Все друзья делают это (СИ) - Ручей Наталья. Страница 17

В какой-то момент я поняла, что боюсь того, что мы сблизимся. Ужасно хочу, но боюсь. Может, потому, что изначально готовилась к скорому расставанию, а я понятия не имела, как расстаются. Может, потому, что, пусть и редко, но как-то странно и как-то слишком знаково мы пересекались с ним. И тем самым меня пугала сама Судьба?

Не знаю.

Но в какой-то момент я заметила, что всегда, когда мы с Филиппом встречаемся, точнее за пару секунд до этой встречи, меня охватывает жар, а щеки буквально пылают. Осень ли это, зима или лето. Без разницы. Я проверила все времена года.

И в тот момент, когда я поняла, что это было за чувство, Судьба решила, что давала достаточно шансов и решила меня проверить.

Во-первых, Филипп ожидаемо закончил наш универ. Во-вторых, устроился на перспективную работу с заграничными командировками и в городе появлялся довольно редко. В-третьих, у него, по неохотным слухам доверенных лиц, появилась постоянная и хорошая девушка. Ну а в четвертых, пока я разбиралась со страхами, гордостью и опасениями, он вообще уехал из города.

По работе. Без девушки. Но меня это не радовало: меня ведь с ним тоже не было рядом, а я очень хотела. И еще потому, что я поняла, что не увлечена им, не влюблена, а люблю.

И вот, спустя два года он возвращается в город.

А я, спустя два года, появляюсь в доме его родителей.

И целуюсь с Никитой у него на глазах.

Н-да…

Справедливости ради — приятное, хотя и сильно запутанное начало для тех, кто хочет во всем разобраться.

Глава № 12

Не желая запутываться еще больше, я приняла душ, переоделась в платье, которое поначалу думала приберечь для завтрашнего пикника, обула босоножки на высоченной шпильке и вышла из комнаты в поисках Никиты. По моим подсчетам, полчаса разлуки ему должно было хватить, чтобы меня простить.

По крайней мере, раньше всегда хватало.

Было забавно, если мы ссорились, находясь на одной территории — например, у него в доме или у меня. Тогда и уйти — это бегство, и остаться — это сильное напряжение. Так и сидели, делая вид, что о чем-то усиленно думаем. Но проходило немного времени, и мы забывали о том пустяке, что успел нас нелепо рассорить, но не искали пустого предлога для примирения.

Зачем? Мы были друзьями, а не парой, где каждый пытался показать свой характер, поставить условия и испытать границы дозволенного. Просто тот, кто отходил первым, обнимал второго, и все. Мы принимали как данность, что ссоры не было, и вычеркивали этот момент из жизни.

Проходя мимо соседней комнаты, заглянула в приоткрытую дверь — по-мужски аскетично, в серо-синих тонах, при этом уютно, но пусто.

Спускаясь по ступенькам и прислушиваясь к ласковым звукам дома, мне хотелось, чтобы Никита не только простил меня за отказ, а забыл о причине, почему ушел, хлопнув дверью.

Поцелуи…

Какие могут быть у нас поцелуи?

Так, для гостей и родителей — это да, это, пожалуй, возможно. Хотя мы изначально не договаривались, но ради того, чтобы спасти лучшего друга от чужих посягательств, я на это готова. Правда, желательно, чтобы этого не видел Филипп…

Вот! Вот надо обсудить с Никитой этот момент! А то как-то… Как я скажу Филиппу, что люблю его, если он будет постоянно видеть, как я целую его младшего брата?

Одного раза для недоразумения хватит.

И без того, как представлю момент с признанием, так внутри все переворачивается и сбежать хочется. От постыдного поступка останавливает не столько охрана, на которую намекал Никита — я бы по лесу ее обошла, я бы нашла лазейку, слишком хорошо знаю эти места. Дело в другом: и при мыслях об откровенном разговоре с Филиппом, и при мыслях о побеге ноги одинаково начинают трястись и подкашиваться. А на полусогнутых и в полуобморочном состоянии далеко уйдешь.

Поговорить — страшно. Уйти, не поговорив — жутко. Но пока у меня было время. Время и возможность все выяснить, как говорил мой друг. Ну и самое главное, что держало меня — это слово этому самому другу, что неприятный день с пикником я проживу вместе с ним.

