Город драконов. Книга четвертая - Звездная Елена. Страница 9

– Мм-м… у вас это замечательно получается, – нервно похвалила я, судорожно перебирая в памяти все заклинания тушения пламени, которые только были мне известны.

Не замечающая моей нервозности, Эмбер ожесточенно продолжила:

– Отец приходил в ярость. Розги? О нет, розгами наказывали только Елизавету, чтобы не оставалось следов, чтобы не портить… красоту. А меня и Лауру он избивал кнутом! И даже не до крови, это было бы слишком легким наказанием, по его мнению, он бил до сломанных костей!

Чудовищно…

И вместо того, чтобы попросить девушку успокоиться, я призвала «Refractoriness», защищая все поверхности этой комнаты от воспламенения.

– Спасибо, – не оборачиваясь, поблагодарила Эмбер.

Села на пол, скрестив ноги и держа теперь все пламя, которое просто переместила из камина так, словно это не огонь, а искрящаяся хрустальная пирамидка.

– Я всегда считала это правильным, – проговорила она, глядя на огненные всполохи, – отец требовал от нас быть сильными и отомстить… отомстить за маму.

Пауза, разгорающееся пламя в руках виверны и тихое:

– Утопить в крови Город Драконов…

На ее лице вдруг стала проступать золотая чешуя, блестками отражая пламя, и я уже начала существенно волноваться, как вдруг Эмбер едва слышно произнесла:

– Елизавета догадалась первой.

И, бросив огонь обратно пожирать дрова в камине, девушка резко поднялась, а ее волосы, ладони и облик вернули прежний вид.

– Слава тебе, Господи! – послышалось в коридоре.

И мы с леди Энсан удивленно оглянулись на вход – там, за дверью, обнаружились все мои домочадцы, и у всех наготове имелись ведра с водой.

– Хм, – произнесла Эмбер, – вы знаете, а это не похоже на чай.

– О, я вижу, для вас не составит труда вскипятить любую воду! – не осталась в долгу миссис Макстон. И уже обращаясь ко мне: – Дорогая, мы оставим ведра в коридоре, если вы не возражаете?

Не сдержав улыбку, ответила:

– Если вам так спокойнее, оставляйте. Что касается гостиной, я использовала заклинание от воспламенения, пожар нам не грозит.

Едва все ушли, действительно оставив ведра, Эмбер тихо заметила:

– У вас странные отношения с прислугой.

– Они не прислуга, – возразила я, – они давно моя семья. Все, что у меня осталось.

И я улыбнулась, за любезно-вежливой улыбкой скрывая ту горечь, которая неизменно оставалась со мной.

– А что ваша семья? – заинтересовалась леди Энсан.

Я потянулась, взяла блюдце с чашкой со стола, сделала глоток почти остывшего чая и, грустно улыбнувшись, ответила:

– Меня никогда не били кнутом. Меня просто вычеркнули из своей жизни.

Вычеркнули…

Всего лишь слово, одно слово, но как же много за ним скрывалось боли! Моей боли.

Двери моего дома, что закрывали передо мной, не пуская даже на порог. Отец, который отворачивался, а то и вовсе задергивал шторы, когда я проходила мимо его конторы, чтобы увидеть его, хотя бы только увидеть. Мать вместе с няней, моей няней, растившей меня с рождения, стремительно покидавшие любой магазин или сквер, едва завидев меня. Меня просто вычеркнули…

– А смотрю, и вас жизнь потрепала, – мягко опустившись на стул передо мной, произнесла Эмбер.

– Отчасти, – прошептала я, – отчасти.

Я никогда и никому не говорила об этом, но почему-то не смогла сдержаться и призналась леди Энсан:

– Моей мечтой было стать известным ученым. Потом, после завершения научного труда профессора Стентона. Мне хотелось, чтобы мои открытия делали жизнь лучше, чтобы обо мне писали в газетах, чтобы… родители гордились мной и простили за тот выбор, что я сделала вопреки их воле.

Я помолчала, глядя в свое искаженное отражение, усмехнулась и продолжила:

– Как наивно. Наивно и глупо.

– Быть может наивно, но точно не глупо, – возразила Эмбер. Усмехнулась и добавила: – Похоже, мы с вами обе в душе лишь маленькие недолюбленные родителями девочки… – И тут же спросила: – А что Ширли?

