Год гнева Господня (СИ) - Шатай Георгий. Страница 31

Слова Томаса прервал запыхавшийся вестовой — молодой валлиец, почти подросток — вбежавший в таверну и затараторивший с порога:

— Сир Эмери приказал всем лучникам срочно собираться на кораблях! Ее Высочество принцесса Джоанна пожелала отплыть в Бордо как можно скорее.

Фрагмент 15

***

Черные крысиные глазки смотрели на нее с вызовом, словно насмехаясь. «Какая странная», подумала Ариана. «Никогда не видела серых крыс». В Кастаньеде, как и везде, крыс была уйма, но все они были черные — и намного меньше этой.

Внимательно изучив Ариану, крыса неторопливо прошествовала вдоль стенки, всем своим видом выражая недовольство. Затем, презрительно вильнув толстым лысым хвостом, скрылась в темной дыре сточного желоба. Ариана снова осталась одна.

«Мама, мамочка, где же ты, почему ты не приехала!?»

Тюремная камера была низенькой и тесной. Два узких горизонтальных проема в стене под потолком едва пропускали слабый утренний свет. Стены из потемневшего песчаника, холодные и шершавые, местами покрытые белесыми пятнами плесени, сочились подвальной сыростью. Из сточного желоба тянуло удушливым запахом гнили и нечистот.

Ариана сидела на горке из несвежей соломы, обхватив колени руками, так, чтобы не касаться спиной холодной стены. Ей до сих пор не хотелось верить в реальность происходящего. «Откуда вообще взялся этот мерзкий старикашка?!» Ариана вспомнила вчерашнего скобянщика, приведшего стражников и внезапно, ни с того ни с сего, закричавшего «Биафора!», указывая пальцем на нее. Стражники переглянулись, спросили скобянщика: «Уверен?» Тот закивал головой, выкрикивая: «Она! Она! Я сам видел!» Ачегорри и Шибале, друзья Жанте, с выпученными глазами выскочили из притвора и принялись наскакивать на торговца: «Да ты ополоумел, старик! Она только что потеряла жениха! Это мерзавец Арро его зарезал или дружки его! При чем тут она?!»

Скобянщик, злобно сверля Ариану красными глазками, упрямо мотал головой. «Биафора!», снова выкрикнул он. Стражники пожали плечами и взяли Ариану за руки, без особого, впрочем, рвения. Один из них, пожилой полноватый горожанин с мокрым от пота усатым лицом, утешительно произнес: «Не волнуйся, дочка, прево разберется. Всякое случается».

Шибале попытался было вырвать Ариану из рук стражников, на что молодой сержант лишь разозлился и выхватил бракемар из-за пояса: «Только попробуй, каготская морда — и отправишься вслед за нею!»

«Куда вы ее ведете?» удерживая Шибале рукой, спросил Ачегорри.

«К прево, в тюрьму Сент-Элуа», ответил пожилой стражник. «Да не волнуйтесь вы так, завтра с утра придет прево и во всем разберется».

«Подождите немного, сейчас должны подъехать ее родители, давайте дождемся их», попытался уговорить стражников Шибале.

«И что это изменит?» пожал плечами молодой сержант. «Человек сказал «Биафора», кивнул он в сторону скобянщика. «Значит, дело начато. Родители пусть подъезжают завтра, когда будет прево. Кстати, где нож?».

Шибале с пожилым стражником развернулись и пошли искать орудие убийства. Вскоре они вернулись, разводя руками. Видимо, кто-то уже успел приделать ноги дорогому предмету.

«Каготка могла спрятать нож под платьем», неожиданно подал голос скобянщик. «Нужно обыскать ее!»

Ариана вздрогнула и отшатнулась.

«Уж не ты ли собрался ее обыскивать?» с ухмылкой спросил торговца молодой сержант. «Не беспокойся, дядя, обыщут, кому положено».

«Тогда я пойду?» В голосе скобянщика явно проскользнула досада.

«Куда «пойду»? Ты что, порядка не знаешь? Пойдешь с нами, проведем инскрипцио, потом делай, что хочешь».

«Что еще за инскрипцио?» насторожился скобянщик.

«Секретарь суда все тебе объяснит. Пошли уже».

