. Плохой человек, — Розочка широко зевнула. — А ты спать ложись.

Ниночка глядела в окно.

Не спалось. Вот бывает же такое… она повертела колечко на пальце и вздохнула.

Вот ведь… скажи кому, что сама себе покупала — засмеют. Или пожалеют? Тут еще не известно, что хуже. Ниночка терпеть не могла, когда ее жалели. Но и без кольца как-то про жениха говорить… поверят, конечно. Или нет?

Спрашивать станут… а что ей отвечать? Что у Гришки в кармане вошь на аркане? Да и та маменькина.

Не обрадовалась.

Гришенька-то мальчик хороший, после того, как заявление подали, пожелал Ниночку с семьею познакомить. И ведь отказать-то не вышло. Да и не пыталась Ниночка. Надо же было глянуть, с кем дело иметь придется.

Ох, не обрадовалась… небось, отговаривать станет. Но ничего, Гришенька парень упертый. Сколько его сама Ниночка гоняла, так нет, уходить уходил, однако возвращался. И тут устоит. А нет… не судьба?

Душно-то как.

Окна Ниночка еще на той неделе заклеила, по теплоте, хорошо зная, что раствор крахмальный именно по теплу хорошо берется, а на сквозняке он толком не схватится и обсыпаться потом станет мелкою крошкой, не говоря уже о том, что толку от такой поклейки никакого.

Тесно.

Вот как сюда мужика привести? Комнатенка крохотная, едва-едва кровать со шкафом влезли. И стол, конечно. Прежде-то он Ниночке не надобен был, но вот как учеба началась…

…экзамены через месяц, сперва по теории, а там и практика. Но Ниночке ее в лаборатории зачесть обещались. Еще и рекомендацию справят, если, конечно, она и дальше будет работать, как работает.

А ей что?

Ей нравится. То ли ведьминская натура свое взяла, то ли просто дело пришлось по душе. Это вам не в буфете стоять, точность надобна, аккуратность…

…еще годик и тогда уж, с дипломом, и ходатайство Ниночка подаст на вступление в Ковен. Тетушка поможет, тут и думать нечего.

И про партию подумать следует, но тут сложно… тетушка, конечно, предупреждала, но вот прежде предупреждения эти казались глупостью несусветной. Не собиралась Ниночка в партию. Теперь поди ж ты… нет, представление ей сделают, но…

Она вздохнула и от вздоха этого на темном стекле образовалось круглое влажное пятно. Ниночка ткнула пальцем.

У Гершева супруга в парткоме сидит и не упустит случая поквитаться. Конечно, обвинение в аморалке не выставит, его доказывать придется, но вот в моральной неустойчивости точно упрекнет. И не она одна…

Через комсомол, что ли, попробовать?

Сперва, конечно, на добровольных основах, кандидатом. Оно, конечно, дольше выйдет, пару лет промурыжат, да и не факт, что получится. А времени сожрут изрядно.

Но…

Если замуж.

И крепкая семья. Супруг с положительною характеристикой, а у такого, как Гришка, иной быть не может, тогда, глядишь, чего-то и получится. Ковен опять же…

От мыслей этих, прежде Ниночке несвойственных, отчаянно захотелось на воздух. И она бы толкнула окно, да… заклеено. Намертво, что раствором крахмальным, что словом ведьмовским, который этот раствор крепче цемента делает.

Ниночка вскочила.

Выбежала из комнаты, из квартиры, громко хлопнув напоследок дверью. И от хлопка этого, показалось, что стекла задрожали.

Или не от хлопка, но от звука, тонкого, пронзительного, ударившего по ушам… Ниночка скатилась вниз, толкнула обеими руками тугую подъездную дверь и уже там, снаружи, опомнилась, что вышла-то, как была, в домашнем. И на ногах тапочки.

А зябко.

И дышится свободно, и воздух этот холодный успокаивает найчудеснейшим образом. Так она и стояла, дыша сквозь сцепленные зубы.

— Девушка, — тихий этот голос разрушил то блаженное состояние, когда внутри ни мыслей, ни желаний, ничего, кроме пустоты. — Девушка, а вы не из большой квартиры будете? Случайно?

— Случайно, — Ниночка поежилась.

А холодно.

И снег пошел. Вот ведь. Небо ясное, ни облачка, а снег пошел. Пляшут белые пушинки в воздухе, тают, так земли и не коснувшись. А ведь до зимы еще месяц.

— Девушка…

Мужчина был из тех, кто поневоле привлекает к себе внимание, и вовсе не какой-то выдающейся внешностью. Скорее уж наоборот, именно внешность у него была самая обыкновенная, невыразительная. А вот пальто хорошее, шерстяное, шитое в приличном ателье, если вовсе не у частного портного, попасть к которому можно исключительно по рекомендации.