Последняя дверь последнего вагона - Ильин Владимир Леонидович. Страница 17

Однако это только видимость. Рита оказывается опытным бойцом. Она не пытается удержать оружие, как это сделали бы на ее месте многие другие, — и пистолет падает нам под ноги. Зато длинным пальцем свободной руки она едва не лишает меня одного глаза. А когда я, увернувшись, выпускаю ее руку, с размаху бьет мне голеностопом под колени, и я впечатываюсь спиной в асфальт…

Стоп-кадр: победно распрямляющаяся брюнетка… рыженькая Лена, уже оправившаяся от моего удара настолько, что тянется за отлетевшим в сторону пистолетом… водитель, все еще кривящийся от боли, но уже способный принять вертикальное положение… все трое находятся в вершинах незримого треугольника, а я — в точке, где обычно пересекаются биссектрисы…

Ну вот и все. Настал и мой черед переселиться вслед за Ригертом в страну мертвых. Сейчас они изрешетят меня с трех сторон, а я даже не успею сказать им пару ласковых на прощание…

Однако Рита внезапно обмякает и падает навзничь, извергая из груди фонтанчик темной жидкости.

И выстрел звучит не так, как я ожидал. Никакого чмоканья или лопания шарика. Нормальный, полнозвучный грохот отражается эхом от стен домов, окружающих двор со всех сторон, и я на секунду глохну от этого подобия грома среди ясного неба.

Выстрел повторяется снова и снова, и становится ясно, что это стреляют не мой противники, а человек, лежащий в нескольких метрах от нас. Правда, пистолет пляшет в его руке, и пули с визгом отражаются от асфальта в ночное небо.

Я перекатываюсь, чтобы оказаться поближе к пистолету брюнетки.

Рыжая Лена и водитель, видимо, решают не рисковать. Они запрыгивают в машину — девушка через заднюю дверь фургона, а Федор — на водительское место, и «Скорая» на бешеной скорости устремляется' к выезду со двора…

Пистолет из рук Ригерта выпадает, и сразу становится тихо.

Я целюсь в удаляющуюся амбуланцию, но она несется зигзагами, и шансов попасть в нее немного.

Когда «Скорая» скрывается из виду, с противоположной стороны дома слышится топот множества ног, и ко мне подбегают запыхавшиеся обезовцы из «группы поддержки». Я отправляю их в погоню. Двое пробуют остаться со мной («На всякий случай, Владлен

Алексеевич: вдруг они сделают круг и вернутся?»), но я гоню их вместе со всеми.

Мне сейчас не нужны свидетели. Ригерт мертв, я это чувствую, и мне надо во что бы то ни стало успеть вернуть его с того света до того, как сюда сбегутся люди.

И не только его одного.

Глава 6. МОЛЧАТ НЕ ТОЛЬКО МЕРТВЕЦЫ

— Ну, ты готов? — осведомляется Слегин. Лицо у него серое, как бетонная плита. Волнуется…

Я пожимаю плечами:

— Я-то — да… А ты? Ты уверен, что нам надо действовать именно так?..

— А почему бы и нет? — дергает щекой он. — Слушай, Лен, я хочу, чтобы ты уяснил одну вещь… Наступил момент, которого мы все так долго ждали. Мы заплатили за него многими жизнями. Впервые за последние полгода хоть один гад попал нам в руки, и мы просто обязаны вытянуть из него информацию о его боссе. А я не сомневаюсь, что к тебе его отправлял сам Дюпон…

— Почему ты говоришь — он? В момент нашей встречи мне показалось, что это была тетка. Причем довольно смазливая…

— Именно это и имел в виду Козьма Прутков, когда изрек: «Если на клетке с буйволом написано „слон“…», — усмехается Слегин. — Представляешь, как мы все обалдели в морге, когда сняли с этой красотки ее одеяния… Мужик! Самый натуральный мужик, со всеми полагающимися ему причиндалами. Все остальное — грим, парик, пластические операции, хирургическая корректировка голосовых связок плюс актерское мастерство… И еще — врожденный педерастизм!..

— Может, он просто трансвестит? — предполагаю я.

— Да по мне — хоть инопланетянин! — шипит сердито Слегин. — Главное — развязать ему язык!.. — Он смотрит на часы. — Ну все, пошли… Сейчас его привезут.

Мы выходим из кабинета и идем к лифту.

