Пляска змей (СИ) - Боровски Марк. Страница 25

Белые змеи отдалялись к окну, готовясь раствориться во тьме.

— Бойся их сестра, и ты девочка тоже… Они прекрасны собой, однако на голове у них рога, а глаза их обладают невероятной силой. Не смотрите им в глаза… Ни за что не смотрите. А лучше бегите отсюда куда подальше. Ведь скоро они придут, и их будет много…

Змеи скрылись за окном. Я перевела взгляд на Марка, лежащего теперь очень тихо. Его грудь вздымалась спокойно, дыхание было ровным и уверенным, даже щеки слегка порозовели, но самое главное — чернота с шеи полностью ушла, а припухлость медленно спадала…

Мне снова захотелось плакать. В клинике Григоровича я почти никогда не плакала, но зато как выбралась оттуда, стала делать это все чаще и чаще…

Пусть родители Марка и выглядели, как чудовища, но они все же помогли ему. А я, следовательно, не ошиблась в своих действиях… О, как же это хорошо! Невероятное облегчение теплой волной разливалось по всему моему телу.

Сара посмотрела на Оливера, затем на своего племянника, и прижала руку ко рту. Потом, бросилась к постели Марка. Я же медленно подошла к Оливеру и склонилась над ним. Тот дышал, но едва заметно… В лице его не было и кровинки, а на губах пузырилась слюна. Отец Марка сотворил с ним точно то же, что Амелия сделала с псом Григоровича. Он отравлен. Да только вот в чем вопрос — смертелен ли этот яд? Мне бы вовсе не хотелось, чтобы Оливер умер. Как оказалось, он не только смешной и симпатичный, но и достаточно храбрый… Я осторожно сняла с мужчины очки. Бедный Оливер. Он так самоотверженно бросился на помощь Марку, и поплатился за это… Он не должен умереть. Вот бы узнать, что стало с псом Григоровича… Ели выжил он, то выживет и Оливер.

Выпрямившись, я повернулась к Саре. Та гладила Марка по волосам.

— Мама. — Вдруг произнес Марк не открывая глаза, потом слабо улыбнулся. Сейчас, он просто спал.

— Ему лучше. — Произнесла я.

Сара молча кивнула.

— Значит, тел в доме не нашли… — Вымолвила я подходя к ней. — Вы рассказывали об этом Марку?

— Нет. Он этого не знает. — Сара покосилась на Оливера. — Он мертв?

— Жив. — Ответила я. — И скорее всего останется жив. Но сейчас он без сознания или парализован, я не знаю точно. Они отравили его, но думаю это не смертельно.

Сара возвратила взгляд к Марку.

— Моя сестра… Мия. И Артур. Они изменились, и мне до сих пор не верится… Ты ведь тоже видела это?

— Видела, и слышала… Это ведь я впустила их.

— Ты?! Впрочем… Они ведь помогли Марку. Они… Кто они теперь?

— Не знаю.

— И о ком они нас предупреждали? Что за рогатые существа обратившие их?

— Понятия не имею… Хотя… Постойте-ка…

Мы с Линдой действительно были очень близки. Поэтому, я знала куда больше, чем все прочие пациенты клиники Григоровича… Во время ежедневных, очень неприятных, но обязательных процедур, которые Линда была обязана проводить надо мной, она частенько рассказывала мне некоторые интересные вещи, дабы отвлечь меня от боли. Именно так я узнала о Нуадхе — хонке, заключенном на одном из самых нижних этажей клиники, под землей. Я узнала о Нуадхе, и вообще о хонках в целом. Их можно назвать отдельной рассой… Линда говорила, что хонки произошли от кровосмешения между людьми и демонами. Именно поэтому на голове у них рога, а глаза их обладают некой силой. Хонки живут далеко на севере, также есть отдельные малочисленные племена на востоке. Они не обладают познаниями в технике и науке, как люди, но зато владеют магией, и надеются когда-нибудь стать хозяевами планеты… Звучало все это, конечно, как страшная сказка. Но Линда уверяла меня, что это правда.

— Хонки. — Медленно проговорила я.

— Кто? — Переспросила Сара.

— Хонки. Кажется, ваша сестра и ее муж говорили о хонках…

Глава 7. Ева

1

Красная маска, висящая на стене, смотрела на меня из тьмы, а я смотрела на маску… Оскаленная, с огромными белыми клыками, кроме таких своих функций, как защита органов зрения и дыхания, а также сокрытия личности, она, вдобавок ко всему этому, была призвана устрашать моих врагов… Впервые я надела эту маску более семи лет назад, как только достигла совершеннолетия, которое встретила здесь — в клинике доктора Григоровича. Я надела эту маску, покрасила волосы, и таким образом змея Аканху приобрела свой цвет — красный.

Пляска змей (СИ) - img4.jpg

Подобные маски есть у каждого из пятнадцати членов Аканху. Они сделаны по образцу японских масок демонов Они. Лет с двенадцати я увлекалась японской культурой, читала много книг про Японию, и когда-нибудь мечтала побывать там…

Маски всех членов Аканху, отражали некоторые особенности личности своих владельцев, и, хоть этого почти и не было заметно снаружи, имели встроенный респиратор минимизирующий воздействие на организм ядовитого тумана, приходящего с востока, а также защищающий от большинства других вредных газов…

Как же она все-таки прекрасна… Моя маска. Она — мое второе лицо, и моя истинная сущность. Я почти умерла, но благодаря Григоровичу возродилась в облике красной змеи. Почти все мы — члены Аканху, возродились. Мы получили новое существование, в корне отличающееся от старого… Великолепное существование.

Когда-то, я была совсем обычной девочкой, маленькой, глупой и слабой. Воображала себе невесть что, и невесть чего ждала… Сладкая, радужная, и довольно бестолковая жизнь. Но ведь я была ребенком. А что с ребенка возьмешь? Однажды я заболела, сначала, казалось бы — совсем несущественно. Так, незначительные боли в спине, которым я почти не придавала значения, и даже на первых порах не сказала о них родителям… Но время шло, а боли становились все сильней. Потом уже, когда я почти не могла ходить, а позвоночник мой выгнулся ужасным образом, превратив меня в настоящую вечно скулящую немощную уродину, мне пришлось осознать всю серьезность ситуации… Да только болезнь моя оказалась неизлечимой. Я была обречена на медленное умирание, все больше искривляясь, теряя человеческий облик, и воя от боли по ночам. Вскоре я поняла, что хоть родители мои и любили меня, но я стала для них настоящим кошмаром, и жуткой обузой. Мало кто в то время мог подолгу смотреть на меня, настолько я была отвратительна, и даже они в конце концов стали отворачиваться. Моя собственная костная система обернулась против меня, и чем ближе я была к смерти, тем менее походила на человека… Меня безжалостно выкручивало, гнуло и кривило, а вопли мои, должно быть, были слышны даже на другом конце улицы…

Немудрено, что матушка моя, вынужденная наблюдать за всем этим, слетела с катушек. Уж не знаю, что там творилось у нее в голове, но однажды ночью, когда отец был на смене, она зашила себе влагалище красными нитками, после чего пришла ко мне в комнату голая, чтобы похвастаться этим, а потом попыталась задушить меня подушкой. Да только я сама ее задушила, и причем не подушкой, а голыми руками… И до сих пор понять не могу, откуда в этих руках сила тогда взялась? Как бы то ни было, я придушила эту суку, и сделав это, рыдая выползла на улицу, где капли ночного дождя смыли с моего лица слезы…

Потом, будто порождение чьих то кошмарных снов, я ползла под фонарями, по улицам мокнущего города. Ползла и выла от невыносимой боли, до смерти пугая редких прохожих… Они все, едва заметив меня бежали в ужасе. И никто даже не попытался помочь… Они видели перед собой чудовище, оживший кошмар, но не человека.

Однако, один все же подошел… Высокий пожилой мужчина. Он был одет в серое пальто и черную водолазку, и смотрел на меня спокойно из под своего зонта, а я выла у его ног. Мне тогда и невдомек было, что передо мной стоит человек, способный кардинально изменить мою жизнь. Я думала, он лишь один из многих, не трус, но бесполезный зевака, которому нравится наблюдать за мучениями других. Но доктор Григорович оказался иным. Когда страх с болью все же доконали меня, и я лишилась сознания, последним что я запомнила, перед тем как погрузиться в спасительную тьму, были его глаза, удивительно спокойные, в которых жалость в равной степени мешалась с заинтересованностью. Эти же глаза я увидела, когда очнулась. Боли в своем теле я больше не чувствовала, впрочем, как и самого тела… Вокруг было удивительно светло, остро пахло какими-то препаратами, и откуда-то слева звучала тихая, невероятно красивая музыка… Григорович продолжал на меня смотреть, потом сказал: