Апостол Смерти (СИ) - Щербинина Юлия Владимировна. Страница 25

— Знаешь, что, Игорь? Я больше не буду надеяться на кого-то и вымаливать свой покой. И не буду, как ты, сидеть, сложа руки. В любой ситуации, в которую я попаду, я буду действовать, даже если это сделает меня мальчиком на побегушках. Это лучше, чем «ничто» и, возможно, перспективно. Если ты не согласен со мной и будешь дальше уговаривать быть пустым местом, — наши с тобой дороги расходятся.

Игорь был задет очередным косвенным обвинением его в трусости, хорошо было заметно и упрямое убеждение в собственной правоте. Проживший до и после смерти дольше меня, он считал, что знает всё лучше, а вот с тем, что «новенький салага» учит его правильному существованию, мириться не желал.

Я не собирался спорить. После общения с таким «сородичем», одиночество уже не так страшило меня, как ещё сегодня утром, и без какой-то боязни и объяснений я собрался уходить.

— Никита! — окликнул меня Игорь. — Если… если этот парень выживет…

— Выживет.

— Он проведёт в больнице всяко не одну неделю. Приходить к нему тебе нет никакого смысла, искать другого проводника — тоже. Пока тебя видит один, тебя не увидит больше никто другой… — Игорь запнулся, подбирая слова, и кинулся догонять меня. — Ты такой же одинокий, как и я! Нам нужно держаться вместе! Ты слышишь меня? Кроме меня у тебя никого нет! Куда ты собрался идти?!

Без всякого удовольствия я понял, что он прав, и из груди вырвался тяжёлый вздох.

Глава 8 «Мальчик для битья»

Хоть и был вполне готов к вечному угнетению, долго находиться рядом с Игорем я не мог.

Компании пропащей родственной души с такой же загадочной судьбой он радовался от силы полчаса. За это время я успел узнать, что смерть настигла его в возрасте тридцати двух лет, причём не так уж и давно, и последние недели он был лишён всякого общения, так как его проводник улетел в отпуск. Вот в принципе и всё. На вопрос о том, что заставило Игоря соорудить из собственного галстука петлю, он угрюмо отмахнулся и ушёл в себя.

Большую часть времени я гулял по улицам, со скуки ездил во все отдалённые районы города, слушал бессмысленную болтовню своих попутчиков, думал о жизни и смерти и, если везло, полностью отключал разум, как в первые часы моего выхода из ячейки колумбария. Эти минуты помогали мне сохранить самообладание и контроль над уставшим рассудком перед лицом бесконечности.

Периодически, но не так часто, как хотелось бы, мне удавалось уснуть в одной из спален нашего с Игорем временного пристанища и даже видеть какие-то сны. Не те реальные видения, что изводили меня в квартире Леры, а вполне себе безобидные нелогичные и незапоминающиеся картинки искажённого прошлого и абстрактного будущего. Просыпаясь поутру или в разгар ночи — как тут сориентируешься, когда квартира круглые сутки залита солнечными лучами — я чувствовал лёгкий душевный подъём, словно бы несколько быстротечных часов побыл живым человеком.

Пару раз ездил в городскую больницу и торчал на посту, в надежде узнать о своём проводнике.

В первый свой визит со слов то зевающих, то хихикающих медсестёр, помимо всех подробностей личной жизни их коллег и знакомых, я узнал, что интересующий меня пациент родился в рубашке, пережив остановку сердца под колёсами машины. Однако больше всего медсестричек интересовало не феноменальное везение пациента, а то, что он всего день как выписался из психоневрологического диспансера, и вот снова попал на больничную койку. Построение гипотез о его психическом состоянии им представлялось весьма забавным и занимательным.

Среди этих кудахтающих куриц нашлась всего одна единственная, что заступилась за парня, но тут же оказалась оклёвана и высмеяна со всех сторон. С тех пор молодая медсестра принималась за писанину или уходила работать сразу, как только заводилась излюбленная тема, и, конечно, это только добавляло веселья соседкам по больничному курятнику.

Приехав во второй раз, я узнал, что Хеллсинга выписывают через пару дней, и стал готовиться к встрече. Она должна состояться в спокойной обстановке, без погони, травм и воя сирен.