Спустившись по лестнице, я в нерешительности остановилась, пытаясь понять, куда же свернуть. На террасу? Нет, трудно было представить постоянно действующего Никиту сидящим в одиночестве в кресле-качалке и рассматривающим аккуратно постриженные кусты. Так что этот вариант я отмела тут же и сразу. Прислушалась к звукам в доме, уловила запах выпечки, негромкий, но строгий и резкий мужской голос, отдающий какие-то команды — да нет, тоже вряд ли.

Никита готовить умел, но по кухне не фанател, а мужской голос был слишком жестким для разговора с сыном. К тому же, папа у Никиты — человек мягкий, и…

Голос мужчины прервался, справа громко и как-то знакомо хлопнула дверь, но, услышав шаги, я успела свернуть за угол. А выглянув, с удивлением увидела, как практически мимо меня в сторону террасы пронесся Никита: бледный, губы сжаты в тонкую линию, волосы взъерошены и торчат во все стороны как черные иголки рассерженного ежа.

Ого, вот это его кто-то довел!

Спустя минуту я увидела, как из комнаты, из которой вышел Никита, показался его отец. Тоже не в лучшем виде — почти точная копия сына, только чуть старше. В какой-то момент мне показалось, что он заметил, как я подсматриваю, и стало неловко и стыдно — я ведь не специально! Но показалось, фух. Он достал из кармана телефон, набрал чей-то номер и отрывисто бросил:

— Ничего не хочет слышать о свадьбе… — выслушав ответ, он кивнул и продолжил. — До наследства пока не дошло…. Да ничего, посмотрю… Пока пригрозил урезать ему ежемесячную фин. помощь. Посмотрим, как он покрутится… Да кому он будет нужен без денег?..

И вот мне так обидно стало. Так обидно за Никиту, что я не выдержала и вышла из укрытия.

— Знаете, Иван Петрович… — от сурового взгляда мужчины мой голос немного дрогнул, но я не успокоилась, даже когда он сдвинул черные брови.

Только обида усилилась, потому что сейчас он был так похож на Никиту, на того человека, против которого за спиной плетут заговор самые близкие люди.

Я хотела напомнить мужчине, что его сын уже достаточно взрослый и хорошо зарабатывает сам. Хотела сказать, что он веселый, добрый и вообще замечательный, и он нужен многим, просто сам не с каждым хочет общаться. И вообще, он помог возродить целое озеро! А еще я хотела выкрикнуть в лицо мужчине, который так странно и выжидающе смотрел на меня, что мне… Мне нужен Никита! Нужен, и уже много лет, каждый день нужен мне!

Но внутри меня бурлило столько эмоций, что они пожирали слова. Они просто хотели выплеснуться, но я отчетливо понимала, что это папа. Папа моего лучшего друга. И я не могу вмешиваться в их отношения, даже если мне что-то не нравится. Потому что Никита справится сам. И единственное, что я позволила сказать, да и то после нескольких выдохов и спокойно, это…

— Мне жаль, что вы так плохо знаете сына.

Я развернулась уйти, но голос мужчины меня задержал:

— А может, я не его плохо знаю, а тебя узнаю получше?

— Такими методами, — я обернулась с грустной улыбкой, — у вас вряд ли это получится.

— Посмотрим, — усмехнувшись, мужчина положил телефон в карман и поднялся по лестнице.

А я вышла на террасу, подкралась к Никите, безучастно рассматривающему кусты, сидя в кресле-качалке, хотела закрыть ему ладонями глаза, но что-то меня удержало от вполне безобидной шалости.

И я просто подошла к нему, позволяя услышать свои шаги, склонилась и обняла. А он, не отрывая взгляда от зелени, тяжело вздохнул и обнял мою ладонь, притягивая ее вниз, и еще чуточку вниз, ближе к сердцу…

— Ну что, — спросил он, потянув меня за руку и заставив обойти свое кресло, — пойдем в гости?

— К леснику? — догадалась я и с сомнением взглянула на свои босоножки, от которых, откровенно говоря, уже успела немного устать. — А он далеко живет?

— Далеко-далеко, — улыбнулся Никита и, потянув меня на себя, усадил к себе на колени. — В глубокой-глубокой чаше темного-темного леса, между дремучих- дремучих болот. Страшно?