Слегин решил проводить «допрос мертвеца», как он окрестил предстоящее мероприятие, в подвале Управления. В лучших традициях фильмов о Второй мировой войне. Помнится, гестаповцы тоже допрашивали пленных партизан непременно ночью и непременно в мрачном подвале…

К допросу по понятным причинам мой друг привлек только меня и Ригерта. «Узкий круг ограниченных лиц», — как он любит говаривать…

И он не хочет откладывать допрос на потом. Словно мертвец может сбежать…

— Удалось выяснить, кто она… кто он такой? — спрашиваю я.

— Пока нет, — морщится он. — Времени не было… Успели только пройтись по фотоархивам да сверили пальчики с дактилотекой. Пусто. Либо он раньше ни в чем противозаконном не был замешан, либо такой же «возвращенец с того света», как большинство из Снайперов, и подох давным-давно. А ты сам знаешь, как работают наши бюрократы: не успеют еще закопать очередного покойника, а они уже вычеркивают его из всех списков и все материалы регистрационного дела отправляют пылиться в архив, где сам черт ногу сломит… Так что, надеюсь, что он сам сейчас нам скажет, кто он и откуда… И не только это.

Он достает из кармана коммуникатор и на ходу начинает набирать короткий номер.

— Не звони, — говорю я, догадавшись, кому он звонит. — Они уже прибыли.

— Откуда ты?.. — начинает он и осекается. — А, понятно… Ты ж теперь, как ищейка, за версту чуешь трупы…

— Вот только в качестве трупоискателя меня использовать не вздумай, — протестую я. — А то знаю я тебя, придет когда-нибудь в твою руководящую голову такая светлая мысль!.. Он пожимает плечами:

— А что? Идея и в самом деле гениальная. Сколько нераскрытых дел у ОБЕЗа висит из-за того, что оперативники не могут найти тело жертвы!..

— Не наглей, Слегин, — говорю я. — Тоже мне, эксплуататор-кровосос нашелся!..

Нездоровое оживление моего друга каким-то образом передается и мне, и я начинаю мандражировать перед тем, что нам предстоит сделать.

Одно дело — воскрешать обычных, пусть даже не самых приятных людей, и совсем другое — бандита и подонка, который несколько часов назад хотел и, в принципе, мог убить тебя. И если бы не Валентин…

Кстати, тут есть нечто, над чем следует подумать. Только — что? Черт, ускользнуло из головы… Ладно, потом попробую разыскать пропавшую без вести мысль.

Когда-то в здании Управления располагались правительственные ведомства, и во время войны в подвале было оборудовано бомбоубежище. С системой вентиляции, электроосвещения и прочными металлическими дверями. В наше время бомбоубежища нет, но двери и анфилада проходных помещений, а также пандус для въезда машин прямо в подвал остались.

Ригерт ждет нас перед дверью последнего бункера. Вместе со здоровенным парнем в форме сержанта.

— Где он? — спрашивает сухо Слегин. Он все еще не может простить Валентину оплошность, которая чуть было не стоила мне жизни.

— Там, — как обычно, кратко ответствует Ригерт, показывая подбородком куда-то за дверь.

— Ты что — оставил его одного?! — ужасается Слегин.

— Умгу.

— Ты что? А если он сбежит?

Ригерт неуверенно растягивает рот в улыбке. Он не поймет: шутит шеф или действительно верит в то, что мертвец может сбежать? Хотя, с учетом событий последних дней, ничего удивительного в этом не будет.

— Ох, Валька, твой счет грехов передо мной все прибывает, — грозит ему пальцем Слегин. — Вот разберусь с делами — и возьмусь за вас, стервецов, а то совсем распустились, понимаешь!.. Перед людьми стыдно!

Под людьми он, видимо, имеет в виду меня.

— Не обращай внимания, Валентин, — говорю я, хлопая по плечу Ригерта. — Во-первых, начальство шутит, а во-вторых, начальство милосердно в силу того, что само когда-то было таким же…

— Но-но… — бурчит Слегин. — Не подрывай мой авторитет в глазах подчиненных. Я уже сам его подорвал — дальше некуда…

Не обращая на него внимания, я спрашиваю:

— Ты как себя чувствуешь, Валь? Что-нибудь болит? Он качает головой и вдруг отворачивается.

— Спасибо, — глухо роняет он.

Вот уж не подумал бы, что такие громилы могут стесняться.