Я тебе не ровня (СИ) - Шубникова Лариса. Страница 17

— Власька, ушлёпок. Вот я тебя!! — и пошло-поехало.

Аришка вывернулась из рук Андрея и снова за балясину схоронилась. Шумской прикрыл ее спиной широченной, вроде как стоит без дела, а потом и зашагал, отвлек приказного человека, отвел сплетни-пересуды.

Рыжая обождала малое время, да и отправилась вслед за Шумским. У крыльца боярских хором остановилась и скромно притулилась за спинами девок, что цветистой стайкой сгрудились возле угла хоромин и смеялись, перешучивались с ратниками — и местными, и Савиновскими.

Дёмка балагурил! То бровями играл, то шутейничал, а то и просто ус подкручивал, глядя на молодых славиц. Те щебетали в ответ, отругивались, но без злобы. Любили Дёмку-то…

— Да ну! Арина Игнатовна пожаловала. И как ты, славница, с эдакой-то косой живешь? Ни спрятаться, ни укрыться. Как ржа на плуге, токмо ярче и поблескивает, — Дёмка принялся за рыжую.

— А я так мыслю, боярич, лучше с яркой косой, чем с кудрявым чубом и скудной бородёнкой. По старости-то, сверху станет меньше, а снизу больше. И так смешно, и инако весело.

Дёмка тронул свою негустую бороду и хохотнул. Арина на Шумского боялась смотреть, а ну как румянец-предатель щеки зальет? Ох, заметят девки и ратники, стыд-то будет. А вот Шумской впился взглядом в Аришку, и никого не опасался. Так ить мужик, боярин…ему-то что?

Вышел из хором боярин Аким, степенно сошел со ступеней и поднялся в седло.

— На конь!!! — скомандовал всем. — Тихим ходом, айда!

Ратники заспешили, попрыгали в седла и выстроились обычным порядком — собрались в Богуново, там перед посевной последний сход служивых. Оговорить, когда и куда ехать после пахоты.

Дёмка, красуясь перед девками, поднял на дыбки своего красавца-каурого, свистнул и подмигнул всем и сразу залихватски. Шумской повернул Буяна — тот аж танцевал от нетерпения — поглядел на Аринку, и улыбнулся глазами одними. Рыжая вздохнула восторженно — так-то только Андрей умел. Лик серьезный, а глаза смеются.

Бояре и ратники выехали за ворота, а Аришка осталась стоять, глядя вслед чернявому сармату, что занял все мысли девичьи и мечты.

От автора:

Подносный — экземпляр, предназначенный для преподнесения в дар высокопоставленному лицу. Характеризуется индивидуальным оформлением, например, посвящением на переплете или титульном листе

"…сложила церковной земли" — на Руси, отправляясь на дела ратные, мужчины в качестве оберега брали с собой частицу родной земли, которая хранила воина от вражеского оружия.

Глава 9

— Андрюха, пива те в брюхо, чегой-то ты весь прям сияешь, а? Никак обогатился или прирезал кого из ляхов? — Дёмка жевал сухарь, удобно сидя в седле.

— Дём, неужто я рад только золоту и смертям? Таким разом я не человек вовсе, а тварь бездушная.

Дёмка угощение свое выронил, рот открыл и уставился на приятеля.

— Щур меня! Андрей, напугал до трясучки. Когдай-то тебя такое волновало? Ворога покромсал, золота стяжал и делов-то. Признайся, тебя отец Виталий святой водой окропил, да? Молитвой очистил? Или Рада* поцеловала?

— Не Рада… И не она меня, а я ее, — сказал Андрей и тут же пожалел.

Дёмка достал из подсумка еще один сухарь, и снова его уронил.

— Иди ты! Кого? — выпучил глаза на друга. — Ты, эта, морду не вороти от меня! Андрюх, кто такая? Да говори уже, сармат, эдак от любопытства лопну!

— Отлезь.

— Куды отлезь?! Он, значит, деваху нашел, челомкает ее почем зря, а другу ни слова, ни полслова? — от горячей той речи у Демьяна шапка сползла на нос, он в сердцах заломил ее на самую макушку. — Андрюха, кто она? Знаю ее? А она тебя?

— Что она меня? Знает ли? — Андрей уразумел, о чем друг спрашивает, но смешно же.

— Тьфу, морда твоя ехидная! Я грю, она тебе отвечала? Вот не знаю, которая отважилась с тобой миловаться. Ты как бровь свою бесючую заломишь, так все девки врассыпную.

— Если скажу, смолчишь?

— Да я…я… Да ты меня за кого?! Да ты… — Дёмка ажник вспучился, будто нора кротовья посередь дороги.

