Соколов. Дилогия (СИ) - Хай Алекс. Страница 40

Видимо, мне все же удалось состроить щенячьи глазки, потому как Фрося растаяла.

— Хорошо, ваше сиятельство, — она села за компьютер. — Что нужно найти?

— Мне нужна информация о баронах Лисницких, графах Голубевых и графах Соколовых.

— Ох, ваше сиятельство! Это займет немало времени.

— Мне хотя бы в общих чертах. Описание рода, гербы, чем прославились, генеалогическое древо, служба… Пока что поверхностно.

— Могу я поинтересоваться, зачем?

— Потихоньку изучаю высший свет.

— Странные вы фамилии выбрали для знакомства, ваше сиятельство. Но это не мое дело.

Фрося бегло застучала по клавиатуре, а я тем временем рассматривал причудливый агрегат. Похож на компьютер из конца «девяностых», только дизайн посимпатичнее. Почему-то в этом мире дизайн словно остался где-то между тридцатыми и шестидесятыми годами. Вроде и технологии вполне современные для моего мира, а внешний вид устройств был иным. И мне это, если честно, нравилось. Чувствовалась в этих вещах душа, мысль, надежность… Не одноразовое китайское однотипное говно, а основательная работа. Хотя, быть может, так было только для аристократов и их приближенных…

— Вы не могли бы отойти на несколько шагов, ваше сиятельство? — Попросила Ефросинья. — Помехи… Фонить изволите…

— Да, конечно.

Я переместился в противоположный конец кабинета и терпеливо ждал. Фрося била по кнопкам, ловко управляла подобием мыши — только девайс больше походил на маленький джойстик. Наконец, попыхтев над страницами, она повернулась ко мне с победной улыбкой.

— Кажется, я нашла то, что нужно. Есть специальный архив сведений о дворянских родах. Там есть все перечисленные вами.

— Будет очень нагло с моей стороны попросить вас все это распечатать?

— Ну как же я могу вам отказать…

— Вы — прелесть, Ефросинья! Моя спасительница.

Щеки девицы порозовели, и она, скопировав текст, отправила его на печать. Шумно заскрежетал принтер. Неужели матричный? Забавный все-таки мир. Но мне он и правда начинал потихоньку нравиться.

Фрося сложила листы стопкой и протянула мне.

— Извольте, Михаил Николаевич.

— Спасибо огромное. Я могу как-то отплатить за эту услугу?

Девушка заговорщически улыбнулась.

— Да. Придется вытерпеть примерку. Через пару дней будет готов костюм для церемонии смотра в Аудиториуме. Этот, — она бросила взгляд на корзину, — я делала по меркам и на глаз. Работать пришлось быстро. Но с новым такой трюк не пройдет. Ходит слух, что в этом году на смотр может прибыть сам император. Все должно быть безупречно.

Я вздохнул.

— Примерка? И только?

— Я знаю, что мужчины ненавидят возню с одеждой, — улыбнулась Фрося и поправила выбившуюся из-за уха светло-русую прядь. — Так что окажите мне услугу, ваше сиятельство. Я хочу гордиться своей работой.

— По рукам!

Распрощавшись со Фросей, я взглянул на часы. До сбора на занятие оставалось минут двадцать. Добравшись до комнаты, я включил свет и разложил распечатки на кровати. Должно же быть что-то общее. Должно. Если кто-то это заметил, значит, и мне нужно попытаться.

Фрося, умница такая, даже добавила немного форматирования. Сперва я решил пробежаться по родовому древу каждого рода. О своих предках я помнил достаточно — все же прежний Миша, хоть и был тем еще олухом, но память семьи чтил.

Затем пришел черед Лисницких — мало интересного. И правда, в Петрополе они не отличились ни скандалами, ни благими деяниями. С тех пор, как военная карьера перестала быть обязательной для аристократов, бароны, казалось, и вовсе перестали быть на виду. Несколько военных деятелей, один руководитель публичной библиотеки, несколько высоких чинов и присутствие в Сенате… Даже один художник нашелся.

У Голубевых было поинтереснее. Много общественной работы, меценатства — правда, преимущественно на Смоленщине. Но и в Петрополе отличились: я снова увидел упоминание о присутствии в Сенате.

