Игра контрастов (СИ) - Рей Полина. Страница 33
Аня замолчала, тоже глядя на траву перед собой. Так интересно наблюдать за золотистым лучиком, что скользит по травинкам. Невозможно заметить это скольжение, если увлечён чем-то помимо наблюдения. Людям вообще не свойственно обращать внимание на подобное, они слишком торопятся жить, слишком хотят всё успеть. А знают ли они, что трава становится ярко-оранжевой, когда сквозь неё просвечивают солнечные лучи? Если ты умеешь считать про себя и ни на что не обращаешь внимания в этот момент - ты знаешь.
- Я до сих пор не умею справляться со своими воспоминаниями о том, что случилось со мной, когда мне было одиннадцать, - вдруг заговорила Аня, так и продолжая следить за лучиком. – Хотя, все думают, что умею. Наверное, это неправильно. Если беспокоишься прежде всего о том, чтобы остальным было хорошо. Остальным, но не тебе.
- Я до сих пор помню его запах, - она скривилась и передёрнула плечами. – Отвратительный запах перегара и пота. Иногда он окутывает меня, словно я чувствую его снова. Я до сих пор помню тяжесть его тела. Огромной туши, которая прижимала меня к матрасу… Знаешь, я тогда не могла дышать от ужаса и страха. Словно вокруг меня образовался вакуум, и в этом вакууме был ещё и он…
Аня сделала глубокий вдох, только сейчас понимая, что она с такой силой вцепилась в края скамейки, что почти не чувствует пальцев. Но вот что странно: ей хотелось делиться всем этим с Максом, словно каждое слово вело её к долгожданной свободе. Болезненно отдавалось в душе каждым шагом, но неизменно вело.
- Я до сих пор до оттенков помню ту боль, что испытала… Безумная боль, поселившаяся, как мне казалось, в каждом уголке моего тела. По сей день я просыпаюсь ночью оттого, что вновь ощущаю её. Никто об этом не знает. Это моя вынужденная тайна, которая меня душит. Душит и душит.
Аня снова замолчала, теперь вперемежку с облегчением начиная испытывать ещё и отчаяние. Она так надеялась, что Макс ей ответит, хотя бы даст знать, что он слушает, что он не встанет через десять минут и не уйдёт, так и не повернувшись к ней, не подарив ей взгляда или его улыбки, которую она так любила. Как же ей хотелось, чтобы он понял. Это было очень эгоистичное желание, ведь она пришла сюда ради него. Для него. А получается, что вывалила на него всю свою неприглядную правду.
- Но если я думала тогда, что это был ад, я жестоко ошибалась. Ад начался потом. Для меня, ребёнка, ставшего взрослым с первым прикосновением этого урода, которого я ненавижу, начался настоящий персональный ад. Мне не хотелось жить. Я заставляла себя улыбаться матери, заставляла себя есть, заставляла себя рассказывать всё психологам, сочувствующим, бог весть кому ещё. Уже зная, что мне ничего не поможет. Зная, что я сама должна буду со всем этим справиться. И уже тогда я понимала, что это конец моей жизни. Я буду просто существовать, живя в двух разных измерениях: фальшивом мире, где я была иногда весёлой и беззаботной, и в том аду, что стал гораздо реальнее моего прошлого. Там осталась маленькая Аня, и я знала, что больше она никогда не вернётся. И никто. Никогда. Не мог. Мне помочь. Только я сама.
Аня вздрогнула, чувствуя, как сердце её пропустило удар, чтобы после забиться с новой силой. Макс невесомо прикоснулся пальцами к её ладони, и когда она инстинктивно обхватила его руку, ощутила в ответ пожатие.
- Так я думала ровно до тех пор, пока в моей жизни не появился один человек. Рядом с ним я ощущала себя нужной ему. Словно я стала для него кем-то необходимым, а может, мне просто хотелось в это верить. С ним мне вдруг стало не страшно. Не страшно попробовать снова, не страшно довериться. И я видела, насколько и он открывается мне в ответ. Пусть не сразу, постепенно, но открывается. Если бы я знала тогда, насколько хрупким будет этот наш с ним мир…
- Ты бы отказалась от него? Если бы знала это?
- Нет. Нет, конечно. Отказаться от того, чем живёшь и дышишь, что вновь возвратило тебя к жизни, разве это возможно?
