Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис. Страница 76

Жанна в удивлении взглянула на него, пораженная до того, что это отразилось у нее на лице.

– Ты, значит, знаешь о нем больше, нежели я, государь? – спросила она; и сердце ее быстро забилось.

– Думаю, что так, – отвечал Старец. – Верь слову моему, дорогое дитя, я i;e желаю ему зла. Напротив, – задумчиво прибавил он. – Я желаю ему меньше зла, чем он сам себе желает. Я всей душой желаю ему добра. А тебе, девочка моя, которую я полюбил глубоко, разумно – тебе, моя Золотая Роза, Луна Халифа, мой стройный стебелек, моя виноградная лоза, мой священный сосуд, источник безграничных наслаждений – тебе превыше всего желаю, после трудов твоих, успокоения, бодрости и душевного мира. Ну, и мне кажется, что я, наконец, добьюсь их для тебя. Поезжай же, если я тебя прошу, и возьми с собой твоего сына Фулька, чтобы отец мог на него взглянуть, благословить его и, если найдет нужным, по обычаям своей страны, обеспечить его. Когда же ты из уст его узнаешь то, что, я уверен, он сообщит тебе, вернись ко мне, моя Отрада, моя Радость, и отдохни у меня на груди!

Жанна вздохнула, зашевелила пальцами на коленях и прошептала:

– Если так надо непременно, господин мой…

– Ну да, понятно, непременно надо! – круто оборвал ее Старец.

Он отослал ее обратно в гарем, поцеловал в уста, и позвал к себе Коджу и Богадена, сына Фальми из Бальсоры. Этим двум восторженным ассассинам он дал самые тщательные указания, так что ошибиться было невозможно. Золотая Роза с подобающей свитой отправилась с ними до Марселя. Оттуда она должна была ехать в Пампелуну и остановиться при дворе короля наваррского, который, как и отец его, всегда любил арабов. Там она должна была жить, покуда не придет к ней один из ассассинов (оставшийся в живых) сказать, что они разыскали короля Ричарда и что он желает ее видеть. Тогда она поедет к нему в сопровождении визиря, главаря евнухов и Матери Цветов, а поступать будет как сама заблагорассудит.

Вскоре после того, как были отданы эти распоряжения, галера отошла от мраморной набережной Тортозы И благополучно поплыла по синим волнам. Жанна, ее сын Фульк Анжуйский и прочие вышеназванные лица Находились все в большом зеленом шатре па корме. Но Жанна и видом не видала, слыхом не слыхивала, что вместе с ней едут Коджа-ибн-Гассан, ибн Альнук и Богаден, сын Фальми из Бальсоры.

Глава XVI

ШАЛЮЗ

Когда король Ричард сказал, даже без подтвердительной клятвы, что повесит Адемара Лиможского и графа де Сен-Поля, все, слышавшие это, поверили его словам. Первый поверил аббат Мило. Говоря иносказательно, вы можете себе представить, как он воздевал руки к небу, когда писал:

«Повесить рыцарей, таких высоких саном и положением, было бы, конечно, позорным деянием для короля-христианина. Не потому, чтобы виновный не был достоин наказания, или наказуюший был недостаточно важное лицо – это Богу одному известно! Но верная политика должна указывать мудрые средства. И она учит. Ведь есть другие пути для покарания мятежника – палить все у него в замке, убивать его людей на стенах, наконец, пырнуть ножом, якобы приняв его за простого смертного. Но вешать его, право, значит внушить еще не повешанным, как и они должны поступать с его людьми. Есть ведь и другие способы убить собаку, кроме того, чтобы пичкать ее маслом до удушенья! То же должно сказать про лордов и других лиц, возмущавшихся против своих королей. В данном, особом, случае, король Ричард думал только о том, чтобы следовать по стопам своего великого отца. Он так напоминал его тогда! То, что он сделал под конец, было совершенно не похоже на все, что ни делал этот государь когда-либо, насколько мне приходилось слышать. И, вспоминая об этом, я проливаю слезы, кровавые слезы. В то время он имел именно такие намерения, находясь в самом разгаре своего Да».