Стражники повели Ариану мимо огородов, мимо кладбища перед церковью Сен-Мишель. Это были кварталы бедняков. Здесь не встретишь каменных устау, таких как в центре, в Ля-Руссели и у рыночной площади. Гнилыми зубами нищего щерились на Ариану неровные ряды одноэтажных саманных домишек, иногда с фахверковыми стенами, по недавней фламандской моде. На углу улицы Потаскух их сменили деревянные хибары, покосившиеся сараи и пристройки, крытые почерневшей соломой или дешевой черепицей. За ними начинались мастерские дубильщиков. Чем ближе к Соляному подъему, тем нестерпимее становилась вонь, издаваемая гниющей в канавах мездрой. Заметив развалившуюся на дощатом настиле свинью, молодой сержант что-то крикнул ее хозяйке про штраф и конфискацию, на что та с недовольным видом принялась сгонять скотину с мостовой. Затем стражники повернули налево и двинулись вдоль старой крепостной стены, облепленной неказистыми домишками. Здесь уже было почище и не так смердило, несмотря на валявшиеся повсюду кучи мусора и полусгнившие трупики черных крыс.

Наконец, они дошли до выцветшего здания мэрии, нелепо прилепившегося к фасаду старой крепостной стены. Посередине здания проходила приземистая арка, ведущая к центру города. Над аркой возвышалась звонница с городским колоколом, а слева — распахнула створки резных ворот церковь Сент-Элуа.* За все время пути Ариана не проронила ни слова, как будто происходящее и не касалось ее вовсе. Лишь оказавшись в каменном подвале, в одиночестве и глухой тишине, она беззвучно разрыдалась. «Это какой-то глупый сон! Этого не могло случиться со мной! Не должно было… Это не моя жизнь, не моя!»

[*Св. Элигия]

Дверь распахнулась, и в камеру вошел пожилой усатый стражник, тот, что успокаивал Ариану на площади перед церковью. Бросив на каменный пол ворох соломы, он утешающим голосом произнес: «Ты уж прости, дочка, но придется тебе эту ночь здесь коротать, в подвале. Завтра освободится хорошая камера, тогда и переведем тебя. Только она подороже будет. У нас для негорожан порядок такой: два денье в сутки за место. Если нужен будет матрац и одеяло — еще два денье в сутки. Хлеб и вода — за счет города, но если захочешь еду получше — сторгуемся. Судя по платью, ты ведь не из бедных, да?»

Ариана ничего не ответила, продолжая смотреть прямо перед собой, в пустоту. Усатый стражник пожал плечами, вздохнул и тихо вышел, заперев дверь на засов.

Вскоре наверху, на башнях мэрии, протрубили сигнал «гасите огни». Усатый стражник принес еду: похлебку из фасоли и ломоть ячменного хлеба. Ужин так и остался стоять нетронутым — пока не пришла серая крыса. Ариана равнодушно смотрела, как самоуверенный грызун деловито шерудил в похлебке острой усатой мордочкой. Затем крыса ушла, и звенящее одиночество снова сдавило плечи.

Странно, но страха не было. Была лишь тоска и тяжесть внутри. И усталость, от которой ломило кости. Свернувшись калачиком на подопрелой соломе, Ариана закрыла глаза и почти тут же уснула.

Проснулась она оттого, что кто-то щекотал ее щеку чем-то шероховато-холодным. Ариана открыла глаза и тут же отпрянула. Это была та самая серая крыса, что вчера вечером поедала ее похлебку. Крыса смерила Ариану надменным взглядом, фыркнула и с достоинством уползла по своим делам.

На улице постепенно светало. В каменный подвал все сильнее проникали звуки пробуждавшегося города. Где-то за стеной неразборчиво бубнили голоса — видимо, других арестантов. Ариана придирчиво осмотрела свое свадебное платье. После лежания на несвежей соломе синее котарди стало похожим на сморщенную кожу старухи. Ариана попыталась разгладить ткань руками, но тщетно: она упорно собиралась в складки. Ариана едва не расплакалась от досады и бессилия. Странно, но помятое платье огорчило ее сильнее, чем бессмысленный арест по оговору спятившего старикашки.

За дверью послышались голоса, один сердитый, другой — как будто оправдывающийся. Щелкнул засов, массивная деревянная дверь со скрежетом отворилась, и в камеру Арианы вошли двое. Один из них был уже знакомый ей усатый стражник, другой — опрятно одетый мужчина средних лет. Судя по изысканной прическе и роскошным манжетам, это и был тот самый городской прево. Не королевский прево, что сидит в замке Ломбриер, а другой, тот, что из мэрии. Кажется, горожане звали его мессир Ростеги.