Учение гордых букашек (СИ) - Стариков Димитрий. Страница 2
— Ты ведь все равно спросишь, пойдем вниз, расскажу про кошачий цветок.
Даскал вышел из комнаты и спустился по дубовой лестнице. В лачуге, где жил Рой, стояло две лавки, стол, и духота, а здесь… Здесь разнообразие всяких тумб и удобные стулья, в центре гостиной стол черного дерева со вделанной мраморной мозаикой, на нем немного почерневшие серебряные кубки и подсвечники мастерской работы. Прошли немного вглубь, и попали в комнатку, где расположился камин. Во все стены прибиты полки с книгами, они разноцветными корешками смотрели на входящих. Два оббитых бархатом кресла уютно приглашали сесть. Как только Рой вступил в комнату, сразу же посмотрел вниз, ноги утопали в ковре и босые пальцы сами начали зарываться в длинный ворс.
— Садись, я заварю листья морозной ягоды. Любишь грушу? — Увидев растерянность гостя, Даскал продолжил. — Тогда попробуешь, у меня остались сушеные с юга.
Старейшина зачерпнул воды из небольшой бочки, и поставил греться к камину, открыл ящик в деревянной тумбе. Сразу по комнате растекся запах ягод и гор, сладкой травы и сушеных груш. Рой устроился в кресле и спросил
— Если чудес так уж не бывает, то как вы меня вылечили?
— Это действие трахикреи, или как я уже говорил кошачьего цветка, — пригубив отвар, принялся рассказывать историю Даскал. — Старинное горное племя открыло цветок. По легендам, сын вождя часто бродил по лесу и сдружился с хищной кошкой. Он часами разговаривал с ней, рассказывал о племени и об отце, хоть животное и ничего не понимало. Но племя постигла беда. Война с другим народом близилась. Мальчик хотел спасти отца. Согласно сказаниям, на цветок ему указала кошка, что предстала в человеческом обличии, когда мальчик в слезах поведал о беде. Он просто растворил трахикрею в воде из ручья, поднес отцу плашку умыться перед битвой. Раствор слабый, особенно в сравнении с этим, — указал Даскал на пустой бутылек, — но от смерти сберег, к ужасу врагов, нанесенная вождю смертельная рана от лица вдоль груди, сама затянулась. С того дня то племя носило изображение цветка на своих знаменах, и хранила тайну много веков.
— Раз цветок делает человека бессмертным, значит, то племя не проиграло ни одной битвы, они предки нынешних королей?
— Вовсе нет, кровь вытекает из ран и падает на землю, со временем они слабеют и могут умереть. Также цветок не вернет отрубленную руку или тем более голову. Но убить воина и вправду тяжело. К тому же цветок, один из множества ингредиентов зелья бессмертия. Одной капли хватит, чтобы человек не состарился никогда.
— Это как волшебство, ну и великим же стал тот парень.
— Да, ты прав, его прославляли многие поколения, тем более, он сменил вождя, когда тот состарился. Но я бы не назвал его великим.
— Он спас отца, и наверняка зелье выиграло множество других битв. Благодаря ему и другие вернулись домой.
— Любовь к отцу и его рвение, заслуживают почитания, но славили его отнюдь не за это. Цветок спасал жизни бойцов его племени, но воины что выжили, проткнули мечами других. Одни вернулись домой, другие нет, он ничего не изменил, просто дал жизнь своим и отобрал у чужих. Он открыл оружие, пусть оно и выглядит, как лекарство.
— И все равно это здорово, я тоже хочу стать воином, и как-нибудь пойду в тот край, и попрошу у кошки еще таких цветов!
— Нет, Рой, не попросишь. Ты веришь в любую чушь, этого я боюсь. Нет никаких говорящих кошек, я ведь уже говорил. А снадобье что я тебе дал, результат не волшебства, а труда многих поколений зельеваров, сложный, мудреный рецепт, действительно редкие травы, каких не найдешь в Инкарии. У меня был единственный бутылек, и не говори что я потратил его зря, что ты ничему не научился после падения и снова помчишься не глядя под ноги за всякими говорящими кошками.
— А зелье бессмертия?
— А если я скажу тебе, что это, — Даскал указал на мутный сосуд с золотистым элем, — даст тебе силы идти сотню дней без остановки, а это, — он перевел палец на глиняную плошку с ягодным вареньем, — родит черные слезы и позволит видеть другой конец земли? Ты мне поверишь?
