Каштановый прииют (СИ) - Холодова-Белая Анастасия. Страница 26

Душевые здесь были куда приятнее, чем в Бетлеме: светлый бежевый кафель с каким-то рисунком, по одной стене умывальники с зеркалом, по другой рядком душевые кабинки с шторками, посередине постелен ванный ковёр и стоят лавочки. Два больших окна, много света. Несмотря на решётки на окнах, здесь не было ощущения тюрьмы. На лавочке, обнимая белое махровое полотенце, сидел и пялился в запотевшее окно медбрат Луис. В душевой было очень влажно и тепло, открыв дверь, Вильям явно потревожил воздух, и, видимо, заметив это, парень резко обернулся.

— А, здравствуйте. Вы за кем-то?

— Дитмар здесь? — Луис кивнул на душ и вздохнул.

— Мистер Прендергаст, вы скоро? Горячая вода не полезна для сердца.

Он явно сказал это с долей шутки, подтрунивая над Дитмаром. Тот из-за шторки пробубнил что-то невразумительное. Наконец выключилась вода. Луис развернул полотенце, чтобы Дитмар мог сразу закутаться в него. В душевой стояло стойкое жаркое влажное марево, по выходным у них всегда купание, Дитмар один из последних, чтобы зеркала успели запотеть. Завернув его сухую фигуру в полотенце, Луис быстро отошёл к полочкам, чтобы взять расчёску с феном. Дитмар огляделся по сторонам, щурясь, и, заметив Вильяма, широко улыбнулся.

— Здравствуйте, доктор. Вы ко мне?

— Можно и так сказать, я вас провожу в общий зал.

— Ага. А я могу плед взять?

— Конечно, я его сам вам принесу. Вы пока вытирайтесь, одевайтесь.

Вильям почесал кончик носа, наблюдая за тем, как Дитмар садится на лавочку, чтобы Луису было удобнее сушить ему волосы. Рядом на лавке лежала чистенькая пижама с такими же короткими штанами, как и обычно. Почему? Зачем плед, если можно штаны подлиннее? В этом должен быть смысл. Наклонив голову, Вильям сделал вид, что разглядывает себя в мутном зеркале, а на самом деле он рассматривал обнажённые ноги Дитмара. И наконец понял, что не так. На внутренней стороне бедра, чуть выше колена — синяк. Небольшой, но очень странный. Пройдя в умывальню, закрыв дверь, он принялся мыть руки, хотя на самом деле он пытался разглядеть кровоподтёк получше. И вдруг понял, где он видел подобное. Наркодиспанцер, это от инъекций неправильно поставленных. Вильям сам не заметил, что засмотрелся, и понял это, только когда Дитмар прикрыл это место полотенцем. Подняв глаза на его лицо, Вильям наткнулся на испуг, как будто Дитмара засекли за чем-то ужасным и неправильным. Секунда глаза в глаза, и Вильям, вытерев руки бумажным полотенцем, пошёл в палату Дитмара за пледом и сразу поискать острые предметы, которые могли бы сойти за иглу. Никаких уколов ему не прописывали, а если и ставили, то всегда в руку, в сгиб локтя. И почему такой сильный испуг? Чего он испугался? И думать не надо, поговорить с ним сегодня не получится, зря он засмотрелся на синяк.

Но в палате ничего, хоть сколько-то похожего на иглу, не было. Это точно от укола, причём именно шприцом с препаратом, ну слишком характерно. Проверив под матрасом и во всех наволочках, Вильям принялся ощупывать стену под подоконником за батареей. Он прекрасно знал, где можно спрятать такие вещи, не один обыск провёл. Под конец он даже прощупал плюшевого зайца, но ничего так и не нашёл. Раздражённо цокнув языком, понимая, что нитка оборвалась, он поправил одеяло на кровати и забрал плед. Дитмар уже сидел у входа, ждал его. Здесь за гигиеной следили строго, ногти, зубы, даже скребли пятки, чтобы у пациентов не было никаких внешних раздражителей. Накинув потупившему взгляд Дитмару плед на плечи, Вильям повёл его в зал отдыха, расспрашивая о любимых фильмах. Дитмар не особо мог поддержать беседу, но всё же старался. А это уже больше, чем ничего.

Что происходит? Где он? Всё мечется перед глазами, мелькает как в сером шуме, бесит, бесит, бесит… Бесит! Крик. Чей? Пальцы сжимаются в кулаки сами, как будто он не в своём теле. Всё пропадает, перед глазами мистер Бейкер и его пальцы на его горле. Оторви руки! Нет, как будто кто-то его держит. Разожми! Борись! Ну же, тряпка! Нет, не получится, не получится… Темнота, боль, как будто головой об пол ударился. Звёзды, искры. Помутнение, что это?

