Агент тьмы (ЛП) - Риверс Алекс. Страница 52

Я подумывала предложить своему гостю сырое мясо крысы, затем решила, что не стоит.

— Кто ты?

— Меня зовут Огмиос.

— О, — имя заставило мой отупевший разум сосредоточиться. Огмиос. Король. Враг.

— Чего ты хочешь? — я привалилась обратно к стене.

— Увидеть тебя.

Я прочистила горло.

— Ну, здесь это сложновато. Тут темно, и кое-какие мои посетители уже мёртвы. Но если ты зажжёшь факел, то сможешь меня увидеть.

— Уже сломалась? — спросил он почти про себя. — Спустя всего два месяца?

«Два месяца». Я изо всех сил ухватилась за эту крупицу информации. Знание, как долго я здесь пробыла, ещё сильнее прояснило мой разум. Это всё равно что долго дрейфовать в бездне, а потом увидеть тонкую черту горизонта и сориентироваться.

— Ты здесь для того, чтобы убить меня? — глухо спросила я. — Казнить меня за мои преступления?

— Возможно. Я ещё не решил. Но искушение определённо... существует.

Было в этом что-то. В том, как он это сказал. Прежняя Кассандра сумела бы это уловить, но нынешняя Кассандра погрузилась в тени.

— Я опасна, — прошипела я из своего угла. — Владычица Ужаса. Вот кто я. Я угроза твоей жизни.

Он издал слабый смешок, от которого моя кровь застыла — горькая, лишённая веселья усмешка.

— Сомневаюсь, что в данный момент ты представляешь угрозу для кого-либо. И убить тебя сейчас — это слишком рано. Я хочу, чтобы твоя смерть произвела эффект.

Пора подразнить зверя.

— Скажи мне, Король, — прокаркала я. — Я твой величайший позор?

— Молчать! — взревел он.

«Бинго».

— Кем она была? — спросила я. — Моя мать? Я слышала её крики, заточённые в Камне. Как ты с ней познакомился? Она тебя соблазнила?

Его кулак врезался в мой череп сбоку. Удар оглушил меня, голова пошла кругом. «Родословная ужаса». И я, её наследница.

— Безумная грязнокровка, — с отвращением сказал король. — Я намереваюсь вскоре покончить с тобой. Публичная казнь вас обоих сокрушит любые остатки оппозиции.

«Вас обоих. Вас обоих. Вас обоих». Мой пульс участился, сердце бешено застучало, когда в груди вспыхнула искра надежды.

Роан жив.

Я закрыла глаза, заменяя тьму тьмой. Надежда тлела в моём сердце как пламя свечи, и король изменил позу.

— Я это чувствую, знаешь ли, — рявкнул он, и его голос окрасился яростью. — Твои эмоции сочатся из тебя как вода из треснувшей вазы. Отвратительный выродок. Ужасная ошибка. Я скажу тебе, где твой развратник-любовник. Есть ещё одна камера, очень похожая на эту. И он сидит там в темноте, прикованный железом к стене, окружённый железом. И я тебе обещаю одно. От каких бы ужасов ты ни страдала, его ужасы хуже.

Я позволила своему разуму оледенеть, отказываясь поддаваться ярости.

Король слегка выдохнул.

Я дрожала, пытаясь собраться. И всё же присутствие прежней Кассандры тлело на поверхности моего разума, шепча и сохраняя контроль. Говоря мне то, что мне нужно знать.

Она говорила, что женщины приводили этого фейри в ужас. «Почему?» Для мужчин вроде него женщины — это жестокая прихоть природы, дикие существа, которых нужно обуздать. Я видела это в его сознании — яблоневый сад, фрукт, висящий на ветке, красный и искушающий, пока его кожица не почернела и не сгнила у меня на глазах. Он боялся собственных желаний, не позволял себе слишком наслаждаться. Наслаждение означало отпустить контроль, поддаться примитивным желаниям, поддаться зверю. Он не просто ненавидел женщин. Он ненавидел себя.

В данный момент он наслаждался своим контролем над женщиной-пикси, но наслаждение означало необходимость сдерживаться. Слишком много наслаждения значит, что он спустит себя с поводка, поддастся удовольствию. И ничто не вызовет у него большего стыда.

