Мистер Генофонд (СИ) - Коваленко Мария Александровна. Страница 13

— Что тебе надо?!

От такой наглости меня чуть удар не схватил.

— С ним на руках совсем ничего не получается. Он то есть хочет, то пить, то спать. Я даже в туалет сходить не могу.

— Вов, ты в своем уме? — я подхватила малыша и протянула в руки бывшему.

— В своем, Поленька. В своем. — Вовка резко сдал назад. — Но с ним совсем засада. Там, в больнице, уже ждут. Если до девяти не успею все привезти, меня бабы мои сожрут.

— А ничего, что я совершенно посторонний человек для твоего сына? Твоя мамаша меня потом со свету не сживет?

Я перевела взгляд на ребенка и тут же отругала себя за это. Голубые глаза смотрели на меня как на чудо, удивленно, смело, изредка хлопая ресничками. Маленький ангел. Милый, розовощекий и не виноватый в том, что ему достался такой папка.

— Поленька, это всего на пару часов! — Вовка в молитвенном жесте сложил руки и принялся задом, как рак, красться к двери.

— Вовка! Стой! Я не сказала «да»! — Шок от ситуации с каждой секундой нарастал все сильнее. Я была знакома с Вовкиным сыном лишь по фото и видео. А мои знания о малышах начинались с азов детской психологии институтских времен и заканчивались рекламой подгузников по телевизору.

Словно заключенный перед повешением, Вовка замер и обреченно склонил голову.

— Мне кроме тебя больше не к кому обратиться, — заговорил в том же своем несчастном тоне, в каком умолял не подавать документы на развод.

— Вов, но я не мать. Я даже, что делать с ним, не знаю.

Малыш в моих руках шевельнулся. Маленькая ручка схватила за отворот просторной домашней майки и потянула на себя.

— Но ты же у нас дипломированный педагог.

— Учитель английского, — вырвалось со стоном. — Твоему сыну рано пока.

— Колыбельную можно спеть и на английском. Ему как раз через полчаса спать, — Вовка шмыгнул носом и уверенно взялся за дверную ручку. — А поесть… Там, — кивнул на сумку, — бутылочка и подогреватель.

— Нет, Вова, нет…

Подхватив малыша поудобнее, я снова двинулась к непутевому папашке. Не нужна мне была такая ответственность. Почему я? Зачем мне? Но Вовка оказался быстрее. Дверь закрылась прямо перед моим носом. А вслед с коридора донеслось громкое: «Два — три часа, и я его заберу!»

Как Вовка ни клялся, он, конечно же, не успел ни через два, ни через три часа. В дверь тихо поскреблись лишь через пять.

Маленький Вася в это время мирно спал на моей кровати, а я давилась третьей чашкой кофе, внимательно присматривая за малышом. Боялась, чтобы он не задохнулся, уткнувшись в валик из одеяла, чтобы не скатился с кровати, чтобы с ним не случилось ничего другого. И одновременно удивлялась тому, как сладко малыш посапывает во сне, как красиво причмокивает губками и строит иногда забавные рожицы.

Не самое спокойное занятие. Волнительное с непривычки. Но, когда Вовка аккуратно забрал Васю с кровати, подхватил сумку и отчалил, на душе стало грустно и пусто.

Все же зря я не нажаловалась свекрови, когда ее кровинушка первый раз прислал фото своего сына. Надо было рубить все связи сразу после развода. Не жалеть ни о чем в прошлом. Бывший муж не собака — нечего ему было возвращаться по прежнему адресу. Но тогда, в двадцать шесть, я все еще была дурой. Одинокой, никому не нужной и уже клинической.

За дурость приходилось платить сполна. Раньше грустью после просмотра фото. Нынче — бессонной ночью и жутким отражением в зеркале наутро.

Жаль, ни отпроситься с работы, ни притвориться больной я не могла. Замены не было ни в школе, ни на курсах. А еще именно сегодня всю группу английского ждал театр.

Как я ни надеялась на чудо, но халява была сильнее.

Вся группа в полном составе с удовольствием приняла щедрое предложение центра. В этом не было ничего неожиданного, но, оказалось, сюрпризы поджидали меня дальше.

