Марион: история ведьмы (СИ) - Крыж Эллин. Страница 11

Хмуро посмотрев на неё, он заложил руки за голову и прислонился спиной к стене.

— От твоей добродетели меня тошнит, — не повышая голоса и прикрыв глаза, высказался он.

— Это — твоё дело, — резко ответила Марион. — Не нравлюсь — убирайся на улицу.

— Нравишься, — сказал он, глядя в потолок. — Когда злишься — особенно.

— Так ты специально меня изводишь, чтобы посмотреть, как я злюсь?

— Не всегда. Сегодня — нет. Хотя ты уже научилась, когда ругаешься, говорить мне "ты". Это радует.

— Прошу прощения, это моя ошибка, месье, — едко ответила Марион, понимая, что ей всё труднее держать дистанцию.

— Не стоит, — отмахнулся он и с живостью выпрямился, так что кровать заскрипела. — Слушай, давно хочу с тобой поговорить без свидетелей.

— Рене — мой сын!

— В данный момент это неважно. С ним у меня наилучшие отношения, так что он-то согласился бы.

— На что? — Марион насторожилась. — Что ты хочешь от нас?

— Да так, ничего… Выходи за меня замуж.

— Что? Ты шутишь?

— Нет, серьезно.

Она издала недоверчивый смешок, потом звонко расхохоталась. Огюстен невозмутимо, склонив голову набок, смотрел на неё.

— Так-так. Тарелкой не запустила и то хорошо, — констатировал он. — А теперь жду ответа.

Отсмеявшись, Марион весело и очень молодо взглянула на него блестящими глазами без обычной грустной дымки.

— Ты сумасшедший, — ласково сказала она.

— Очень может быть. Так всё-таки, да или нет?

— Конечно нет, ты что смеешься! На что мы с тобой будем жить?

— Вас останавливает только это, мадам? — холодно уточнил он.

— Нет, я… просто не ожидала. Ну как мы можем… Это немыслимо, ты же мальчишка, вы с Рене как братья. Я даже не думала… Ты — мой муж? — она без слов пожала плечами и встала с табуретки, на которую опустилась, чтобы не упасть от безудержного смеха, вызванного предложением Огюстена. — Это невозможно.

— Почему? Ты не назвала причины достойной внимания. Денег не хватает всем и всегда, а возраст… Между прочим, я абсолютно точно знаю, благодаря Рене, что младше тебя на два месяца и шесть дней, ни больше — ни меньше, так что не вижу препятствий.

— На два месяца? — недоверчиво переспросила она и вдруг резко изменилась в лице: — Боже мой, какое сегодня число?

— Шестое февраля, а что?

Она села рядом с ним на кровать и даже прижалась к его плечу.

— Представь себе, сегодня — годовщина смерти моего мужа. А я забыла. Всё из-за тебя!

Она расплакалась, и Огюстену пришлось утешать ее. Марион сердито всхлипывала и твердила, что ее невозможно простить. Прошел всего год, а она уже с другим, и даже забыла почтить память несчастного Жака, а вместо этого слушает признания первого встречного бродяги с улицы и не имеет сил прогнать его. Марион плакала от удивления и стыда, увидев всю глубину человеческого легкомыслия в себе самой, чего никак не ожидала и не поверила бы никому, кто бы предсказал это ей год назад.

Обнимая ее за плечи, Огюстен молчал, зная, что сам звук его голоса вызовет у несчастной женщины новый приступ истерики. Она злилась и на себя, и на него, как на свидетеля своей сердечной черствости, как ей казалось, и уговоры сейчас были бесполезны. Единственное, что утешало, то что Рене уехал в гости, а если он не вспомнил о своей потере, то слава Богу, это и к лучшему.

Марион до вечера не разговаривала со своим гостем и легла спать очень рано, молясь о том, чтобы сегодня ночью за ней не прислали карету, ибо она не в состоянии не только работать, но даже пошевелиться, такой разбитой она себя чувствует.

Так их первый целый день вдвоем, который мог бы пройти так чудесно, стал кошмаром и самое лучшее для него было поскорее исчезнуть, что он и сделал, перейдя в ночь.