Давайте-ка посмотрим, что случится, когда он ощутит настоящий кайф... Я заполнила свой разум образами того, как Абеллио пытал меня, как Роан истекал кровью, пока они полосовали его железными лезвиями. Того, как мы оба сгораем насмерть перед толпой фейри. Я слишком долго стояла на грани безумия, и ужас едва не ошеломил меня, но я отчаянно держалась. А король испустил восторженный вздох удовольствия, почти стон.

А потом я мгновенно взяла под контроль свои мысли, позволив льду стиснуть мои эмоции в застывшей реке. Ледяное господство над собой. И я улыбнулась в темноте. Эту ситуацию контролировала я.

— Наслаждаетесь, Ваше Величество? Я лишила вас удовольствия?

Он зарычал, бросился на меня, схватив за горло и крепко сжав, пока не взял себя в руки. С отвращением оттолкнув меня, он резко встал. На мгновение я испытала удовлетворение, когда он забыл про низкий потолок и шмякнулся макушкой о камень. Затем он ушёл, захлопнув за собой дверь.

Я слегка улыбнулась, водя пальцем по своей шее. Король вернул мне контроль.

***

Подстёгиваемая знанием, что Роан жив, и я по-прежнему могу найти его, я каждый момент бодрствования царапала ту дырку в стене. Я не знала, как долго продлится этот период ясности ума, но мне нужно было им воспользоваться. Перьевая ручка уже изнашивалась. Когда однажды я ощутила внезапный хруст, моё сердце пропустило удар. Я наконец-то сломала её, уничтожив ту небольшую надежду, что у меня оставалась. Я вытащила её и ощупала наконечник.

Он не был сломан.

Я сунула палец в дырку в стене и пощупала. Ничего не преграждало путь. Я проковыряла глубокую дырку через стену.

Я принялась расширять её, снова и снова крутя ручкой в стене. Чем шире, тем лучше. Чтобы мой план сработал, мне нужно, чтобы дырка была как можно шире. И мне нужно сделать это быстро. С таким же успехом охранники могли заметить с другой стороны это отверстие. Они переведут меня в другую камеру, и придётся начинать сначала.

Я не могла этого допустить.

«Царап-царап». Пыль падала со стены по мере того, как дырка расширялась. «Царап-царап-царап». Темно в моей камере, темно снаружи. Но за этой дыркой находился коридор. А это означало надежду. «Царап-царап».

А потом я услышала это. Шаги. Охранники идут. И впервые за два с лишним месяца я увидела нечто почти невероятное.

Проблеск света, очень далёкого, но всё равно поразительного для моих глаз. Я едва не завизжала от восторга.

Пламя факела заливало коридор тёплым свечением, слабым и отдалённым, но всё равно ослепительным как солнце. Цвета радовали мои глаза — милый, божественный свет. Стены окрасились розово-оранжевыми оттенками, которые плясали по камню.

Свет означал отражение. Свет означал бегство.

Мои губы изогнулись в улыбке, и я быстро поднесла серебристую ручку к дырке, позволяя мягкому свету факелов отразиться от неё.

И моё сердце сжалось.

Всё блестящее покрытие содралось с ручки. За дни (недели?) использования её для царапанья стен поверхность притупилась и помялась, отчего ручка превратилась в тёмную бесформенную палочку. Мне хотелось заплакать, мой разум вот-вот готов был сломаться по-настоящему.

— Давай сегодня пропустим её камеру, — сказал один из охранников. — Я хочу пойти домой. Моей жене нездоровится.

— Мы пропустили её вчера, — напомнил другой охранник. — Мы же не хотим, чтобы она умерла от голода.

— Ладно, — пробурчал первый.

Свет в дырочке мгновенно пропал, когда они погасили факелы. Я с неверием уставилась на бесполезную дырку. Дверь открылась, и я услышала царапанье глиняной миски по полу. Затем дверь закрылась.

Мгновение спустя оранжевый свет факелов снова хлынул в дырку. Он начал отдаляться.

— Сколько лет твоей жене?

— Сто тринадцать.

— Растлитель малолетних!

Свет начал меркнуть. Внезапно запаниковав, я бросилась к миске, впервые увидев её очертания. Она была сделана из грубой глины. Никаких отражений.

Я наклонила миску так, чтобы свет из дырки упал на воду; мои руки дрожали от отчаяния. Драгоценные капельки пролились на пол. «Ну же... ну же...»