Вместо того чтобы уединиться со мной в ВИП-ложе и весь спектакль бесстыдно пользоваться ситуацией, Крамер пошел другим путем. Он устроился между двумя нашими девочками в партере. А место рядом со мной занял старший в нашей группе, милый старичок, который так сильно боялся деменции, что на старости лет принялся учить языки, изучать астрономию и писать блоги.

С одной стороны, соседство оказалось приятным. Дедуле точно было плевать, какое белье на мне надето и прикреплены ли чулки к ажурному пояску. А с другой… Эти трое впереди — две женские головы с идеальными прическами, красивый мужской профиль…

Я честно не хотела смотреть на Крамера, глаза слипались после бессонной ночи, но взгляд то и дело соскальзывал сам.

Паршивец все же был неприлично хорош! Прямой нос с хищными ноздрями, чувственная линия рта с пухлой нижней губой, подчеркнутой темной щетиной, высокие скулы, короткая стрижка, которая превратила бы любого другого мужчину в подобие обезьяны, а ему шла безбожно.

Так и хотелось провести подушечками пальцев по колючему затылку, втянуть в рот мочку уха с небольшим колечком, снова потрогать это мощное мускулистое тело.

За прошедшие годы Леха сумел-таки стать тем, кем хотел — солидным бизнесменом. Но одновременно умудрился сохранить черты прежнего бунтаря, который держал в страхе весь район и всех мальчишек моего факультета.

Невозможный мужчина!

Интересно, у моей паранормальной реакции на него было медицинское название? Какая-нибудь мания, разновидность зависимости? Меня ведь даже не волновало, спал ли он с теми двумя из ресторана, есть ли у него дети или женщина в Лондоне.

Обманываться было глупо. Я хотела его так же сильно, как шесть лет назад, как двенадцать, будто за эти «шестилетки» накапливалось притяжение и потом бомбой детонировало нам на головы.

Однако этому блудливому кобелю, похоже, больше ничего не было нужно. Я откровенно зевала, дожидаясь антракта. Он с интересом смотрел постановку. Головы его соседок все больше и больше склонялись к широким мужским плечам, а мне все сильнее и сильнее хотелось в бар.

Взять там бокал коньяка, выпить за упокой нервной системы. А потом прыгнуть в маршрутку и уехать домой. Закрыться, чтобы никаких больше бывших мужей, Крамеров и прочих. И просто спать.

Свой замечательный план я успела выполнить наполовину. Сто грамм коньяка огненной дорожкой устремилось в желудок, когда в моем уютном зеленом уголке нарисовался Леха.

— Коньяк в одиночестве? Нехорошо, Полина Игоревна, — отсалютовал он мне бутылкой минеральной воды.

— Я за здоровье организатора нашей культурной программы. Думаете, не стоит?

— Ну, если за его здоровье, то, конечно, пожалуйста.

Вопреки обычным нашим разговорам тет-а-тет, Леха не сгреб меня в охапку и не набросился на губы.

— А вы как здесь и без сопровождения? — я обвела взглядом оранжерею театра. — Дамы носики пудрят?

— Нет. Думаю, мозги кому-нибудь. К счастью, не мне.

— И вы в честь этого решили припудрить мой? — От Лешкиной прямоты губы сами растягивались в улыбку.

— Нет, дорогая моя! С вами если пудриться, то целиком, без свидетелей и уж точно не здесь.

— А мне казалось, что вы нашли прекрасные альтернативы.

— Ошибаетесь, Полина Игоревна, я решил использовать старую мужскую тактику.

— И какую же? — Я выгнула левую бровь.

— День подождать, вместо того чтобы три дня гоняться следом, — с хитрой улыбкой пояснил Леха.

От такой наглости у меня чуть челюсть не упала.

— Как вижу, действует. — Он все-таки не выдержал и притянул меня к себе. Осторожно, совсем не так, как обычно.

Русский варвар с замашками английского джентльмена.

— Леш, я ведь уже сказала «нет».

Невозможно было с ним огрызаться и скандалить. Коньяк на голодный желудок расслабил, а большое мускулистое тело так и манило вжаться в него сильнее, потрогать то, что не успела в прошлый раз.

Никакой логики!

Точно болезнь!

— Ты же знаешь, у меня на твое «нет» иммунитет, — прошептал Леха на ухо.