— За кого? За болтуна. Кто растрепал про Захара Мятова, что он порты обронил в бою? Не ты? А про то, что через те порты твой десяток выжил, чего ж не поведал? Начни Захарка срам прикрывать, он бы не врагов рубил, а зад подставлял и не токмо свой.

— Дык это когда было-то?! Ты еще вспомни деда моего, Фрола, когда он козлом скакал по бабам.

— Было же, Дём. А потому, доставай еще один сухарь и жуй себе, — Андрей ухмыльнулся и более никак не отвечал на Демкины вопросы.

Тот уж и так и эдак, а все никак! Шумской под мерный шаг Буяна малёхо замечтался, впал с полусон. Все казалось, что Аришка перед глазами — коса блестит, глаза сияют…

На воеводском подворье не протолкнуться! Ратные десятники, сотники и полусотники со всей округи. Да боярин Фрол всем нашел место, для всех изыскал, измыслил мудрое слово. С того и совет прошел гладко, да ровно. Мужики не ругались, удалью не хвастались, а вели деловой разговор.

Уж в вечеру, когда все собрались разъезжаться по уделам своим, собирать силы для пахоты, воевода подошел к Шумскому и сам позвал на именины.

— Будь гостем, Андрюш. Вот не знаю, как ты, а я уж давно своей семьи без тебя не мыслю. Пришелся ко двору, удоволил старика. Считай еще одним внучком обзавелся.

Шумской особо не любил сборищ, но слово боярина Фрола от сердца шло, и как тут пожившего воина огорчить отказом? Поклонился поясно и молвил:

— Буду, дядька Фрол. Благодарствую.

— Так жду, помни! — махнул рукой старый воевода и отошел.

— Андрюх, так что про девку-то? — настырный дружок у Шумского, ничего не скажешь. Подлез справа и вопрошает, глазами сверлит.

— Демьян, хороший ты парень, токмо смола смолой. Отлипни, докука, — Андрей не выдержал тоскливого взгляда приятельского и засмеялся.

— Свят, свят… — Дёмка попятился от Андрея. — Еще и грохочет. Ну все, не инако белый свет помутился. Это где видано, чтоб Гарм, да ржал аки сивый мерин. Пойти, чтоль, бражки хряпнуть?

Часом позже, когда уж ехали лесной дорогой, Дёмка изгалялся, как умел и до того домаял Шумского, что пришлось рыкнуть и морду сделать посуровее. Опосля такого циркуса, Дёмка замолк, но бубнил себе под нос и языком цыкал.

Жаль Андрей не видел Фаддеева лица. Злого, обиженного… Покамест были на совете, толклись во дворе, духота майская одолела. Кто кафтан скинул, кто рубаху рассупонил. Вот и Шумской завязки дернул и Фадя змеиным глазом своим приметил малую ладанку, что на шее его висела. И не сказать, что Фаддей бабью вышивальную науку разумел, но ревнивым-то взором все окатил, да понял — Аришкина работа. Чудной рисунок, не местный. Всколыхнулась обида, да желочь, взыграло ретивое мужицкое — на кого променяла?! На этого полукровка, выблядка?! Харя резаная, морда бритая.

Змеиная любовь-то опасная. Самому не досталось, так надоть ядом угробить того, кто мил. А саму ее, любовь-то, втоптать в грязь, унизить, а потом и прибрать к рукам. Крепко задумался Фадя…

У развилки дорожной — Берестовской и Савиновской — Андрей попрощался с Медведевыми и к себе отправился. Ох, не туда его тянуло, не в хоромы богатые, пустые, а в малую сарайку на подворье боярина Акима, где хранились новые короба. Там ведь Аришка его приветила, смотрела ясно и ладанкой дарила. Мелькнула шальная мысль — поехать к ней, да уплыла. Посев завтрева начинать. Не будет нови, не будет жизни. От Шумского, хозяина-боярина, много кто зависел, а он долг свой помнил и исполнял.

А с ранним светом началась страда. Никто в стороне не остался: ни холоп, ни кузнец, ни поп, ни боярин. Ратники скинул доспех до времени и вышли на поля-наделы.

Положили требы древним богам, прочли молитву новому, Единому, а уж потом поплевали за мозолистые ладони-то и впряглись. Поп Виталий явился помочь словом, Андрей его приветил и рядом с собой оставил — иной раз-то доброе слово нужнее, чем понукание аль приказ.

Так и маялись, упирались на землице со света до темна. Ни посиделок, ни гуляний — одна токмо работа, но почитай, самая главная.