Анархия разума (СИ) - Бриз Евгений. Страница 14

Я поправил сбившуюся пижаму и вкратце рассказал ему обо всем, что увидел.

— Значит, Глен получил приглашение в некий круиз, — доктор Орехов задумчиво заходил по процедурной. — Это объясняет наличие воды в вашем последнем стереосне. Нам стоит действовать аккуратно.

— Что вы думаете по поводу рассказа «Санаторий»? — спросил я. — По-вашему, о чем он?

Орехов пожал плечами. Очевидно, этот вопрос интересовал его куда меньше прочих.

— Бог его знает.

— А мог ли Глен…ну, как-нибудь заглянуть в мое сознание?

Доктор усмехнулся и покачал головой:

— Такое невозможно в принципе. Сплит-погружения имеют исключительно одностороннюю связь.

— Понятно.

И все же, мне было любопытно. Жаль, не получилось наткнуться на распечатки этого рассказа или на его аннотацию. Возможно, во время круиза мне удастся поймать нужный момент.

— Возвращайтесь в палату, Георгий Аркадьевич, — посоветовал доктор. — Я пришлю к вам Аллу, она запишет всю собранную вами информацию.

После обеда меня приехала навестить внучка Даша. В этот раз одна, без своего дубоголового ухажера-боксера, чему я несказанно обрадовался. Я старался никогда не вмешиваться в личные дела своих детей и внуков, но порой не мог усидеть на месте, не дав пару ценных советов с высоты прожитых восьми десятков лет, вместивших в себя шесть браков и еще порядка дюжины интрижек разной степени. Будь их меньше, думаю, мои потомки прислушивались бы ко мне куда чаще. Но тут уж ничего не поделаешь. Далеко не всем женщинам, на которых я женился или с которыми заводил романы, приходился по вкусу мой писательский образ жизни. Хотя до росписи им казалось, что с этим проблем не будет. Даю пари, все они втайне мечтали переделать меня, перекроить как плюшевого Кена на свой лад. Но к их несчастью, я был сшит не из того материала.

— Привет, дед, — Даша поцеловала меня в щеку по-деловому сухо, что было на нее похоже. Наверное, только боксеров она умела целовать со всей скрытой страстью.

— Привет, мелкая, — я не церемонился ни с ней, ни с ее полутора метрами на подошве высоких кроссовок. — Последнее время лишь ты меня и навещаешь. Твой отец там хоть живой?

— Да. Как обычно пропадает все выходные на стадионах. У тебя что нового?

— Скоро узнаю, как именно я умер в прошлой жизни.

Даша скривила свое симпатичное лицо:

— Вы все тут извращенцы и мазохисты.

— Не все. Я по делу здесь, если помнишь.

— Ах да, твоя очередная наркоманская книга. Ради этого стоит умереть дважды, — она нарочно пыталась меня разозлить. Я это знал, поэтому не поддался на провокацию, а вместо этого включил философа, читающего нотации:

— Вы, молодежь, живете лишь настоящим, а еще чаще — будущим. Забывая, что когда-то было и прошлое. Причем, не чье-то, а ваше собственное.

— Ой, дед, только не начинай.

Уже начал. Но продолжать не стал. В конце концов, испокон веков разные поколения смотрели на мир разными глазами. И превращаться в брюзжащего старикашку я не имел желания.

Когда Даша ушла, я вернулся в палату и, не дожидаясь Аллы, сам записал все увиденное во время последнего сплит-погружения. Послеобеденный сон выдался беспокойным. Меня все не покидали мысли о том рассказе, почему он назывался именно так? Может, просто совпадение?

— Кто ты такой, мать твою? — я уставился на человека в белом халате. Нет, сначала это был размытый мазок белой краски на темно-сером полотне и лишь затем мазок превратился в человека.

— Георгий Аркадьевич, я же просил вас оставить шуточки.

— О чем вы, где я? — я начал экстренно расстегивать ремни на торсе. — Это вы залезаете в мой разум?

— Алла, быстро вколите ему ампулу антисна, — приказал щеголь под докторской личиной.

Я не успел расправиться с ремнями, чтобы воспротивиться уколу. А затем было слишком поздно.

— Вам лучше? — доктор Орехов склонился надо мной. Я лежал в своей палате связанный по рукам и ногам.

— Эй, почему я связан?

— Вы мне скажите. Как вас зовут?

— Георгий Джинин, — я удивленно посмотрел на главврача. — В чем дело? Опять деперсонализация?

Орехов облегченно вздохнул и принялся развязывать меня.

— Что-то произошло во время сплит-погружения, — пояснил он. — Неужели мы оказались в точке смерти Глена?

Я напряг память. В первые секунды она частенько напоминала казанок с винегретом, поэтому я попытался разбить фрагменты воспоминаний на составляющие.

— Нет, он узнал о нашем существовании, — я попытался встать, но голова как свинцовая гиря потянула меня вновь к магниту-подушке.

— Я же объяснял вам, что это невозможно. Даже в теории.

— Значит, ему плевать на ваши теории, — я пошарил на тумбочке в поисках стакана воды. Горло пересохло, будто я вернулся из пустыни Намиб. — Он напрямую спросил, что я делаю в его голове.

— Спросил у кого? — Орехов явно не верил ни одному моему слову. Или не хотел верить.

— Зашел в уборную, уставился в зеркало и спросил. Это не было галлюцинацией, — я залпом опустошил стакан.

— Любопытно, — только и сказал главврач.

Я думал, стоило ли ему говорить про файл, на который я наткнулся в ноутбуке Глена. Решил, что лучше выложить все как есть.

— А знаете, как назывался рассказ, над которым он работал в тот момент, когда мы его посетили? «Стереосон».

Наверное, для Орехова это стало перебором невероятностей за один день. Он решительно покачал головой:

— Думаю, дело не ограничивается одной лишь деперсонализацией.

— Почему вы так рьяно отвергаете мои факты? — я был близок к глубокой обиде.

— Ваши факты? Главный факт в том, что сплит-погружения это путешествия в прошлые жизни, в прошлые тела через стереосны в исключительном качестве наблюдателя, но никак не активного участника. Вы лишь просматриваете кинопленку прошлого глазами вашего предшественника. Не меняете события, не воздействуете на внутренний мир очевидца своими мыслями и переживаниями. Односторонняя связь. Воздействиям может поддаваться только разум сновидца. Что мы и наблюдаем в вашем случае.

— Но как объяснить эти названия, придуманные Гленом? — не унимался я.

— Возможно, имеет место пластовое наложение проекции ваших знаний на мир Глена. Вы знаете, что находитесь в санатории «Стереосон» и совершаете сплит-погружения в свою предыдущую жизнь, чтобы написать книгу о возможной взаимосвязи двух ипостасей одной души. Первые прочные нити нам удалось обнаружить, узнав, что Глен Леонард тоже был писателем. Но все осложняет его ранняя и, надо полагать, весьма неприятная смерть. Она — критическая точка, при приближении к которой ваше сознание испытывает чудовищное давление и подвергается межвременной деформации, в результате которой обе картинки наслаиваются друг на друга.