Мы из Конторы - Ильин Андрей. Страница 43

— Дальше?.. Дальше ты у меня, мил человек, поедешь грузобагажом.

— Ну ты все же — гнида!..

Как видно, полковник решил, что над ним издеваются, что с ним шутки шутят! Ничего подобного — никто с ним не шутил. До шуток ли в их непростом положении!..

Дальше полковник Городец поехал грузобагажом…

Глава 51

— Есть сигнал!

Ну наконец-то…

Сигнал был устойчив и был близок. Микрофон работал. Микрофон передавал какие-то равномерные стуки.

Тук-тук… Тук-тук…

— Где «объект»?

— Объект движется по железной дороге.

— На чем движется — на машине? Вы что там, с ума спятили?

— Найн, не на машине. По всей видимости, он бросил машину и запрыгнул на проходящий товарный состав, который движется в сторону…

— Почему товарный, а не пассажирский?

— Эта ветка используется только для грузового движения.

— Перехватите его на ближайшей станции. Только живым!..

— Яволь, мой… — ну неважно кто.

На ближайшей станции наблюдалось непривычное скопление людей — которых не было видно. Потому что они не высовывались, ползая по придорожным кустам и канавам.

Подошел поезд.

По вагонам побежали вооруженные, в черной форме, бойцы с пистолетами-пулеметами наизготовку.

Они прыгали на подножки, взбирались на борта вагонов, заглядывая внутрь, заглядывая меж колес.

Никого!

— Как никого?

— Так никого!

Неужели он успел спрыгнуть раньше?

Но сигнал?..

Сигнал был. Причем микрофон передавал какой-то топот и крики, похожие на команды. А после слова:

— Это что такое там валяется?

— Где?

— Да вон, на вагоне, за скобу зацепилось.

Верно — что-то там болтается.

Ухватили. Дернули. Сорвали…

Какие-то обноски. Да нет, не обноски, а почти новая одежда, только вся рваная. И даже трусы!..

— Кто сказал трусы?!

Ах, это бойцы сказали!

Те, что нашли какие-то обноски…

В том числе трусы…

Тогда — отбой. Всем — отбой!..

Глава 52

Коробка была скреплена капроновыми обручами и была из-под холодильника. Потому что в ней был холодильник. Двухкамерный. Из которого были выброшены все внутренности и выломаны все перегородки. Потому что внутри холодильника были не продукты, а был полковник Городец. Связанный. С залепленным пластырем ртом. В состоянии крепкого, не сказать что здорового, наркотического сна.

Такая вот русская на голландский лад матрешка — из обертки, картона, холодильника и живого человека.

Вернее — полуживого. Да и не человека вовсе — а предателя!

Была коробка, и коробка ехала в салоне микроавтобуса. Не того — другого, грузового, но тоже взятого на прокат. На имя какого-то немца. Очередного…

Микроавтобус с голландскими номерами немножко покатался по Германии и прибыл в славный город Гамбург. В порт. Где под погрузкой стоял российский сухогруз. А в недалеком кабачке гуляли матросы.

К которым подсел незнакомец. Никакой внешности. В усах. И темных очках.

— Здорово, ребята! — весело сказал он. По-русски. Хотя с небольшим акцентом. Видно — эмигрант первой волны.

— В компанию примете?

И выставил на стол бутылку шнапса.

— А ты кто такой будешь?

— Свой. В доску.

— А не врешь?

Незнакомец не врал, потому что с ходу выставил еще десять бутылок. И закуску.

— Тогда садись — коли свой.

Он сел.

Когда выпили и закусили, захмелевший эмигрант сказал:

— А слабо вам в Россию, к примеру, коробку утащить?

— Как два пальца об кнехт! — похвастались матросы. — Большая коробка-то?

— Вот такая, — показал он руками. — Из-под холодильника.

Слабо?

— Как не хрен делать! Хоть три раза туда-обратно! На спор!

— Ну да! — не поверил эмигрант. — А как же таможня?

— Ты на судне когда-нибудь бывал?

— Нет.

— То-то и видать! Судно, к примеру, наше, — это ж целый город, его чтобы обыскать — полгода убить нужно. И один хрен — ничего не найдешь! Там знаешь, сколько закутков, куда ни одна сволочь нос не сует? Кроме боцмана.

— Не знаю!

Но хотел бы узнать. И поподробней…

— К примеру, твою коробку можно в якорный ящик затырить. Или в машинное отделение сволочь. Там сам черт ногу сломит, не то что таможня… Или в мачту, она ж, зараза, пустая… Или вдвойную обшивку заварить, а после обратно выварить. А то еще — в груз зарыть. А что?.. Вот мы, к примеру, теперь зерно везем — пятьдесят тысяч тонн — кто его ворошить станет? А коли станет — разве докопается! Хошь, мы так, в трюме, тебе «мерс» «шестисотый» отсюда прикатим?.. Хоть автобус!.. Как два пальца в клюз!

Ну хочешь?

— Не-а — не хочу!..

Хотя хотел!.. Но не «мерс». И не с этими. И не на этом судне, потому что договариваться с компанией — дело гиблое. Обязательно кто-нибудь проговорится или прихвастнет. Посвященных должно быть не больше двух человек.

Других.

И один из них, желательно, боцман…

И уже не в этом, в другом кабачке, в другом порту, к другим матросам подсел гражданин никакой наружности.

— Есть дело. На десять тысяч. Каждому!

— Евро?

Ну конечно, евро, раз разговор идет в еврозоне.

— Чего надо?

— Груз в Россию доставить.

— Мимо таможни?

— Точно так.

— Большой?

— Да нет — так себе, холодильник.

— Пятнадцать. Каждому.

Потому что на названную цену всегда имеет смысл накинуть половину. А после уж начать торговаться.

— Нет, пятнадцать не пойдет — пятнадцать много!..

— Много?.. Ну ты сам подумай, куда мы такую дуру сунем?

— Как куда? Например, в якорный ящик. Или в мачту. Или в переборку вварить, а после выварить. А лучше всего в трюм и сверху грузом присыпать, — ответил проситель.

Дьявола морского такого обманешь!

— Ладно, доставим в лучшем виде!

Скажи только — кому груз передать.

— Тому, кто за ним придет…

Глава 53

Российский сухогруз «Академик Михайлов» шел полным грузом, рекомендованным курсом по Балтийскому морю. Из Германии — в порт приписки, в Калининград. Штормило. Но не так чтобы очень — баллов на пять, не больше. Команда, сменяясь, несла вахты рулевой — рулил, штурман прокладывал курс, механики скребли мазут в машинном отделении, палубная команда — драила палубу и медяшки, кок — кошеварил, капитан нес груз ответственности… Все были на своих местах, и были при деле.

Узнать, кто конкретно протащил на судно контрабанду, было невозможно. Потому что каждый протащил — но все по мелочи, а кто-то — по-крупному! Но даже он не знал, что он протащил!..

В трюме, на глубине двух метров, если мерить от палубы, утопленный в насыпной груз, стоял ящик. Картонный. Перехваченный капроновыми обручами. Обмотанный несколькими слоями звукоизолирующего материала. С холодильником внутри. Немаленьким. Двухкамерным.

В холодильнике был человек.

Тоже не крохотный.

Живой.

Пока…

Нет, задохнуться он не мог, потому что внутрь холодильника была воткнута трубка, через которую поступал свежий воздух. Таково было условие отправителя груза.

И получателя. В одном лице. Хотя и с разными лицами.

Холодильник был хоть большой — но тесный. Без всяких удобств — без душа, гальюна, кухни и бара.

Но его постояльцу все эти роскошества были ни к чему — ему и так было хорошо. Он спал. Неправедным сном. И должен был проспать еще двое суток. Как раз до прихода в порт приписки.

Но даже когда он спал — он мучился от морской болезни. Потому что его качало.

Вверх-вниз-вверх-вниз-вверх-вниз!..

И мутило. Сильно!

Отчего несчастный стонал. Во сне!

Спал — и стонал!

— М-м!.. Ох!.. М-м!.. Ох!..

И хоть стонал он в закрытом холодильнике, обмотанном в несколько слоев звукоизоляционным материалом и зарытом в сыпучий груз, его все равно было слышно!

Отчего к боцману явился палубный матрос.

— Слышь, боцман, там в трюме какие-то звуки.