Музейная пыль (СИ) - Клеменская Вера. Страница 81

К вечеру пятницы ожидание сделалось невыносимым. Я заставила себя принять душ, попыталась заниматься учёбой, потом открыла исторический роман, который давно собиралась прочесть, но увлечься им мне тоже не удалось. Лихорадочно соображая, чем бы занять голову, чтобы не скатиться в истерику, припомнила, что собиралась поинтересоваться семейкой Карвер.

Поиск выдал мне чёртову кучу ссылок. Семейка оказалась реально знаменитой. Много поколений выдающихся учёных оставили после себя бездну трудов по ментальной магии. Карвер — это было имя из энциклопедий, сборников биографий выдающихся людей, обложек книг, учебников… и уголовных дел. Точнее, одного уголовного дела. Но очень, очень громкого.

Алан и Бойд Карверы вместе со своей сестрой Агнесс организовали много лет назад довольно затейливый преступный бизнес. Сами они именовали своё предприятие кукольным театром, весьма точно, пожалуй, выражая его суть. Они промывали своим жертвам мозги, программируя их на полное подчинение, а потом предоставляли богатым клиентам делать с этими самыми жертвами всё, что тем только заблагорассудится. Единственным условием было — не убивать. После развлечений жертв попросту заставляли забыть обо всём.

Только вот человеческая память не киноплёнка. Из неё нельзя просто вырезать кусок и выбросить его в мусорку. Заставляя забыть о чём-то, менталист может поставить жёсткий блок определённого фрагмента. Плюс этого метода в том, что сам человек никогда не сможет вспомнить, что именно забыл. Минус — это вмешательство невозможно не заметить. Сделай Карверы такое, и жертвы тут же пошли бы в полицию, заявлять о несогласованном вмешательстве в их память. Там блоки бы сняли, и всё бы мигом раскрылось. Потому они поступали иначе.

При втором способе менталист как бы перемещает кусок воспоминаний на дальнюю полку, и вдобавок ещё подсовывает взамен что-то другое. Так есть немалая вероятность, что убранное никогда уже не всплывёт. Вероятность, но не гарантия.

Память устроена непросто. В ней огромное множество связей, на самом деле буквально всё связано со всем. Звук, запах, цвет, место или случайная встреча с человеком из убранного воспоминания запросто могут заставить его вернуться из тёмного угла. И вот тогда человек оказывается в не самом приятном положении: он помнит, что с ним было, и в то же время так же чётко помнит, что такого с ним не было. Это, наверное, просто ужасно. И именно это произошло с несколькими жертвами Карверов.

Только один из них решился пойти в полицию. И впоследствии даже написал о пережитом книгу — хороший журналист может вытерпеть позор ради сенсации. Кукольный театр прикрыли, братьев Карверов посадили пожизненно, их сестре, получившей аналогичный приговор, удалось бежать и вплоть до сего дня успешно скрываться от правосудия. Одиннадцать их клиентов — те, что избивали и насиловали жертв — тоже отправились за решётку на разные сроки, ещё дюжина отделалась крупными штрафами. Имена жертв, разумеется, не раскрывались, назвали только их количество — сто семнадцать.

От всей этой истории мороз продирал по коже. От страха, негодования и отвращения. И это я ещё думала, что у меня проблемы? Видимо, зря. В сравнении с жертвами Карверов я могла считать себя вполне счастливым человеком. Пока, во всяком случае.

Вопросов у меня оставалось ещё немало. Например, мне хотелось бы всё же узнать, о ком или о чём сожалел Дин Карвер. Но пытаться выяснить это прямо сейчас было выше моих сил, без того я узнала уже слишком много чудовищных подробностей. Поэтому я выключила компьютер и легла. Что удивительно, даже смогла заснуть, хоть и далеко не сразу.

Субботним утром я долго лежала в постели. Вставать было необязательно, разве что ради завтрака, но есть совершенно не хотелось, потому я лежала, слушая негромкие разговоры родителей внизу. Никак не могла разобрать, о чём они там толкуют. Надеюсь, не об очередной поездке к родне, нескольких дней одиночества я сейчас не выдержу. Без необходимости держать лицо обязательно дам слабину, сорвусь… и даже не знаю, что тогда со мной будет.