Ричард сказал свое Да! на решение повесить Сен-Поля и лиможда к собрать такое войско, которое должно неизбежно раздавить Шалюз, будь он хоть в двадцать раз сильнее. Но на самозаклание Жанны на Ливане он сказал Нет! И с этой целью все собирал свою рать, чтобы повергнуть в трепет всех южных государей, которые допустили это. В челе войска, в середине и в тылу у Ричарда числилось до пятнадцати тысяч человек. Передовым отрядом предводительствовал де Бар; там были английские лучники и нормандские рыцари. В середине стал он сам, собрав под свое знамя все вооруженные силы Анжу, Пуату и Турени. Тыл взял на свою ответственность граф Лейчестер, наместник Ричарда в Аквитании. Как только гарнизон Шалюзы издали завидел целый лес копий на северных высотах, огромные машины, выступавшие высоко над горизонтом, длинную линию свиты, рыцарские значки и знамена, английского дракона, анжуйских леопардов и одинокого нормандского льва – самые разумные из защитников замка горой стали за необходимость намедленно сдаться.

– Да это целая империя идет на нас! – воскликнул Адемар Лиможский. – Ну, разве я не был прав, когда говорил, что знаю короля Ричарда?

– Награбленная империя воришки! – возразил Сен~ Поль. – Честность на нашей стороне. До последнего издыхания я стану сражаться за мою государыню, даму Беранжеру, славу двух государств!

– Чудесно сказано, – возразил Адемар. – Ну, а я сражаюсь не за эту прекрасную особу, а за золотой стол с золотыми куклами вокруг.

Так точно рассуждал и сам Ашар, владелец Шалю-за, с горьким раскаянием поглядывая на его ветхие стены.

Над ровной лужайкой, покрытой травой, округло возвышается зеленая, пышная грудь двух холмов. На каждом из них стоит башня, а между ними ютится церковь и село Шалюз в виде извилистой улицы. Стена и пруд замыкают эту деревушку и соединяют обе башни. Как и предвидел Ричард, самое легкое дело было – врезаться между холмами и разъединить, а затем и взять обе башни, каждую в отдельности. Адемар думал так же. И это не особенно его утешало, покуда в нем не зародилась мысль самому принять начальство над одной башней, а другую предоставить Сен-Полю. Таким образом, он мог действовать самостоятельно, то есть вовсе бездействовать в виду соединенных сил Англии и Анжу.

Сен-Поль, видите ли, шел на бой из-за жизни Ричарда, а Адемар – из-за золотого стола: большая разница! Адемар успешно произвел разобщение башен; но вделал вид, что собирается оказать врагу сопротивление: он расставил людей на стенах и распустил знамена.

Король Ричард тихонько делал свое дело, как и всегда, когда действительно стоял лицом к лицу с войной. Для него война не была ни игрушкой, ни возбуждающим средством, а чистым искусством: он никогда не разъярялся. Целую неделю он довольствовался тем, что изучал город со всех сторон; и ни одна телега припасов не могла попасть в Шалюз, ни один перебежчик не мог выйти из него. Затем, когда все было исполнено согласно его желанию, он двинул вперед свои машины, прикатил башни, задал работу землекопам – словом, повел осаду в надлежащем виде и против слабейших мест, Успех был превосходный. В сущности, осажденные даже не пытались защищаться. Обе башни-крепости на холмах были разъединены; Шалюз очутился в его власти.

Ричард предал гарнизон мечу, а деревню – огню. Виконт Адемар и его люди сдались. Ричард завладел кладом (оказалось, что Кесарь был без головы) и сдержал свое слово относительно его открывателей: он повесил виконта и владельца Шалюза в виду другой башни,

– Ах ты, негодяй бездушный! – бранился Сен-Поль сквозь зубы. – Меня-то тебе не вздернуть.

Но, оглянувшись на дюжину своих отощавших людей, он подумал, что если Ричард и не повесит его, то придется самому повеситься. Мало того: ему пришло в голову, что между его приспешниками найдется, пожалуй, один или два таких, которые готовы избавить его от такого труда. Впрочем, граф был человек себе на уме: он смеялся на предложение сдаться до тех пор, покуда у него еще оставалась хоть одна несъеденная лошадь, хоть один лучник, хоть одна стрела. Что же касается огня, то он считал, что этим его не проймешь. А между тем, почем знать? Со дня на день могли подойти подкрепления с юга. Не кинет же его королева, своего героя, на съедение псам! Неужели принц Джон не поспешит завладеть королевством? Неужели король Филипп не постарается покарать своего мятежного вассала?