Стоп.

Я снова перебрал листы и нашел нужные. Сенат, Сенат, Сенат… и примерно в одно время.

Пробежавшись пальцами по строкам, я достал из ящика стола карандаш и отметил всех, кто был в Сенате. Затем сопоставил временные промежутки…

Граф Владимир Николаевич Соколов (1891–1946) — секретарь Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.

Барон Лев Юрьевич Лисницкий (1875–1951) — член Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.

Граф Григорий Иванович Голубев (1888–1964) — член Особой комиссии по вопросам ограничения применения Благодати I Департамента Правительствующего Сената.

Я отложил карандаш.

Значит, все трое — были членами одной комиссии. А ведь во время первой встречи с Корфом отец упоминал, что наши предки ходатайствовали об ограничении применения Благодати…

Неужели это как-то связано со вчерашними событиями? Неужели кто-то мстил нам за это спустя сотню лет?

Глава 21

Коридор утопал в полумраке. Приглушенный свет настенных ламп придавал месту особый, почти мистический вид. Я медленно брел по гостевому крылу, и мягкий ковер делал мои шаги бесшумными. Казалось, особняк и вовсе утонул в тишине — словно весь дом вымер. И лишь звук песни где-то вдалеке напоминал мне о том, что я все еще был жив.

Пела девушка. Высоко, красиво, но слов я разобрать не мог. С переливами, словно заморская певчая птица. Потрясающе красиво — такого голоса я не слышал нигде и никогда — и все мое нутро отзывалось жаждой. Казалось, человек и вовсе не мог так петь.

Я шел на этот голос, оставляя позади витрины с коллекцией редкостей, картины, скульптуры. Песня манила меня, и я сам не заметил, как прошел парадную лестницу и углубился в господское крыло.

Голос зазвучал громче — я был близок. Чарующая песня захватила меня так сильно, что разум отказывался подчиняться, а ноги сами несли дальше. Я завернул за угол и уткнулся в двери комнаты Ирэн.

Без стука я распахнул двери. Мне в нос ударил насыщенный аромат весенних цветов, а глаза резанул яркий свет. Ирэн кружилась в комнате, напевая тот самый странный мотив. Блики от хрустальной люстры окружали девушку радужным сиянием. Она увидела меня, улыбнулась, и, не прекращая петь, закружилась снова — лишь протянула мне руку, словно приглашая присоединиться к танцу. Полупрозрачная ткань ее платья взметнулась волной — в ярком свете очертания тела Ирэн казались особенно четкими и соблазнительными.

Я шагнул к ней и протянул руку, чтобы дотронуться до ее пальцев.

Она рассмеялась, словно хрусталь зазвенел, отняла руку — дразня и играя. Но я успел ее перехватить.

В глаза бросилась грязь под ногтями. Так странно…

Я тряхнул головой. Взглянул на Ирэн — но ее образ начал размываться. Тряхнул снова — исчезла комната. Пропала песня.

Ирэн стояла передо мной — посреди зала библиотеки, прислонившись спиной к массивному дубовому столу. Белокурые волосы убраны в хвост, губы напряженно поджаты, из-под воротника спортивного костюма выглядывала ярко-розовая футболка.

— Уже гораздо лучше, — усмехнулась она. — Схватываешь и правда быстро. Что меня выдало?

— Руки помыть забыла.

Она бросила взгляд на свои ногти.

— Вот черт. Маникюр у меня запланирован на самый вечер.

Я посмотрел на часы. Три минуты шестого. Значит, заклинание выбило меня из реальности на восемь минут. Слишком долго провозился и, признаюсь, поддался иллюзии с удовольствием. Ирэн умела соблазнять.

— Ну, будем считать, ты более-менее разобрался, как работает «Алконост», — девушка забралась на стол и принялась болтать ногами в воздухе. — Правда, удивительно, что он идет у тебя хуже, чем «Сирин».

— Вот такое у меня деструктивное сознание, — усмехнулся я. — Перерыв? У меня голова после твоих песенок распухла.

Ирэн победно рассмеялась, спрыгнула со стола и перебралась в кресло у камина.