Подземная Москва - Алексеев Глеб Васильевич. Страница 2

– Что вы говорите? – вскрикнул молодой человек, бешено срываясь с диванчика.

– Я хочу только сказать, что до сих пор неизвестен год смерти отца Московского Кремля, что неизвестно, где его могила…

– Вот то, для чего я из Италии… впрочем, постойте… Я убежден, что имя… имя зодчего связано с библиотекой… Найдя ее, мы вскроем наконец эту тайну… Вы понимаете теперь, Павел Петрович, какое огромное дело возникает из нашего скромного желания? Проклятые концессионеры, о которых я вам вчера говорил, не должны об этом знать… В конце концов, не только Фредерико Главич, но вся Европа заинтересована в тайнах Московского подземного Кремля. Вы понимаете?

– Я понимаю,-с твердостью отвечал старик,-у наших детей есть лозунг, которого, к сожалению, никогда не было у нас с вами: "Всегда готов!". Я также готов поднять два пальца: "Всегда готов!".

– Итак, руку!

– Вот моя рука!

Они встали оба и с некоторой торжественностью пожали друг другу руки. В тот же момент за стеной послышался скрип отодвигаемого стула, кто-то простонал, словно неосмотрительному человеку наступили на мозоль. Молодой человек громко рассмеялся.

– Как хотите,- сказал он, опять набивая в кармане трубку одним движением большого пальца,- мне решительно не нравится этот княжий флюс по соседству. Но – к делу! Итак, какими совершенно точными историческими данными о существовании подземной Москвы вы располагаете? Тогда археолог начал свой рассказ.

Глава вторая

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ПОДЗЕМНАЯ МОСКВА!

– Итак, существует ли подземная Москва?

Не колеблясь, он продолжал с уверенною простотой фанатика:

– На каждом шагу мы попираем подземную Москву, этот зачарованный подземный мир, такой далекий от надземной прозы, с ее откровенной погоней за рублем. Если бы внезапно Москву,- по-японски,- встряхнуло землетрясение,- мы с вами, провалившись в тартарары, обязательно угодили бы в лабиринт хитро сплетенных ходов, тайников и пещер. Когда мы отправимся туда, вы воочию увидите, что "по вся дни" пребывает в ней. Но вам сейчас нужны теоретические доказательства существования подземной Москвы, не правда ли?

Тут прежде всего мы должны остановиться на важном вопросе древности Москвы вообще… Как древна наша красная столица? Летописцы насчитывают ей едва восемь веков, а что такое восемь веков с точки зрения археолога? Восемь человеческих лет, не более…

Но сейчас уже никто не отстаивает столь юный возраст Москвы. Даже Н. А. Шамин, оглядываясь на маститого Забелина, отодвигает его еще до призвания Рюриковичей, насчитывая, таким образом, Москве тринадцать веков. А сам Забелин уходил в историческую тьму гораздо дальше своих последователей. Он насчитывал Москве веков пятнадцать, то есть лет двадцать пять,- возраст, так сказать, предельный для замужества… Забелину казалось, что еще в те далекие времена, когда "Арго" Язона носил на своей кипарисовой палубе каменные якоря, он, Язон, поплыл после бурного романа с мцхетской Медеей не к себе, в Милет, а на Волгу, на Оку до Москвы, и отдыхал у забелинской "кремлевской береговой горы". По Забелину, это было за пять веков до нашего летоисчисления, а по Иловайскому – даже за семь. Когда бы то ни было, с совершенной достоверностью можно сказать, что Язон действительно побывал на Москве-реке. Здесь он менял свои милетские лекифы и светильные лампочки с нескромными барельефами на носильные шкуры, костяные шилья, пряслицы и гарпуны того самого типа, что недавно были обнаружены при раскопке Боровского кургана под Москвой. Вряд ли столь примитивные вещи были необходимы ему для повседневного употребления!.. Как видится, уже тогда существовал вкус к археологии…

Итак, Язон на московской кремлевской горе встретил аборигенов каменного века. Большой знаток столь отдаленных от нас времен покойный профессор Д. Н. Анучин утверждал, что каменный век тянулся в Москве до второго-первого столетия до нашей эры… Но молодой археолог Брюсов на "Заячьей Горке" и в Костромской губернии нашел железный шлак, насчитывающий будто бы лет на пятьсот больше забелинского Язона, а анучинских троглодитов-даже на целое тысячелетие…

