Музейная пыль (СИ) - Клеменская Вера. Страница 100

— Так ей и надо, — буркнула я.

— Криминальные разборки какие-то грохнули, половину центра оцепляли, даже национальная гвардия поработала. И как ты только угодила во всё это?

— Тяжелая наследственность, — процедила я мрачно. — С Раулем-то что?

— Да ничего, — пожала плечами мама. — Не знал, говорит, что тебя согласиться заставили. Прощения просил. А за что? Он-то чем провинился, если ничего не знал?

— Будто ты уже простила ему выходку с подменой, — не удержавшись, фыркнула я.

— Простила, конечно, — отмахнулась мама, откладывая вязание. — Хороший мальчик, между прочим. И чем только тебе не угодил?

— Издеваешься? — почти простонала я, но про себя порадовалась: выходит, кое-какие подробности нашей с позволения сказать помолвки Рауль всё же додумался не выкладывать.

— Дурочка ты, Софи, — вздохнула мама, гладя меня по руке. — Я ведь сразу всё поняла, ещё когда он привёз тебя вечером, помнишь? Что Рауль? Милый, конечно, но тебе ведь в оперу ходить нравилось, а не с ним. А с этим ты на край света пошла бы, лишь бы за руку держал.

— Серьёзно? — усмехнулась я. — Прямо поняла? Мы же едва знакомы были.

И это было правдой, между прочим. Как и то, что уже тогда я в самом деле шла за ним. Каждый раз в конце концов шла, как ни пыталась поначалу отбрыкаться. Так что мама, может, и впрямь не ошиблась.

— А думаешь, надо сто лет друг друга знать? — тоже усмехнулась мама. — За мной знаешь какой парень ухаживал? Ух! И красавец, и при деньгах, три магазина у него было в нашем городе. Тоже уж замуж собиралась, но встретила отца твоего. Не то, что минуты — секунды иногда хватает. Взгляда одного. Всякое было, и на чердаке жили, и по всей стране помотались. Думаешь, жалею?

— Не думаю, — невольно улыбнулась я.

— Вот и правильно, — кивнула мама. — Срок-то какой?

— Не знаю, — растерялась я, когда, наконец, сообразила, о чём вопрос.

Надо было, конечно, у Терезы спросить, но не догадалась, не до того было. Хотя если подумать, вариантов прямо обидно немного, в сущности всего два и есть. И второй был слишком недавно, чтобы уже что-то обнаружилось.

— Допрыгалась, — констатировала мама.

— Думаешь, жалею? — позволила я себе лёгкую язвительность.

— Не думаю.

Я невольно усмехнулась. Вот если бы меня два дня назад кто-нибудь спросил, хочу ли я и готова ли, без колебаний ответила бы, что нет, ни в коем случае. Просто поразительно, как сразу меняются жизненные приоритеты, стоит осознать — по-настоящему осознать — как легко потерять всё то, что имеешь. Не просто испортить, а именно потерять безвозвратно.

— И что теперь делать будешь?

— Не знаю, — улыбнулась я.

Вот можно подумать, я тут последние дни только тем и занималась, что планы на будущее строила. Вроде готовилась, а свалилось всё как кирпич на голову. И ещё вишенкой на закуску припечатало. Понятия не имела, что буду делать после диплома, его-то успею ещё защитить.

— Есть хочешь? — поинтересовалась мама, в своём привычном духе мгновенно переходя от философских материй к вещам совершенно земным и банальным.

— Хочу, — кивнула я, поразмыслив пару секунд.

Слабость и оцепенение постепенно проходили. Не сталкивалась раньше с целительской магией, но по описанию было похоже, что перепало мне её как следует. Это же надо: столько времени держалась, и на самом финише опозорилась…

— Сейчас, — пообещала мама, поднимаясь. — Попрошу девочек разогреть.

Едва она вышла из палаты, я схватила с тумбочки давно замеченный там телефон. Кто-то его заботливо зарядил, спасибо тому доброму человеку. Часы на экране показали третий час ночи. Да уж, выспалась от души. Но если честно, ещё хотелось.

Заглянув в вызовы, я чуть не ахнула. Шестнадцать пропущенных от мамы. На семнадцатый её звонок кто-то ответил, и отвечал целых двадцать четыре минуты. Очень даже любопытно, кто это попал под столь щедрую раздачу… Надо было, конечно, самой позвонить ей, но врать я тогда была не в состоянии, а выложить правду — тем более.

