Литературный призрак - Митчелл Дэвид. Страница 10
Меня разыскали! Остаток вечности проведу в камере…
И вдруг меня охватило странное чувство облегчения. Все кончилось. По крайней мере, больше не нужно убегать.
Рука смахнула что-то с переднего сиденья, ее обладатель выглянул из машины.
– Господин Токунага, если не ошибаюсь?
Я мрачно кивнул и сделал шаг навстречу своему тюремщику.
– Вы-то мне и нужны. Меня зовут Ота. Я начальник порта. Мой брат разговаривал с вами насчет лекции в школе, которой заведует моя жена. Хотите, подброшу вас в город? Вы наверняка устали – вон в какую даль забрались, и все на своих двоих.
Я послушно сел в машину и дрожащими руками пристегнул ремень.
– Как хорошо, что я мимо проезжал. Было штормовое предупреждение, слыхали? Гляжу – сидит кто-то, сгорбился, вид такой, словно ждет конца света. Не Токунага ли это, думаю. Неважно чувствуете себя сегодня?
– Нормально.
– Наверное, вы переусердствовали с морским воздухом. Наш воздух хорошо освежает мозги, но не в лошадиных же дозах… Вы очень много гуляете… Мне сказали про вашу жену… Искренне вам сочувствую.
– Смерть – это часть жизни.
– Верная мысль, согласен. Но ведь с чувствами так трудно совладать.
– Только не мне. Я прекрасно владею своими чувствами.
Он притормозил и погудел козлу, стоявшему посреди дороги. Козел презрительно фыркнул и удалился в поле.
– Надо сказать госпоже Бэссё, что Калигула опять сбежал. Козы все сожрут. Так вы говорите, что владеете своими чувствами. Замечательно, замечательно. Будет преступлением, если вы тут не поныряете, это я вам точно говорю. Какие у нас рифы! К северу от экватора лучших просто не найти – так все считают. А наша молодежь ждет не дождется, когда к ним в школу придет настоящий компьютерщик! Может, и не бог весть какие отличники, но ребятки они славные. Господин Токунага, если вы завтра свободны, жена приглашает вас на ужин. Так вот, господин Токунага, расскажите о себе…
Дорога свернула к порту, как и все дороги на этом острове.
Тучи вычеркивали звезды с ночного неба, одну за другой.
Токио
Дождливое утро. Весна опаздывала. Я тоже. Горожане спешили на работу, подняв воротники и зонтики. Вишневые деревца в переулке выглядели совсем по-зимнему – мокрые голые ветви, корявые стволы в оспинах. Я выудил из кармана ключи, поднял ставни и открыл магазин.
Пока закипала вода для чая, я просмотрел почту. Несколько заказов – отлично. Счета на оплату – плохо. Пара запросов от постоянного клиента из Нагано по поводу редких пластинок, о которых я никогда не слышал. И всякая макулатура. Совершенно заурядное утро. Пора выпить чаю. Ставлю очень редкий диск Майлза Дэвиса, который Такэси откопал в коробке со всякой музыкальной всячиной, купленной в прошлом месяце на аукционе в Синагаве {9}.
Это шедевр. «It Never Entered My Mind» [1] {10} – тут и счастье, и отчаяние. Ювелирная работа сурдиной, звук трубы сфокусирован в один луч. Медная тарелка солнца прячется в облаках.
Первым покупателем на этой неделе оказался иностранец – то ли американец, то ли европеец, а может, австралиец. Попробуй разбери их – они же все на одно лицо. Короче, долговязый прыщавый иностранец. Но коллекционер настоящий, не праздный зевака. В глазах – искра одержимости, пальцы привыкли быстро-быстро перебирать метровые стопки дисков: так кассир в банке пересчитывает банкноты. Он купил минтовый первопресс «Stormy Sunday» [2] Кенни Баррелла {11} и «Flight to Denmark» [3] Дюка Джордана {12}, пластинка 1973 года. Еще на нем была крутая футболка: летучая мышь кружит над небоскребом, а за ней тянется звездный шлейф. Я спросил, из какой он страны. Он ответил: «Большое спасибо». Все-таки европейцам плохо дается японский.
Чуть погодя позвонил Такэси:
– Сатору! Как вчера отдохнул?
– Да ничего особенного. Днем – урок игры на саксе, потом заглянул к Кодзи. А, еще помог Таро выгрузить доставленное пиво.
– Чеков на эпические суммы не присылали?
– Нет, ничего особо эпичного. Мелочевка всякая. А ты как провел выходные?
Собственно, ради этого вопроса он и звонил.
– Забавно, что ты спросил! В пятницу познакомился в одном клубе в Роппонги {13} с божественной крошкой! – (Даже по телефону почти слышно, как у него текут слюнки.) – Двадцать пять лет, прикинь! – (Для Такэси это идеальный возраст, он на десять лет старше.) – Помолвлена! – (А это обстоятельство привносит аромат адюльтера и снимает с Такэси ответственность. «Трахаться только с теми женщинами, которым есть что терять» – таков его девиз.) – Тусовались до четырех утра. Просыпаюсь в субботу после полудня в какой-то гостинице в районе Тиёда {14}, вся одежда наизнанку. Понятия не имею, как мы там оказались! Тут она выходит из душа – голая, загорелая, капельки стекают по коже! И опять хочет, прикинь!
– Да, райское наслаждение. Вы еще встретитесь?
– А как же, конечно встретимся. У нас же любовь с первого взгляда! Сегодня ужинаем во французском ресторане в Итигае {15}. – (Это означало, что им предстоит ночь любви в доме свиданий где-нибудь в Итигае.) – Серьезно, видел бы ты ее попку! Два спелых персичка! Едва коснешься – сок так и брызжет!
Лучше бы он не упоминал этих подробностей.
– Так говоришь, она помолвлена?
– Ага. С клерком из отдела конструкторских разработок производства чернильных картриджей для копировальных устройств компании «Фудзицу». Он знаком со знакомым начальника ее папы.
– Вот уж повезло парню.
– Да нет, все нормально. Никто ж не видал, верно? Из нее наверняка получится милая маленькая женушка. Просто сейчас ей хочется перебеситься, прежде чем заделаться домохозяйкой на всю оставшуюся жизнь.
Похоже, девица загуляла. А Такэси вроде бы забыл, что всего две недели назад пытался помириться с женой, с которой они живут раздельно.
А дождь все шел и шел – вместо покупателей: те сидели по домам. Дождь то усиливался, то затихал, то опять усиливался. В телефонных проводах шипело статическое электричество. Как перкуссия Джимми Кобба в «Blue in Green» [4] {16}.
Такэси на миг умолк – видно, ждал от меня какой-то реакции.
– А что она из себя представляет? Какой у нее характер?
– Отменный, – ответил Такэси так, словно я поинтересовался новым сортом рисового печенья. – Ну ладно, мне пора. Пойду взбодрю моего риелтора. А то вообще не шевелится, и дело не с места. А ты давай там, торгуй как следует, заработай мне побольше денежек. Если что, звони на мобильный.
Вот уж чего я никогда не делал. Он повесил трубку.
Двадцать миллионов людей живут и работают в Токио. Город так огромен, что никто не знает, где он заканчивается. Он давно уже вышел за пределы равнины и с запада карабкается в гору, а на востоке отвоевывает землю у залива. Город непрестанно перечерчивает свои границы. Путеводители устаревают, не успев выйти из типографии. Город раскинулся ввысь, вширь и вглубь. У тебя под ногами и над головой непрерывное движение. Люди, эстакады, автомобили, тротуары, пешеходные переходы, линии подземки, офисы, небоскребы, электрические провода, трубопроводы, жилые здания обступают со всех сторон, наваливаются на тебя. Нужно усилие, чтобы сопротивляться этой массе, иначе превратишься в пылинку, в муравья, затянутого в водоворот. В городах поменьше человек может использовать окружающее пространство, чтобы отделить себя от других, чтобы напоминать себе о своей сути. Другое дело – Токио. Здесь человек – за исключением президентов компаний, гангстеров, политических деятелей и императора – лишен этого пространства. В вагонах метро тела вдавлены друг в друга, несколько рук цепляются за один поручень. Окна квартир смотрят в окна квартир напротив.