— Наверное, нет, вы ведь это только что придумали. Хотя про черные слезы я слышал.
— Слышал! Верь только своим глазам, Рой, хотя даже они иногда подводят.
Даскал встал, прошелся по комнате и развернулся к Рою.
— Охотником тебе не быть, ты щуплый, худой, кости тонкие. Не тягаться с нашими силачами. В море тоже не возьмут. Оставайся у меня, чудес не обещаю, но научу, как лечить людей нашими травами.
— Что же, мне всю жизнь придется травы собирать? Я хочу стать воином, а зелья и вы умеете варить. А могли бы вы научить меня читать?
Рой погладил книжный корешок, до которого доставал.
— Конечно, так значит, останешься?
Рой подбежал и обнял Даскала
— С радостью! И все-таки, кажется, не придумывали вы про то племя.
Разные искры
Быстрое счастливое время в деревне превратило маленького мальчика, что затыкал за поясной шнурок самодельную деревянную шпагу в юношу. Рой сделался худой беловолосой тенью старейшины, и хоть не освоил никакого особого ремесла, все же помогал во всем понемногу. Женщины шутили, что если Даскал умрет, никто не заметит подмены. Впрочем, старость белесыми глазами проглядела Даскала, он сам шел по годам, оставляя заметные следы. Селение ширилось, рыба в море становилась крупнее, лодки крепче, а зимы короче, но мелкие неудачи тоже пробивали себе дорогу. Кузнец Бодрик слег, красный от жара, а весенние штормы порвали якорную цепь на Корольке — первом рыболовецком суденышке, постройкой которого руководил Даскал. Ему же пришлось исправлять беду. За деревней, стояла мастерская, сложенная из битого камня с плоской крышей и толстой трубой наверху. В ней недоставало одной стены, отчего она оголялась перед каждым прохожим. Во всю длину стоял каменный стол филигранной работы, ему, конечно же, место в богатом замке, но, как говаривал Бодрик, «Не оскорблять же его фарфоровыми тарелочками» и потому часто ронял молот на эту махину. Над столом висели инструменты, щипцы с ручками разной длинны, молотки и зубила. Два головастых молота облокотились на наковальню, что покоилась на толстенном бревне, вбитом в грунт прямо посреди кузни. Под ногами хрустели остроугольные камни, плотно утрамбованные многолетней ходьбой, под потолком зияли дыры размером с растопыренную ладонь. Напротив стола, у другой стены находилось пламенное сердце мастерской — плавильный горн.
Дело у Даскала спорилось, щепки горели в окружении угля, пыхтящий Рой, всем весом налегал на большие меха. Даскал, вертя железный брусок в руках, раздумчиво произнес:
— Хватит звена на четыре.
Тут же он обернулся на огромного парня, что стоял с двумя свертками, дожидаясь пока на него обратят внимание.
— Люко! Ты вовремя, сможешь нам немного помочь. Рой, угли разошлись?
— Да жар сильный, как пламя огнедышащего дракона из затерянного королевства на юге…
— Мы поняли, поняли, — сказал Даскал. — Люко нам нужно прогреть большой брусок, поработаешь мехами?
Здоровяк согласно пошел и навалился так, что печь засияла изнутри.
— Будто положили маленькое ручное солнце! — сказал Рой.
— Не болтай. Хватай щипцы, и держи заготовку в центре печи, только не урони, иначе сам будешь выколачивать. Ах да!
Даскал развернул сверток и достал плотный фартук. Он весил куда больше, чем казалось с виду, а кожа, толстенная и твердая, была чем-то пропитана. Облачившись, они приступили к работе, Рой сжимал длинные щипцы со всей силы, заготовка постепенно краснела, излучая горячий свет. Как только маленькие огонечки запрыгали по поверхности, Рой с размаху бухнул заготовку на наковальню, отчего в воздух поднялось такое количество искр, что все закрыли лицо рукавами. Даскал долго не ждал, взяв в одну руку молот, другой перехватил щипцы и принялся ковать железо. Равномерными ударами он расплющивал, удлиняя пылающий кусок, потом переворачивал и бил по ребрам, и скоро он обрел форму прута. Даскал перерубил его зубилом, и закруглил в звено ударами об острый конус наковальни. Звенья остыли, их соединили в цепь, и, нагревая концы, сплавили ударами молота.