Беспринципный (ЛП) - Корте Белла Ди. Страница 88

Я шагнул в кухню, как если бы был хозяином этого места. Как и предполагалось, на полу лежали три трупа.

Похоже, Кэш Келли отомстил, хотя и не смог добраться до основных игроков. У него будет некоторое влияние в этом городе, даже если двое его парней сбегут наутек чуть позже.

Скарпоне были ослаблены, но они, как известно, спасали свои гноящиеся лапы, чтобы спасти все тело. Из-за этого Кэш заслужит некоторое уважение итальянцев, даже если итальянцы будут более осторожны с ним и его мотивами. В общем, ирландцы и итальянцы работали вместе в мире и гармонии или держались подальше друг от друга.

Пока я не затеял эту заварушку.

Прежде чем новоиспеченные принцы успели наброситься на меня, я вывел двух сыновей Ахилла. Один из них впечатался в стену и соскользнул вниз, все еще держа в руке пистолет. Другой на мгновение выглядел потрясенным, его пистолет все еще был поднят, прежде чем он рухнул на карточный стол.

Ахилл и сын-вундеркинд вышли в переднюю часть ресторана. Как я и думал, чтобы проверить.

Я сел рядом с Артуро после того, как собрал оружие принца, прислонился спиной к стене и положил пистолет на колени. Это было мое почетное место с нетронутым стаканом виски.

— Не возражаешь, если я присоединюсь? — Я пододвинул к себе стопку карт и сделал глоток виски. В конце концов, все это было в мою честь. Я положил карты рубашкой вверх, глядя Артуро в глаза. — Похоже, мне достались дерьмовые карты. Я требую пересдать.

В его наплечной кобуре лежали два пистолета, и хотя ему не терпелось пустить их в ход, он ждал меня. Это было слишком хорошо даже для него, чтобы отказаться от такой возможности. В конце концов, чего ему бояться? Призрака с пистолетом? Человека, который был в меньшинстве три к одному?

Правильно, моя бабочка. Дьявол приходит трижды.

— А теперь уходи, — он прикусил зубами нижнюю губу. — И я оставлю тебя в живых.

Я наклонился вперед и взял еще несколько карт из стопки. Я пододвинул к нему свою расписанную руку.

— Оставишь меня в живых? — усмехнулся я. — После того, как ты был так добр, что перерезал мне горло и оставил умирать, как животное, в одиночестве, на холодном цементе, рядом с мусорным баком.

— Ты обманул меня. Никто не обманывает меня и продолжает жить при этом, трезвоня об этом на каждом углу.

— А. Но я это сделал. — Мое горло сжалось, и голос прозвучал резко и грубо. Зарубцевавшаяся ткань на шее иногда заставляла мой голос вытворять странные вещи. — И рассказываю об этом. — Я махнул рукой, вынимая карту и заменяя ее другой в стопке. — Это все старые новости. Пришло время упокоить призрака.

— Чего ты хочешь, Витторио?

— Чего я хочу? — я задумался. — Это ты мне скажи.

Он оглядел комнату.

— Тебе удалось пришить большинство наших наследников. Теперь я точно знаю, что это ты развязал войну между нами и другими семьями. Ты и ирландцев на нас натравил. Ты обкрадывал нас. Ты отомстил. Что еще тебе нужно?

— Ты, — сказал я, — в Гудзоне. Твои ноги с бетонными блоками на них. Джокер рядом с тобой. Скарпоне должны быть начисто стерты с лица этой земли. И я уверен, что тебе интересно знать, почему я хочу, чтобы ты и твой сын-джокер оказались на дне Гудзона, когда рядом с мусорным контейнером места будет предостаточно. На этой земле есть мусор, а есть мусор, который нужно похоронить в ее недрах.

Артуро встал, возвышаясь надо мной. Посмотрел на меня сверху вниз. Как в старые времена. Только в этот момент он был старше. Его черные волосы поседели по бокам. Его лицо было обветренным. Нос у него стал больше. Плечи Артуро начали провисать под тяжестью бремени, которое он нес на себе, сколько бы лет он ни прожил на этой земле. Время идет, и это отражается на теле, но некоторые люди никогда не перерастают свои роли.

Наконец я снова встретился с ним взглядом. Когда я был готов.

— Почему ты ослушался меня, Витторио? Почему ты предпочел ребенка Палермо своему отцу? Он пытался убить меня! Он собирался перерезать мне горло! У тебя был приказ!

— Твои приказы ничего не значат для невинного дитя.

— Невинное дитя? — выдохнул он. — Она — отродье Люцифера!

— Нет. Я — отродье дьявола. Сколько мне было лет, когда я впервые лишил человека жизни по твоему приказу? Когда я впервые убил человека. Пятнадцать? Шестнадцать? — Я придвинул карты поближе к себе, постукивая пальцем по верхушке. Один. Два. Три раза. — Ты когда-нибудь видел, как этот ребенок рисует в раскрасках? Или слышал из ее уст, что слово «синий» звучит как «Бу»? Или наблюдал, как она натирает четки до крови, потому что боялась? Боялась каждого шороха. Каждой тени.

Артуро не проронил ни слова за этот промежуток времени. Я услышал приближающиеся шаги, и Ахилл начал что-то говорить, когда вошел в комнату, но остановился, заметив меня. Я услышал, как щелкнул курок его пистолета, но Артуро поднял руку, чтобы остановить его. Ахилл всегда сначала действовал, не заботясь о последствиях в будущем.

Он убил не того парня? Ох, черт возьми. Такова жизнь.

Артуро знал, что за человек Ахилл. Вот почему он называл его Джокером. Ахилл был простым солдатом, исполняющим приказы, у которого не было возможности думать самостоятельно. Его нужно было направлять. Помыкать. Приказывать. Безжалостный скелет был необходим, чтобы выживать в этом мире, чего ему было не занимать, хотя стратегический ход мыслей был не менее важен.

Насилие занимало менее половины битвы. Стратегия превосходила кровопролитие. Если ваш разум был настроен правильно, кровопотери ваших людей можно было свести к минимуму, в то время как ваши противники принимали удар на себя.

Артуро тоже это знал, но в игре были и другие факторы. Он приказал убить меня, потому что я не убил дочь Палермо. Но он также приказал убить меня, потому что знал, что я победил его всеми способами, которые имели значение в затеянной им игре. Я опережал его шаг за гребаным шагом, день за днем, год за годом. Терпение и стратегия были двумя моими сильнейшими сторонами.

Мат.

Когда пришло время, я посмотрел на них троих.

Рот Артуро медленно расплылся в улыбке, потом легкая улыбка переросла в улыбку пошире, после чего он уже хохотал в голос. Он так хохотал, что даже взвыл. Двое мужчин рядом с ним смотрели между нами, не понимая, что, черт возьми, происходит.

Когда веселье Артуро улеглось, он со вздохом вытер глаза.

— Тебе было жаль дочь Палермо. Это то, чего ты никогда раньше не чувствовал. До того, как эта маленькая сучка околдовала тебя, у тебя не было никаких чувств. А теперь ты влюблен в нее.

Он посмотрел на Ахилла.

— Перестань натравливать собак на суку, которую мы встретили в Италии. Я знаю, кто она. Мариетта Палермо. Я должен был догадаться. Этот чертов нос. Даже эти колдовские глаза. Она похожа на свою шлюху-мать.

Ахилл улыбнулся, но все еще держал пистолет наготове.

— Без шуток?

Вито, сын Ахилла, оглядел меня. На его лице не было улыбки. В его глазах ничего не отразилось. Внутри он был уже мертв. Я понимал, что он чувствовал еще до моей смерти. Ничто не могло меня тронуть. Внутри ничего не было.

Невинность Мариетты направила меня на другой путь, но мне понадобился поцелуй смерти, чтобы почувствовать себя живым. Если бы нож никогда не коснулся моего горла, я бы никогда не смог по-настоящему почувствовать ее любовь.

Любовь. Появилась новая гребаная концепция. Это было самое больное место, которое у меня когда-либо было, но в то же время, даже не убивая этих троих, я был неприкасаемым королем.

Ну и дела.

И все же. Вернемся к сути.

Я пнул стул напротив себя, как бы заканчивая эту встречу. Первым сел Артуро, за ним — Ахилл. Вито стоял дольше всех, но после того, как отец велел ему сесть, он так и сделал. Он смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.

— Я не собираюсь сидеть здесь и играть с тобой в эту чертову игру, Витторио. — Ахилл швырнул мне карты. — Ты играл с нами все это время. Играл в гребаную игру как призрак, а не как человек. Разве это справедливо?