5. “ОТ ПРЕДЛОЖЕНЬЯ ДО ОТВЕТА, КАК ОТ БЕСЧУВСТВЬЯ ДО ЛЮБВИ…”

Назавтра Марион разбудил курьер из дома номер тринадцать и увез ее в Люксембургский квартал. Барбара дала ей срочный заказ, тайный, от самой королевы, и оставила Марион у себя, помогая ей в составлении гороскопа Ее Величества. Франция сейчас ждала дофина, и вопрос, кто родится мальчик или девочка, волновал не только всё королевство, но и саму королеву.

После самих неутешительных расчетов, Марион поехала на Монмартр забирать сына и только к обеду вернулась домой.

Огюстен ждал их с уже готовым обедом на столе. Он весело поприветствовал Рене и ни словом не напомнил Марион о вчерашнем. Она сама выбрала момент и извинилась за своё поведение, сказав, что вела себя по-свински. А если он, Огюстен, так не считает, то ему же хуже.

Через несколько дней к великому огорчению Рене, Огюстен вернулся к себе домой, в Пасси. По крайней мере он так сказал. Марион знала только, что в ее комнате его больше нет, в остальном она не была уверена. Через некоторое время, они случайно столкнулись у Марселы, и мамаша Фарду долго внушала своей подружке, что ее выбор великолепен. Лучшего она и себе самой не желает. Огюстен заверил, что всё в порядке, фараоны его не донимают, так что "злоупотреблять добротой мадам он больше не будет". Марион рассеянно кивнула в ответ на его слова и на бурный восторг мамаши Фарду, заказала себе приличный ужин и отправилась на свой пост близ Нового Моста.

В Париже катилась новая волна отравлений и налогов, снова говорили о ведьмах. Королева родила девочку, и все были страшно разочарованы. Кроме фавориток короля. Они удвоили энергию, стараясь извести друг дружку, чтоб полновластно поселится если не в сердце монарха, то хотя бы в его спальне.

Заказы на фирму "Маржери" сыпались со всех сторон, но поскольку Марион к ядам не прикасалась, то ей была предоставлена некоторая передышка. Она снова боялась выходить одна днем и большей частью сидела дома. Огюстен ходил мрачный и появлялся редко. Это означало, что он много пьет, поскольку Марион на глаза он пьяным не показывался. Потом вдруг она узнавала, что они с Рене виделись на улице, а к ней Огюстен не зашел. И в конце концов она решила, что бывший студент избегает встречаться с ней. Ее способности видеть события на расстоянии с Огюстеном уже давно себя не оправдывали, что наводило Марион на размышления о любви. Когда думаешь о ком-нибудь постоянно, его образ постоянно и незаметно живет в тебе, то во много раз тяжелее отличить реальный сигнал от собственных фантазий.

Но однажды Марион увидела сон, очень яркий, как они вдвоем идут по набережной. Она ругается, что студент долго не приходил. Ей приснилось, что у него дома большое несчастье, что он похоронил родителей. Хорошенько подумав, когда проснулась, Марион вспомнила, что временами чувствовала, будто его нет в городе. Поймав Огюстена в следующий его приход, она осторожно спросила, правда ли то, что ей снилось, и он сказал "да".

Через некоторое время, к концу весны, Барбара обрадовала Марион известием, что они обе должны ехать в Сен-Клу, вместе с королевским двором. А оттуда, возможно, в Сен-Жермен. Это на месяц, не меньше. Решив, что поехать она обязана, так как работа есть работа, Марион не долго стояла перед выбором кому поручить заботу о Рене: мамаше Фарду или Огюстену. Она оставила Огюстену ключ от квартиры, и попросила пожить там с Рене в ее отсутствие. А Марсела Фарду, хитро подмигнув, заверила молодую подругу, что присмотрит за ними обоими, с большим удовольствием, поскольку, захотев есть, мужчины явятся к ней как миленькие. Пусть Марион не беспокоится.

Конечно, она беспокоилась, первый раз в жизни так надолго оставляя сына. Но, вернувшись через два месяца, она обнаружила, что всё в порядке. Спросив не у мужчин, а у Марселы, как они тут жили, Марион получила честный ответ, что всё было прекрасно, мальчик вел себя тихо, как ангелочек, а "месье Жантильи" дважды собираясь хорошенько напиться и прогулять всю ночь, заранее, под приличным предлогом просил Марселу присмотреть за ребенком, и домой к Марион своих подружек не водил, хотя у него был ключ. За это мамаша Фарду ручается.