Татарский удар - Идиатуллин Шамиль. Страница 10

— Так вот, — продолжил глава разведывательного ведомства, — по нашей информации, национальные республики настроены весьма решительно даже при нынешнем безнадежном для них раскладе. Что же будет, если они получат сигнал о готовности цивилизованного мира однозначно поддержать стремление к свободе народа, которому грозит угнетение?

— И что же будет? — поинтересовался президент.

— Будет возрождение, сэр, — отрапортовал Кларк и широко улыбнулся, и без того неширокие глазки совсем спрятались за толстыми складками.

— Вы уверены? — спросил Бьюкенен, давно не обманывающийся лучезарными манерами толстяка, известного среди уцелевших коллег как крокодил в шкуре бегемота.

— Когда имеешь дело с этой страной, сэр, быть уверенным не приходится. Но наши данные практически однозначно демонстрируют напряжение, готовое привести российское общество к расколу. Большинство в лице верховной власти и относительно моноэтнических русских регионов стремится форсировать федеральную реформу. Ему противостоит абсолютное, однако весьма влиятельное и дееспособное меньшинство в лице национальных республик. Тон в этой группе задает Татарстан, который — с оговорками — пользуется поддержкой Башкирии, Ингушетии и Якутии. Правда, пока они не готовы подписаться под наиболее радикальными требованиями Татарстана. Но наша поддержка сможет, я думаю, придать им уверенности.

— А к чему сводится этот радикализм?

— На очевидном уровне — только к настойчивому стремлению сохранить статус-кво. Но власти республики понимают, что не смогут остаться анклавом старого образца в сердце модернизированной России…

— Почему в сердце? Насколько я помню, Татарстан — это Азия, юго-восточная граница России, ближе к Монголии.

— Никак нет, сэр. Татарстан — это Европа. Республика с населением в четыре миллиона человек. Примерно семьсот миль от Москвы, на Волге. Столица Казань.

— Казань? — обрадовался Бьюкенен. — Правильно, Казань. А республика иначе называется Казанстан.

Кларк заметно заколебался, соображая, спорить ли с президентом по столь пустяковому поводу. В разговор вмешался Майер:

— Господин президент, рискну предположить, что нас с вами ввело в заблуждение сходство названий «Казань» и «Казахстан». Казань — столица республики в составе России, в самом ее сердце, как верно заметил коллега Кларк. Казахстан — бывшая республика в составе СССР, юг Урала, на географическом стыке Европы и Азии.

— Ценю ваше благородство, Джереми, но оставьте мои ошибки мне. Покажите, где ваш Татарстан, — президент поднялся из кресла, обогнул стол, возле которого стоял огромный глобус.

Сунув руки в карманы, он секунд пятнадцать с удовольствием наблюдал, как четверо, пожалуй, лучших в мире макрополитика и стратега наперегонки тычут пальцами в синего червяка Волги, разыскивая ловко спрятавшуюся в ее изгибах Казань (Россию, надо отдать должное, они нашли практически мгновенно).

Бьюкенен мысленно поставил на Кларка и тут же проиграл себе двадцатку. Первым оказался промолчавший все совещание глава Минбезопасности Юджин Браун, торжественно воскликнувший: «Здесь!» — придавив срезанным под самый корень ногтем крохотную точку, на которую неожиданно для себя обратила столь пристальное внимание единственная оставшаяся в наличии сверхдержава.

— Спасибо, Юджин. Надеюсь, вверенные вам силы всегда столь же точны и быстры, — чинно сказал президент и улыбнулся, призывая Брауна не обижаться на шутку. Затем подошел к глобусу и внимательно принялся рассматривать Казань и ее окрестности. Наконец, оторвавшись, сказал: — Да, от Монголии далеко. Или я путаю, и татары шли на Европу не из Монголии?

Собеседники президента переглянулись. Хогарт с запинкой заявил:

— Ну, Чингисхан точно был монгол…

— Видимо, переселились, — Кларк задумался. — В конце концов, мы, англосаксы, сейчас еще дальше от исторической родины.

— Фил, спасибо за прием в дружную саксонскую семью, — впервые улыбнулся Майер.

Кларк отвесил поклон.

Президент вернулся в кресло:

— Итак, Фил, вы действительно считаете, что эта крохотулька в состоянии пойти против Москвы?