Как в испорченном телевизоре, переключающем каналы, лица пациентов, врачей, медпресонала, сливаются в водоворот, превращаясь в одно уродливое существо. Ползёт, пытается схватить. Нет, нет, только не это. Боль в ноге, конец. Тварь сцепляется зубами в шею и как будто мир схлопывается, убивая, забирая возможность дышать.

На следующий день он едва дождался сеанса, чтобы наконец задать самый волнующий его вопрос. Сегодня светило солнце, чирикали воробьи, с самого утра Вильям наконец был в приподнятом настроении, впервые за все дни после того дежурства. Дождавшись, когда Дитмар зайдёт и за ним закроется дверь, он заулыбался и указал на кресло. Дитмар не садился без приглашения.

— Дитмар, присаживайтесь. Как вы сегодня спали?

— Нормально.

— Какой сейчас месяц?

— Ноябрь… наверное.

— Мне нужно поговорить с вами о той ночи. — Дитмар дёрнулся, но закрыться не попытался. — Вы, я думаю, знаете, как работают замки. Кто-то прикладывает ключ-карту, замок пищит, размагничивается и открывает дверь. При этом слышно щелчок.

— Я знаю. Нет. Он входит бесшумно, не как вы. Просто… Открывает и всё, — Вильям слегка поджал губы. Размагничивающее устройство. Он видел пару раз, когда в плановом при нём открывали захлопнувшиеся двери. Оно просто прикладывается к замку и без сигналов и щелчков его отключает. Может оно быть у преступника? Хороший вопрос.

— Вы говорили, что за мистером Бейкером прибудет корабль.

— А какая теперь разница, уже поздно… — Дитмар тяжело вздохнул и посмотрел в окно.

— Это как-то связано с тем, что он пускал воду?

— Да, — Дитмар выставил вперёд руки и сжал их в кулаки, как будто что-то изображая. Он что, штурвал держит? — Якорь. Корабль его бросил здесь. Якорь.

— Этот якорь появлялся здесь часто или нет?

— Нет. Давно уже не было корабля. Потому что воды нет, как бы он по суше подплыл, да? — Дитмар хмыкнул, и Вильям только слегка покачал головой. С логикой у него всё в порядке. В своём, но порядке.

— Да. Дитмар, как насчёт уже вас. Вы испугались меня вчера.

— Да? Когда?

— В умывальне, — почему-то сложилось ощущение, что Дитмар притворился, что забыл. Он сильно замялся и принялся в защитном жесте натягивать рукава на пальцы.

— Просто вы так смотрели пристально. Мне это не нравится.

— Вы спрятали от меня кое-что. У вас синяк на ноге, — Дитмар нервно дёрнулся и испуганно сжался. — Почему вы так боитесь?

— Вам… Лучше не знать.

— Я очень хочу вам помочь. Я понимаю ваше недоверие, но неужели я дал вам повод так плохо о себе думать?

— Вы не виноваты. Простите, пожалуйста, не уходите, — Дитмар испуганно округлил глаза, и сердце ёкнуло от этого взгляда. Вильям видел разные глаза пациентов. Он видел одержимость, видел депрессию, видел безумие. Но такого взгляда не видел ни разу.

— Я готов вас выслушать. Хотите ли вы говорить? — Дитмар кинул на него затравленный взгляд и поджал губы, ему явно было плохо, дискомфортно, и он боялся. Но если он будет молчать, толку от сеансов не будет, поэтому лучше сейчас немного надавить, чем потом самому себя грызть за то, что не смог договориться с пациентом вовремя. Как он до сих пор грызёт себя за смерть того шизофреника с чипом. — Вы предлагаете мне освоить телепатию?

— Нет. Я… Я-я… Это не я.

— Не вы что?

— Не я себе делаю больно, — Дитмар наконец оторвал глаза от своих рук и заглянул ему в глаза. — Я понимаю, что вы думаете. Что я псих. Но я не болен.

— И почему вы здесь тогда?

— Потому что мне никто не верит, — Дитмар мгновенно окрысился, но, столкнувшись с совершенно спокойным взглядом Вильяма, тут же осел и закрыл лицо руками. — Я болен, но… Я не знаю, как сказать. Мне плохо…

— Что вас беспокоит, конкретнее.

— Мне снятся сны. Я не отдыхаю ночью, я хожу и убегаю. Эти коридоры… Они тюрьма для моего разума. Я не могу вспомнить ничего за их пределами. Но иногда мне снится… мой друг… Мы гуляем в тихом месте, под деревьями, говорим… И это меня спасает. Я просыпаюсь и становлюсь ещё больнее… А они… — Дитмар наклонился вперёд, переходя на заговорщический шёпот. — Они не дают жить. Я просил его не приходить так, потому что его безглазое лицо всех пугает. Но он считает, что так всем лучше.