– О, – я заставила себя улыбнуться, – ей, можно сказать, повезло, у нее были бесконечно любящие отец и мать. Но низкий социальный статус несет гораздо больше опасности, нежели проживание в иных социальных слоях. Ее отец погиб в очередном торговом предприятии, он был извозчиком, а мать пережила его ненадолго и скончалась в скором времени от непосильного труда.

– Какой ужас, – потрясенно прошептала Эмбер. – О, Ширли, бедное дитя.

– Дитя? – переспросила я. – Она ваша ровесница.

Пожав плечами, леди Энсан невесело возразила:

– Мне пришлось повзрослеть раньше, следовательно, я старше. Но перейдем к делу. У меня есть шанс вытащить Ширли из поместья Арнелов?

Растерявшись от ее вопроса, я лишь неуверенно пожала плечами, искренне изумленная той решимостью, что прозвучала в голосе виверны.

– Не удивляйтесь, – усмехнулась Эмбер. – Лаура в тюрьме, добраться до нее у меня нет возможности, а даже если и будет – отец позаботился о том, чтобы все тайны мы унесли с собой в могилу, значит, вероятнее всего, если Лур еще жива, то уже лишена адекватного сознания. В любом случае для нее одобрение отца и исполнение «великого долга» куда важнее наших жизней, как, впрочем, и любых иных. Так что все, что у меня осталось, – Ширли. А я, как вы правильно заметили, мисс Ваерти, очень много времени прожила среди оборотней, и семья для меня не пустой звук. Я заберу Ширли, мы покинем этот проклятый город, моих сбережений хватит, чтобы добраться до родных мест, а там… ни отец, ни кто-либо иной нас никогда не найдет. Я не хочу воевать, я никогда не убивала и не желаю начинать. Я все еще та маленькая девочка, которая умеет лишь разжигать огонь и у которой теперь никого не осталось.

Монолог, наполненный эмоциями в той степени, в которой ими свои монологи наполняли оборотни, – то есть эмоций не было. Была цель, было решение, был план дальнейших действий – все четко, по-военному, точнее… так по-оборотневски. И исключительно потому, что с психологией оборотней я была знакома, я и сделала вывод:

– У вас есть возлюбленный. Оборотень, как я понимаю. Ведь именно поэтому вы убеждены, что отец вас никогда не найдет? Своих женщин столь истово скрывают лишь оборотни.

Леди Энсан вздрогнула всем телом и настороженно замерла, в каком-то ужасе глядя на меня.

Я же… продолжила делать выводы. Эмбер сказала «я никогда не убивала, и не желаю начинать», а значит…

– Вас не было в Городе Драконов все эти четыре года, не так ли? – задала я прямой вопрос.

И девушка опустила взгляд.

Несколько секунд она молчала, глядя на свои сжатые ладони, затем едва слышно выговорила:

– Я не умею убивать. Не умею… – ее голос сорвался, – никогда не умела, и отец… Однажды он едва не забил меня до смерти, когда я не смогла перерезать горло уже подстреленному оленю. И он бы убил, он так и сказал, что это был лишь урок и я должна его усвоить. Но этот урок усвоили мы обе, и Лаура приняла меры. Она взяла убийства на себя. Все убийства. И на охоте, и вне охоты. Мы близнецы, нас путал даже отец, так что… Вы правы, я прибыла недавно, за день до приезда отца, а эти четыре года… У меня двое детей и любимый мужчина. Мне не нужна эта война, я не хочу никому мстить, я… хочу лишь вернуться к своей семье и желательно вместе с сестрой, хотя бы одной сестрой. Лаура, даже если сумеет спастись, никогда не предаст отца.

Это прозвучало так, что несомненным стало понимание – Эмбер Энсан себя лично считает предательницей. И винит именно себя. Чудовищно и так неправильно. Как же это неправильно. Но возразить, высказать собственное мнение, начать заверять ее в том, что она не виновна ни в чем? Я была слишком хорошо воспитана, чтобы лезть в чужие чувства… и в данный момент искренне сожалела об этом.

Открылась дверь, вошла миссис Макстон, принесла чай для леди Энсан, долила мятный отвар в мою почти опустевшую чашку, однако уходить не стала. И на мой вопросительный взгляд ответила негромко, но с явным намеком, причем даже не для меня:

– Мистер Илнер говорит, что ощущение мрачной тревоги расползается. С горы сбегают волки, он видел минимум две стаи. К тому же улетают птицы. И даже ворон, что по ночам спал на старой сосне в конце дороги, сорвался с места и тяжело полетел куда-то к подножию Железной Горы. Подальше отсюда…