— Почему нет, сэр? Во-первых, эта крохотулька ведет свою линию с начала девяностых. Как правило, вразрез с линией Москвы. И в основном довольно успешно. Во-вторых, Чечня, — он для убедительности показал на глобусе, причем безошибочно, — еще меньше. И, в отличие от Чечни, мусульманский Татарстан считает себя цивилизованным европейским государством, четко сориентированным на Запад и пытающимся отстаивать ценности, характерные для близкого нам образа жизни. Татарстан ждет понимания и помощи от нас. Особенно ценно, что такого рода сигналы исходят не столько даже от властей республики, сколько от общественности… Должен заметить, господин президент, что последние недели в России кипят страсти вокруг дискуссии, начатой средствами массовой информации Татарстана. Особый резонанс получила статья, опубликованная в солидном политологическом журнале. Ее автор прямо обращается к НАТО и США с требованием ввести миротворческие силы — собственные или под флагом ООН, — чтобы защитить Татарстан и другие тяготеющие к построению подлинной демократии регионы России от имперских амбиций Москвы.

— Да, я читал Washington Times, — сказал президент. — Впрочем, Post я тоже читал.

— Post, как обычно, смешала зерна и плевела, — неожиданно сурово отрезал Кларк. — Парень, съездивший в Россию от Washington Times, допустил по молодости пару проколов. Но в целом оценил ситуацию совершенно правильно. Мои ребята на днях встретились с ним… в библиотеке Конгресса… — Кларк ухмыльнулся. — Парень изучал историю религий, Post его все-таки здорово зацепила. Так вот, он рассказал о том, что осталось за рамками статьи, — об атмосфере. О настроениях людей. Об их надеждах. Его оценки полностью совпадают с наблюдениями наших агентов и мнением наших экспертов по России, в первую очередь специально изучавших Татарстан. Например, Холлингсуорка. Сэр, вы его должны помнить. — Президент кивнул.

— Тот же Холлингсуорк, сэр, буквально на днях получил достоверную информацию о настрое татарской элиты. В том числе и руководства республики. Настрой самый серьезный и категоричный — татары готовы к решительному бою за свою свободу. Говоря «бой», я имею в виду буквальное значение слова. При этом экономическая и политическая изоляция России, обеспечить которую не составит особого труда, гарантирует минимизацию возможного насилия и его локализацию в пределах европейской ее части.

— Гм?

— Сэр, мы до сих пор субсидируем Россию — по сути, платим ей из своего кармана, позволяя играть на внешних рынках по устраивающим русских правилам. Необходимость установления собственных правил давно перезрела. Особенно с учетом названных мною обстоятельств. Наше бездействие дает русским ресурсы, из которых финансируются все их реформы. В том числе, крайне нежелательные для нас. Я больше скажу: наше попустительское отношение к российской активности просто позволяет этой стране выжить. Хотя мы можем перекрыть кислород и позволять Москве дышать лишь тогда, когда нам и только нам захочется.

— Гм!

— Господин президент, — торжественно завершил директор ЦРУ, — Татарстан, а с ним все угнетенные народы России рассчитывают на нашу помощь. Реализация «Духовного возрождения», которая может начаться при минимальной поддержке и затратах с нашей стороны, позволит нам навсегда покончить с русской угрозой. В любом ее виде.

Звенящая пауза длилась пару секунд. Затем ее разбил ненавидящий патетику Майер.

— Как минимум, — добавил он, — будет покончено с идеей Евразийского альянса. С развалом внутрироссийского единства от участия в проекте дистанцируются даже страны СНГ, не говоря уже о менее традиционных партнерах России. Определяющей в этом вопросе является политика, но не следует забывать, что именно в Казани выпускаются упоминавшиеся стратегические бомбардировщики Ту-160. Что еще существенней, именно в Татарстане, в горном массиве Сарытау, достраивается ключевой объект ПРО, призванный защитить от ракетного нападения индустриальные Поволжье и Приуралье. В случае скандального разрыва Москве придется искать другие варианты выполнения своей космической программы, поддержки боеспособности дальней авиации. Очевидно, эти варианты будут гораздо более дорогими. А значит, реализация амбициозных программ оттянется на неопределенный срок, если не будет свернута вообще… Впрочем, по нашим прогнозам, гораздо более вероятен исход, о котором с англосаксонской прямотой сказал Фил: Россия поступательно превратится в кучку слабо связанных между собой недогосударств, полностью управляемых мировым сообществом.