Минут через десять мама вернулась с целым подносом явно не больничной еды. Я уловила одуряющий аромат курицы в пряных травах и запечённого перца. У меня прямо слёзы счастья на глаза навернулись от одной мысли, что можно будет всё это слопать. Всё, никаких больше сомнительных историй, только скучная жизнь, в которой я буду нормально есть каждый день.

* * *

— Доброе утро, — улыбнулась я, просачиваясь в дверь.

Утро, положа руку на сердце, было такое себе, уже и до обеда недолго осталось. Но наевшись ночью от всей души, я опять заснула, и вот, проснулась всего полчаса назад. Обнаружила на столике записку и завтрак, тоже не больничный. Записка оказалась от мамы, в ней она сообщала, что раз тут больше никто не умирает, она отправляется отдохнуть в гостиницу, потом навестит старую подругу и вернётся после обеда.

Завтракая вкуснейшими блинчиками с шоколадом, я невольно улыбалась. Хотя бы кое-что в этом мире ещё оставалось прежним, и в том числе моя мама. Ведь докопалась до правды, прилетела в такую даль, но стоило убедиться, что трагедия отменилась, тут же убежала к подружке, поболтать-посплетничать. Интересно, в нашей стране найдётся хоть один город, где ей не к кому будет вот так убежать?

Покончив с едой, я не без некоторой опаски встала с кровати. Чувствовала себя не то, чтобы прямо бодрой и полной сил, но во всяком случае с ног больше не валилась. А значит, пора было сходить и поздороваться. И вот, пришла. Поздоровалась.

— Доброе утро.

Поколебавшись секунду, я всё-таки села на стул, придвинув его чуть ближе к кровати. Зажала ладони между коленей и замерла, чувствуя невероятную растерянность. Серьёзно, не представляла, что делать и говорить дальше, потому что никакие обычные, так скажем, алгоритмы применить не получалось.

Чёрт возьми, да мы даже не целовались ни разу! Ну, в смысле так, как делают нормальные люди, когда начинают отношения и всё такое. Потому что в постели и за два шага до неё — не считается. Не строили планов, не говорили особо о личном. Вот и получалось так, что с одной стороны ближе вроде бы некуда, а с другой…

— Не пугай меня так больше, — попросила я, чтобы не сидеть молча.

— Иди сюда.

Как зачарованная, я выполнила просьбу. Осторожно села на краешек, потом прилегла, уткнулась носом в его плечо, медленно вдохнула, выдохнула, больно прикусила губу, чтобы сдержаться. И всё равно поняла, что плачу.

— Ну хватит. Всё ведь закончилось.

— А если бы… если бы…

Договорить я не сумела. Мне самой было теперь слишком страшно представлять, что было бы тогда. Научилась бы со временем как-то жить с этим?

— Больше так делать не буду, — пообещал он неожиданно серьёзно.

— Врёшь, — буркнула я.

— Вру, — согласился он. — Или нет.

Я вздохнула. Жизнь — сложная штука, никогда не угадаешь, каких сюрпризов от неё ждать. Расскажи мне кто-нибудь ещё месяца два назад, что я окажусь в такой ситуации — покрутила бы пальцем у виска. А сейчас вот пожалуйста. И самое интересное, что чего-чего, а сожалений я не испытываю.

— Я люблю тебя.

Ну вот, и я это сказала. Было не так уж и трудно, чего там. Всегда боялась этих слов. Раньше. Дурочка была. Пыталась так защититься от боли. Но теперь точно узнала, что гораздо больнее их не сказать, и жить потом с этим.

— Я тоже тебя люблю. И перестань уже плакать.

— Не перестану, — мотнула головой я и шмыгнула носом.

Перестать я в самом деле не могла, как и объяснить, почему продолжаю. То ли измотанные нервы отказывались пока возвращаться в нормальное состояние и начинать уже реагировать на действительность адекватно, то ли… Господи боже, и как это я так вляпалась?! А ведь надо ещё как-то об этом сказать. И это посложнее предыдущего признания будет.

Я-то для себя всё решила, но всегда, да и сейчас тоже, была уверена, что такие решения в одиночку не принимаются. А мы этого как минимум не планировали. Да чего там, даже близко не подходили к той точке, где это хотя бы начинают осторожно обсуждать.