На тысячу лет старше или моложе был кремлевский троглодит- в конечном счете это не играет особенной роли. Важно утверждение ученых, что он действительно жил на месте теперешней Москвы и оставил после себя наглядные следы. По рекам Пехорке, Клязьме, Уче, у сел Капорки, Болшева, Краскова, того самого, где теперь отдыхают москвичи на дачах, он оставил дюнные стоянки, густо усеянные отбросами его быта. Кремлевский троглодит также отдыхал и поправлялся здесь на даче, принимая солнечные ванны в жару и поеживаясь под шатрами из шкур в ветреную погоду…

Но на этих подмосковных пляжах было рискованно оставаться на зиму даже троглодиту. Куда же он уходил на зиму? Вот вопрос, на который так затруднялись до сих пор дать ответ русские археологи! Вот та пята, куда они наиболее уязвимы!

Несомненно, что троглодит уходил на зиму в теплые и сухие пещеры Московского Кремля. Идеальной почвой для пещерного жителя был лессово-ледниковый нанос эолового или водного происхождения. Впрочем, по этому вопросу наши ученые еще не столковались. Профессор Анучин писал, что "лессовидные отложения были найдены под валунными наносами кое-где и под Москвой". Отсюда ясно, что и забелинскую "кремлевскую гору" подстилает вот этот самый лесс, а это значит, что московскому троглодиту было где разгуляться и пройтись в узких, но сухих, запутанных, обнимающих большое пространство пещерах под Москвой…

Сохранились ли эти пещеры до нашего времени?

Полагаю, что и на этот вопрос следует ответить решительным "да", но с маленькой оговоркой,- не под всей Москвой. В наилучшей сохранности остался подземный лабиринт в районе Боровицкой и Водовзводной башен… Зато в районе дворцов и кремлевской стены подземные ходы уничтожены глубокими фундаментами, а также подземными тайниками царей и князей церкви, нужных им для того, чтобы прятать свои сокровища, как это сделал Иван Грозный со своей библиотекой, и чтобы иметь удобные пути для бегства на случай народного бунта…

Глава третья

ПРИЧУДЫ "ЗОЛОТОГО ОСЛА"

Но тут я должен отвлечься и рассказать о событиях, происходивших а начале текущего года на западном берегу Адриатического моря, в Рагузе – в той самой замечательной республике, которая ухитрилась просуществовать 1800 лет, вплоть до Наполеона и адмирала Синявина. Я должен объявить Прямо: рагузянская республика никакого отношения к моему рассказу не имеет, но Фредерико Главич имел неосторожность как раз именно там родиться. Это был человек лет шестидесяти пяти; по Атлантическому океану плавало восемь пароходов, на кузовах которых кованым серебром было выписано его имя; в мировую войну он заработал миллиарда два на селитре, поставляя ее одинаково и в Германию и во Францию; его живот висел, как мешок с золотом, а синеватая, густого жира, рука крепко держала банки не только Адриатического побережья. Жизнь этого человека истекала сплошным "днем отдыха". По утрам он завтракал целым петухом, газеты ежедневно обзывали его далматинским Морганом, у него была великолепная любовница-блондинка с вымоченными в водороде волосами, и разве только славы, настоящей европейской славы, от которой пахло бы уютом собственной яхты и банковским концерном на всю Среднюю Европу, недоставало этому "золотому ослу", как называли его под шумок в портовых далматинских кабачках.

Впрочем, если газеты менее трех раз в день упоминали его имя,- Главич плевал в стакан кофе. Кончено! Аппетит был испорчен! Но если бы дело ограничивалось только испорченным аппетитом… В тот же день летели телеграммы в Лондон, и фрахт шести пароходов, отходивших из Кардифа, начинал колебаться так, словно пароходы трепало где-нибудь у Азорских островов мертвой зыбью; на чилийских фабриках начиналась очередная паника по случаю снижения заработной платы, и невзыскательные краснокожие, одев мокасины, клялись, что они объявят наконец забастовку, а по Далмации поднималась цена на соль: нередко кроме банков у "золотых ослов" есть тяга к предметам первой необходимости.