- Иногда потеря становится смертельной. Знаешь, когда ты понимаешь, что потерял что-то бесценное, - это как маленькая смерть. Теряешь раз - выживаешь. Второй раз – снова выживаешь, правда, с трудом. Теряешь в третий раз и всё… Дальше нет никакого желания…
- Знаю. Знаю, конечно. Но когда рядом есть те, кто за тебя борется, достаточно просто позволить им помочь. Да, будет очень трудно. Ещё пройдёшь столько шагов назад, прежде чем сможешь сделать один единственный шаг вперёд. Но в итоге у тебя получится. У тебя самого.
- Что тебе помогло рядом с тем человеком, помимо взаимного доверия?
- Любовь. Я ощущала, что он меня любит, что я ему нужна.
- Да. Он любил тебя. Очень сильно.
- Любил?
- И любит. Просто ему сейчас очень тяжело.
- Я тоже его люблю. И хочу разделить с ним то, что так сильно его угнетает, и отчего он выглядит словно совсем другой человек.
Аня смотрела сейчас на профиль Макса, испытывая ощущение, что она шагает по хрупкому льду. И за каждый свой неверный шаг она могла заплатить непомерную цену. Она сама знала, как хочется закрыться, когда делишься чем-то сокровенным. В один момент вдруг приходит понимание, что гораздо проще ничего и никому не говорить и снова вернуться в свой уродливо-болезненный мир. Но вот беда: тогда шанс вновь покинуть его будет совсем призрачным. И когда Макс повернул голову и посмотрел прямо в её глаза, она поняла, что это была её маленькая победа.
- Ты рассказывала мне всё это, и я чувствовал всё до чёрточки. Понимаешь, о чём я?
Она понимала. Наверное, знала это с того самого момента, когда злясь влетела к себе в квартиру и швырнула шлем. Как будто почувствовала где-то внутри себя, что именно происходит. Просто сейчас это стало осязаемым, чтобы они с Максом могли преодолеть это вместе и пойти дальше.
- Понимаю.
- Я себя ненавижу за это. И его ненавижу. Если бы мог, убил бы собственными руками. Не знал, что одержимость может перерасти в ненависть.
- Это не помогло бы. Я думала об этом, представляла тысячу раз, как медленно убиваю. Даже слышала его предсмертные хрипы, но после понимала, что это не поможет. Не будет способно стереть воспоминания, которые живут внутри и будут жить там всегда. Ничего уже нельзя изменить в прошлом. Но всегда можно изменить в настоящем и будущем.
- Если есть желание.
- А его нет?
- Теперь не знаю. Полчаса назад не было.
- Никогда не стоит быть категоричным в том, что касается твоих чувств, твоих желаний и твоей жизни. Особенно если всё это тесно переплетается с жизнями и судьбами тех, кто рядом с тобой.
- Ты будешь рядом? Знаешь же, что будет сложно.
- Буду. И знаю. Но, похоже, у меня по-другому и не бывает. Да я и не хочу по-другому.
Аня кривовато улыбнулась, отводя взгляд, потому что больше не боялась. Её ладонь покоилась в руке Макса, и он не отпускал. Напротив, сжимал ещё сильнее. Аня больше не боялась потерять Макса, потому что знала, что не потеряет. Что он снова подарит ей взгляд, в котором будет слабым огоньком светиться надежда. И она посмотрит в ответ, делясь с ним своей уверенностью, которая родилась в ней, когда она встретила парня, показавшего ей, какими красивыми бывают закаты.
А пока они просто смотрели на то, как исчезающее за горизонтом солнце раскрашивает разными оттенками травинки. Люди не знают, как из золотистых лучи превращаются в медовые, а потом – в оранжевые.
Когда ты только что обрёл возможность дышать – ты это знаешь…
Эпилог
Соня с нескончаемым интересом смотрела на то, как маленький кленовый лист с ярко-красными прожилками застрял в паутине и теперь трепыхался на ветру. Он не мог обрести свободу, хотя Соне казалось, что листик пытается изо всех сил сбежать прочь. Чтобы ветерок унёс его далеко-далеко отсюда. В кухне вполголоса переговаривались взрослые, словно хотели сохранить какую-то тайну. Глупые. Даже если бы они говорили громко, Соня бы ни на что не променяла своё занятие. Очень надо ей слушать, кто какую машину купил или как там дела у кого на работе. Гораздо интереснее смотреть на то, как маленький паучок прибежал к пленнику-листику и теперь не знает, что с ним делать.