В день выписки я поджидал его на остановке, но попадаться на глаза пока не стал. Дабы не выделяться среди по-летнему одетых людей, снял куртку, сунул свитер в рукав, оставшись в футболке, ушёл на заднюю площадку автобуса, уселся спиной к Хеллсингу и изредка проверял его наличие на своём месте. Всю дорогу он просидел в одной позе и безразлично осматривал позеленевшие карликовые деревца и переполненные народом турбазы.

Северную природу уже захватил солнечный июль, снег полностью сошёл, лишь иногда в тундрах или на вершинах отдалённых гор мерцали грязно-серые пятна. Пакет с больничными вещами — интересно, кто соизволил привезти ему тапки да полотенца? — валялся под ногами Хеллсинга, а скомканная куртка, в которой его доставила в больницу скорая, лежала на коленях. Одетый не по погоде в чёрные вещи, парень обливался по́том, сильно отросшие волосы утратили вызывающую черноту, липли к лицу и шее, и вообще выглядел он не ахти.

Все пассажиры в этот летний день находились в приподнятом настроении, смеялись, болтали друг с другом и по телефонам, в автобусе стояла прямо-таки предпраздничная атмосфера. Один Хеллсинг источал уныние. Вид у него был растерзанный, как будто только что он прорвался через осаду во время побега из психушки, лицо истощилось и посерело, под потухшими глазами темнели уродливые полукружья.

Я мог догадываться о причинах его подавленности. Судя по истории болезни, которую я подглядел через плечо лечащего врача, амнезией он не страдал, значит, должен помнить обстоятельства несчастного случая, а соответственно и меня. Должно быть, понимает, что я вновь приду к нему, и почему-то очень страшится этой встречи. Что ж, придётся быть предельно осторожным, чтобы он снова не попал в неприятности.

На автовокзале мне удалось выскочить незамеченным из автобуса и слиться с толпой. С перекинутой через плечо курткой шёл чуть торопливой походкой и аккуратно обгонял размеренно шагающих людей.

Я научился избегать случайное слияние, пока готовился к этой встрече. Пришлось периодически тренироваться прошмыгивать мимо людей, постепенно увеличивая скорость шага, и не допускать даже мимолётного прикосновения. Мой план состоял в том, чтобы поймать Хеллсинга на безопасной территории у его дома и тем самым избежать возможной погони и неприятных казусов.

Проводник ничего не подозревал. Плёлся далеко за мной, уткнувшись взглядом под ноги, и сверкал на палящем солнце чёрной одеждой. Этим он был виден издалека. Вопреки моим опасениям, Хеллсинг не пытался отыскать меня. Наверное, даже не подозревает, что я знал точную дату его выписки и пришёл к больнице за пару часов до его освобождения. Так, на всякий случай.

Чтобы добраться до его дома, нужно было перейти дорогу и сесть на автобус местного маршрута. Вместе с другими пешеходами я перешёл на зелёный свет светофора, увидел приближающийся пазик и поддал газу. Хеллсинг остался стоять на красном, но в том и состояла моя задумка. Я должен был прийти к его дому раньше него.

У подъезда гостинки я прождал довольно долго. То ли автобус где-то потерялся, то ли Хеллсинг решил пройтись пешком или вовсе не собирался сейчас идти домой. Однако не успел я начать волноваться, как знакомая фигура замаячила на горизонте.

Он шугливо переминался у пешеходного перехода и ждал, пока перед ним остановятся все машины и уже начнут нетерпеливо сигналить. Его замешательство было вполне понятно. Всего в нескольких метрах отсюда чуть меньше месяца назад он и попал под машину.

Я набрал полные лёгкие неощутимого мной, но наверняка тёплого воздуха, выдохнул и прислонился к бетонной стене.

— Ну, с богом!

Как только дорога осталась позади, Хеллсинг перестал вертеть головой едва ли не на триста шестьдесят градусов и опять повесил нос, приблизился к подъезду и прошёл мимо меня. Я звучно прокашлялся.

Парень остановился на третьей ступеньке и воровато оглянулся. Мы смотрели друг на друга до тех пор, пока я не потерял терпение, и всё же спокойно проговорил: