Где я, там смерть (СИ) - Сербинова Марина. Страница 36

Повисло напряженное молчание. Кэрол удивленно ждала, когда Джек начнет в ответ жалить ее своим языком, но он почему-то молчал. Лишь слышалось его тяжелое гневное дыхание.

— Ну, так что? Все же намерен мстить Тимми?

— Ты же знаешь, что я не благородный рыцарь, и никогда не пытаюсь такового изображать, и я никому не позволю безнаказанно отправлять меня на больничную койку! Этот сопляк горько пожалеет о том, что поднял на меня руку! — резко отозвался Джек. — Мне плевать, что ты об этом думаешь. Я расквитаюсь и с этой гадиной, и с ее братцем!

Кэрол пожала плечами.

— Что ж, то, что тебе на меня плевать, я уже поняла, мог бы и не говорить. Я знала, что тебя бесполезно просить. Только учти, что если ты тронешь Тимми, ты за это поплатишься. Я клянусь тебе в этом памятью моей Эмми.

Она не смотрела на мужа, но могла представить выражение его лица.

— Ты что, угрожаешь мне? Из-за этого мальчишки?

— Да, Джек. Этого мальчишку я в обиду не дам, никому, — с невероятной для нее ожесточенностью сказала она. — И я сделаю все, чтобы тебе помешать.

— Значит ты на его стороне и против меня, своего мужа. Почему? Только из-за того, что вы дружили в детстве?

— Не только. Просто я считаю, что он не тот, кто заслуживает наказания в этой ситуации. Он поступил правильно по всем законам и человеческим понятиям, как мужским, так и женским. А правых наказывают только трусы и подлецы!

Джек задохнулся, резко выпрямившись, но тут же невольно согнулся от боли, которой отозвалось его тело на неосторожное порывистое движение.

Кэрол продолжала спокойно сидеть рядом, и, повернувшись, посмотрела на него. Красиво очерченные чувственные губы ее дрогнули от отвращения.

— Почему ты всегда расправляешься со своими врагами исподтишка, украдкой, а, Джек? Почему никогда не действуешь открыто, смотря человеку в глаза, а не нанося удар в спину? Хочешь выяснить отношения с Тимми, позвони ему, встреться, как мужчина с мужчиной, а не жаль исподтишка, как змея, которая только так и может постоять за себя. Но ты этого не сделаешь, так ведь, Джек, потому что по-другому ты не умеешь и не можешь? И потому что ты боишься Тимми.

— Хватит, Кэрол, — голос Джека опасно похолодел. — Я понимаю, что ты злишься, но не перегибай палку. Ты знаешь, я этого не потерплю.

— А что ты мне сделаешь? Ударишь? Или выгонишь из дома? А, может, всадишь в меня иголку, зараженную СПИДом? Это верный и безопасный способ избавляться от не угодивших тебе родственников, так ведь?

— Что ты несешь? — прохрипел Джек, наклоняясь к ней и хватая за руку.

— Ты забыл, Джек, что окно нашей спальни находится как раз над парадной дверью! Тебе следовало тише говорить о своих страшных тайнах, когда глумился над своей матерью!

Он смертельно побледнел. Кэрол вырвала свою руку из сильных пальцев и оттолкнула его от себя. А он неожиданно сгорбился и уронил голову на руки, спрятав лицо в ладонях.

Кэрол растерялась, удивившись такому не свойственному ему поведению. А он сидел, тихо, молча, неподвижно, выглядя таким несчастным и подавленным, каким она никогда его не видела. Сердце ее пронзила внезапная боль и, поддавшись внезапному порыву, она положила ладонь ему на затылок и с любовью погладила мягкие шелковистые волосы. Он не пошевелился, но тихо сказал:

— Я не делал этого. Я просто хотел, чтобы она так думала. Я хотел, чтобы она раскаялась, пожалела, хоть перед смертью! Чтобы поняла, какую боль мне причинила, которая толкнула меня на такую жестокую месть. Но на самом деле, я ничего ей не делал! Как ты могла подумать, что я погубил собственную мать? Она сама себя погубила, понимаешь? Жизнь ее наказала, а не я! А я все равно ее любил, ведь ты тоже любила свою мать, не смотря ни на что, потому что эта любовь заложена в человеке самой природой. А сопротивляться природе бесполезно, она нас создала и она сильнее. Мы просто хотим думать, что можем ей воспротивиться.

Он поднял лицо и посмотрел на Кэрол переполненными страданием глазами, он, который всегда стремился выглядеть только сильным и не подвластным никаким слабостям.

— Только ты можешь понять мои чувства, потому что мы с тобой одного поля ягоды, отвергнутые матерями. Ты… ты мне веришь? Веришь, что я ей просто солгал, что не делал ничего из того, что ей сказал?

— Верю, — чуть слышно ответила Кэрол. Но на этот раз она не была с ним честна. Ей хотелось верить, но что-то ей мешало. Смотря на него, она вдруг поняла, а может быть, просто почувствовала, что он мог это сделать. Поняла, что не знает до конца того, с кем прожила рядом пять лет. И ей стало страшно. Она была шокирована, когда услышала его разговор с матерью. Ее бросило тогда в дрожь от человека, который был ей мужем. Всю ночь она не сомкнула глаз и смотрела на него, пока он спал. С ужасом и страданием смотрела. Но все-таки предпочла не задумываться о том, что за сердце бьется в груди любимого мужчины и сколько зла и жестокости оно способно в себя вместить. Но становилось страшно при мысли, что может настать момент, когда это может обернуться и против нее. И она невольно вспомнила предостережения Рэя, когда он говорил, что Джек страшный человек.

«Он не просто плохой человек, он страшный человек. Посмотри ему в глаза, и ты сразу все поймешь», — говорил ей Рэй. А она на него за это сердилась. «Он подставил мне подножку. Не повернулся, не встретил лицом к лицу, а подставил подножку. В этом он весь и есть». Сколько времени ей потребовалось, чтобы начать замечать то, что Рэй разглядел сразу! А она думала, что Рэй так говорит только из ревности и неприязни к Джеку, чтобы очернить его в ее глазах.

«Посмотри ему в глаза, и ты поймешь».

Невольно Кэрол внимательно пригляделась к его глазам. Джек не стал отворачиваться. Не в его привычках было прятать глаза. К тому же он понимал, почему она так пристально на него посмотрела, так, как никогда раньше не смотрела, с тревогой, даже страхом.

Но она видела лишь ставшие для нее такими родными, такими любимыми глаза, умные, серьезные, проницательные, которые всегда смотрели ей в самую душу и читали ее мысли. Сколько раз она смотрела в них, хорошо изучив и зная все выражения и взгляды, появляющиеся в его зеркалах души, как говорят люди. Надменность и высокомерие, доля презрения и насмешки почти всегда присутствовали в его взгляде и были основными, но появлялись и нежность, и улыбка, и веселье, и грусть. Как и у любого другого человека. Ей нравились его глаза. Имели они над ней какую-то странную силу и власть. Она находила их красивыми. Она привыкла к ним. Но когда они только познакомились, она почему-то цепенела под его взглядом, терялась. Он словно выбивал почву у нее из-под ног, заставляя чувствовать себя жалкой и ничтожной. Это ощущение возникало у нее и теперь, только уже не так часто. Но она никогда особо не задумывалась, почему это происходит. А теперь задумалась. Она хотела понять, почему ей становилось так не по себе и что именно ее беспокоило. Но сейчас она не видела во взгляде Джека ничего такого, что могло бы напугать или даже насторожить. Конечно, так открыто его разглядывая, она ничего и не увидит. Он не позволит. Лишь случайный взгляд в какой-то определенный момент может позволить увидеть то, что есть на самом деле, а не то, что он хочет показать. Например, когда он выходил из себя и злился, его взгляд становился страшным и от него бросало в дрожь, по крайней мере, Кэрол. Но был и другой взгляд, еще страшнее, от которого леденела кровь. Лишь однажды Кэрол удалось его заметить, но она запомнила его на всю жизнь. Они сидели тогда в ресторане, обсуждая освобождение Мэтта, и это выражение у него в глазах появилось при словах «любой ценой». Холодная равнодушная жестокость, не знающая преград и сомнений. Взгляд акулы, с которой его сравнивают, которая движется к своей цели со смертельной непреклонностью, как охотник, не знающий пощады и преследующий свою жертву до конца. Может, только в то самое мгновенье и только тогда она увидела истинного Джека Рэндэла, его сущность, его душу.