Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич. Страница 67

А сейчас Рычков просил у меня больше тяглового скота и повозок. Он не испытывал проблем с рабочей силой на рубке соли — были организованы система многосменной работы, нормальное питание, жильё, и каторжники уже не мёрли, как мухи. Сложности были именно в доставке соли к пристаням для дальнейшей транспортировки, ну и в развозе по уездам. Но если со вторым пунктом активное содействие оказывали окольничие, которые взяли на себя организацию системы доставки, то с транспортными средствами была проблема.

Мы рассчитывали получить от племенных заводов значительно количество тяжёлого скота, но для армии, а вот на Соляную палату задела не было — не рассчитали. Но вопрос-то крайне важный, больше соли — больше припасов, больше солёной рыбы, что уже потекла на продажу за границу. Придётся решать, ужмётся армия.

С повозками же было ещё сложнее — Окольничая служба бомбардировала меня требованиями о поставках телег для перевозки грузов, полевых кузниц, кухонь, Лекарский приказ не отставал, желая фуры для раненных, для походных аптек, двуколки для уездных лекарей, даже Мелиссино в Оружейной палате намекал, что ему нужны типовые лафеты [126] и зарядные ящики [127]. Производство экипажей росло, но всё-таки это было кустарное производство — оно и количественно, и качественно не соответствовало нашим растущим потребностям. В общем, пока с повозками дело было плохо.

Вопрос сложный, надо заняться будет. А пока, пусть телеги на месте заказывает, хоть и мало и неудобно ему так. Рычкову и так всё понятно, правильный человек он.

⁂ ⁂ ⁂

Поручик Зыков задумчиво смотрел на сидящего перед ним Григория Строганова. Барон низко опустил голову и мрачно молчал. Иван снова начал писать, продолжая держать уже порядком затянувшуюся паузу. Наконец, закончив, он тихо спросил допрашиваемого:

— А зачем Вам всё это было надо, Григорий Николаевич?

— Да, всё, как всегда, господин поручик! Золота хотелось, власти больше…

— Вот странно, у Вас же было всё, что только можно себе представить. — с грустной усмешкой продолжил беседу Зыков, — Огромное состояние, титул, земли, влияние, место при дворе, внимание Правящих особ… Вы один из немногих, и так вот… Зачем Вы затеяли это дело? Знали же, что против Престола идёте — соль же Императорским приказом продаётся! У Вас самих этой соли — торгуй сколько хочешь! Вам же Рычков такие идеи давал…

— Да что там, его идеи… Так, гроши…

— Гроши… Знали же, что игры с жизнями подданных Правящие особы не прощают! Ведь в Манифесте по делу князя Репнина прямо было сказано, что «бывший Воронежский губернатор наказывается нами не токмо за дела воровские, которые затеял сей проштрафившийся сановник наш во вверенной его заботе губернии, а за небрежение обязанностями своими, этим воровством вызванное»! — по памяти процитировал поручик, — Неужто прошло мимо Вас дело это? Князя же за подобное тому, что Вы учинили, на каторгу отправили!

В Манифесте подробно разъяснялось, что не за одно казнокрадство, а за разворовывание хлебных запасов, так что и местные крестьяне и переселенцы тяжко голодали! За то, что средства на строительство дорог, устройство городов, портов и ярмарок должны были пойти, все, без остатка, в свой карман забрал! За посулы [128], что он с гостей торговых и крестьян требовал! За развал дел в губернии его осудили! И открыто об этом сказано было. Специально так подробно. Главное — дело делать и разумно. А Вы, прямо как Репнин — тот голодом людишек морил, ибо все запасы разворовал разом, а Вы с родичами решили наместничество и четыре губернии без соли оставить. И думали, что никто этого не заметит, да? Зачем всё это?

— Не знаю сам уже, господин поручик. Quod licet Iovi, non licet bovi [129]! Так думал… Репнин-то из Польши после Конфедерации отозван был — недовольна им Императрица была, а мы-то Строгановы!

— Так что же, кузен Ваш, Александр Сергеевич, лишён был имущества и чинов, послушником в Пекинскую миссию отправлен, а Строгановых это не касалось? — удивился Зыков.

— Так он и за почти родственницу Императорской фамилии — Анну Михайловну Воронцову, наказан был, и за заговор графа Панина! Мы-то здесь при чём?

— Вот оно, как Вы всё это дело видите! Похоже, что даже если над Вами небеса разверзнутся, то Вы всё равно ничего не поймёте! — горько засмеялся Иван и снова начал писать. Барон меж тем, помолчав несколько минут, продолжил свои откровения.

— Да понял я всё, понял… Глупость какая! Что-то думалось — всегда же так делали, Варька всё говорила, что крестьяне нынче, как зайцы по осени жирны, и надо их поприжать… И вот не хотелось признать, что времена изменились. Всё оправдания искал себе, всё думал, что я-то не братец Саша, не князь Репнин…

— Что же Вы Варваре Александровне так доверяли? Вы же человек сановный, а женскому уму послушны…

— Баба она злая! Ум у неё купеческий, мужской! Недаром муж её от неё сбежал — дважды ему повезло: и от злой бабы ушёл и от нашей глупости!

— Ну, да, ушёл. И честно признался, что о затее знал, но доносить на жену посчитал невозможным. А Вы вот так не смогли…

— Борис Григорьевич, человек честный и отважный — жадности в нём недостаточно! А я… — глухо проговорил барон.

— А Вы ещё и плохо продумали всю затею Вашу. И губернаторы сразу крик подняли и порученцы Ваши, как один, помчались доносить — они-то всё поняли сразу…

— Эх, грехи мои! — тоскливо взвыл Строганов.

— Ладно, Григорий Николаевич, давайте заканчивать! Мне всё понятно, буду докладывать на суд кабинета и решение Правящих особ.

— Что нам всем, как Репнину, на вечную каторгу? А как же жёны, да дети наши — нищими сиротами останутся?

— Ну… — криво усмехнулся поручик, — За волю Престола отвечать не буду, но сам-то вижу, что княгиня Шаховская суть главная виновница воровства Строгановского — ей и достанется больше всего. Вам же, прочим участникам, положено будет после каторги на поселение ехать. А здесь — вы все люди образованные, нестарые, хватка купеческая какая-никакая есть — устроитесь заново, дай бог!

— Что в крестьяне идти?

— Что претит Вам такая перспектива?

— Отнюдь! Всё в воле Божией! Просто думаю о будущем.

— Тогда, что Вам судьба барона Розена, который стал за новые заслуги капитаном Ратовым, не нравится? Так он уже второй орден заслужил, да, глядишь, чукчей умиротворит и в генералы выйдет!

— А что, у меня может получиться?

— Ну, генералом стать, как вижу, не Ваша стезя, вот чиновником или купцом, отчего бы Вам не стать? Что помешает? До последней копейки Вас не разденут, образование, ум, опыт не отнимут. Так что всё в Ваших руках. Генерал Довбыш так говорит: «Служи верно России, а она тебя в беде не бросит!».

— Спасибо, господин поручик на добром слове!

— Не за что! Ступайте, Григорий Николаевич!

⁂ ⁂ ⁂

Закатывалось солнце торгово-промышленной империи Строгановых. Результаты следствия давали понять, что шансов остаться в стороне у них нет. Все три ветви семьи участвовали в преступлении. Конечно, это был не заговор против престола, а банальная попытка нажиться на мне и людях, но, по-моему, это, как сказал или скажет кто-то: «Это хуже, чем преступление, это ошибка!».

Конечно, Довбыш раскопает всё — почти половина Строгановских приказчиков и управляющих правильно поняли всё и сами прибежали с доносами, а остальные сейчас азартно каялись перед следствием, да и среди самих Строгановых стойкости не наблюдалось, так что я спокойно ожидал, когда их баснословное состояние перейдёт в собственность государства.

Конечно, решение такого уровня будет принимать Кабинет, но в нём можно быть уверенным. Я буду только утверждать приговор, и у меня в голове уже было небольшое уточнение этого вердикта — виновные отправятся на каторжные работы по добыче соли. Труд здесь был очень тяжёлый — соляная пыль разъедала кожу, забивала лёгкие. Надо было ещё раз показать, что расхищение казны, которое несёт опасность для людей, будет караться очень жёстко.