Стоило, пожалуй, встать и попытаться подслушать разговор, но я осталась в кровати. Если они и собрались куда-то, как я смогу их удержать? Только переживать дольше буду: ожидание неприятностей страшнее самих неприятностей. Именно с этой простой истиной я сейчас имею дело. Правда, полная неопределённость ещё хуже.

С этой мыслью я отлепилась от кровати, накинула халат и решительно шагнула к дверям, по пути вспоминая, какие из ступенек скрипучие. Приучилась уже к тайнам, за собственными родителями шпионю, нет бы просто пойти да и спросить. Мысль эта вызвала ухмылку. В самом деле, чего я творю, зачем ступеньки в уме пересчитываю? Сейчас просто пойду и…

За спиной пискнул телефон. Секунду или две я колебалась, решая, стоит ли отвлекаться на очередную рекламу лотереи или сообщение о скидках, но потом что-то подтолкнуло меня всё же взглянуть. Раз уж решила с родителями просто поговорить, спешить некуда.

В сообщении было всего два слова. И они заставили меня остолбенеть на добрую минуту, а потом взорваться так, что ни в чём не повинный телефон едва не полетел в стенку. Просто удивительно, как я сумела сдержаться и не сделать этого и многого другого, а просто трясущимися пальцами набрала номер, дождалась ответа и прошипела в трубку:

— Привет, зайка. Где тебя черти носили?!

— Это не телефонный разговор.

Медленно выдохнув, я мысленно проговорила все резкие и злые слова, вертевшиеся на языке, смакуя каждое. На самом деле он был прав, конечно: ругаться по телефону бессмысленно, да и удовольствие не то.

— Ты дома? — коротко спросила я.

— Дома.

— Вот и хорошо.

Отключившись, я торопливо оделась, сбежала на кухню, прихватила с блюда ватрушку, но с кофе возиться не стала, без того чувствовала себя бодрее некуда. На недоумённый мамин вопрос, куда это я так вдруг заспешила, пробубнила сквозь ватрушку, что к подруге, и выскочила из дома.

Утро выдалось тёплым и солнечным, по-настоящему весенним, но народ не спешил просыпаться. Проверять, выдержат ли мои нервы путешествие на двух автобусах, которых ещё дожидаться придётся по полчаса каждого, я не собиралась совершенно, потому поймала такси и уже через двадцать минут решительно позвонила в знакомую дверь.

Когда она открылась, вид непробиваемо спокойной некромантской физиономии едва не лишил меня остатков самообладания. Даже и не знаю, как мне удалось сдержаться и не врезать по ней в первую же секунду, на глазах у любопытной соседки, преувеличенно усердно поливающей цветы.

— Привет, зайка, — повторила я, шагнув через порог и закрыв за собой дверь. — Вот скажи, тебе хоть немного стыдно?

— Очень стыдно, — покладисто согласился некромант, не очень-то удачно, как по мне, изображая раскаяние. — Но честное слово, сам не думал, что так получится.

— Ты, похоже, вообще ни о чём не думал, — прошипела я, чувствуя, как стремительно иссякает намедитированный по пути запас спокойствия. — Впрочем, как и всегда, так чему я, собственно, удивляюсь?

— Но надо же было выяснить, кто такой этот Клод Брэн.

— Выяснил? — поинтересовалась я, скрещивая руки на груди, дабы всё-таки ненароком их не распустить.

— Выяснил, — кивнул Сантер. — Более или менее.

— И для этого обязательно надо было вот так исчезать? Что, совсем нельзя было позвонить?

— Нельзя. Если бы я тебе позвонил, меня бы тут же нашли.

— У тебя паранойя, — фыркнула я.

Сказала я это исключительно со злости. На самом-то деле хорошо понимала, что в нынешней ситуации паранойя, даже такая, более чем обоснована. Очевидно же, что возможности тех, кто вытащил из тюрьмы пожизненно заключённого бандита и опередил саму всесильную Секретную Службу, украв артефакты у неё из-под носа, весьма широки. Уж недооценивать их точно не стоит, лучше на всякий случай переоценить.

— А ты, значит, за меня волновалась?

Столь крутой поворот разговора на пару секунд поверг меня в ступор, а потом нервы всё-таки сдали. Начисто забыв, что однажды уже наступала на эти грабли, я шагнула вперёд, коротко размахнулась и… и разумеется, всё вышло ровно так же, как и в прошлый раз. Поначалу.