Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей. Страница 49

— Зато я обладаю, в отличие от вас, честью мундира и личным достоинством.

— Весьма похвально. Я рад за вас. Просто прекрасно!

Керенский не выдержал, вскочил со стула, прикрученного болтами к каменному полу, и принялся ходить взад-вперёд, как разъярённый тигр в клетке. Он пытался найти слова, чтобы уесть своего оппонента, но так и не смог их подобрать.

Этот генерал был умнее, образованнее и честнее его. Разговаривая с подобными людьми, Алексу не хотелось опускаться на уровень быдла, оскорбляя в ответ. Да и чем его можно было оскорбить? Обозвать? Но генерала и так посадили в тюрьму, а все оскорбления ни на грош не могли ухудшить его положение. Это только подтвердило бы его репутацию, которую сейчас и озвучил Климович.

— Прекрасно! Вы весьма доходчиво охарактеризовали меня как личность, а, кроме того, осветили многие аспекты моей политической деятельности. Вы во многом правы, но дело в том, что сейчас допрашиваю вас я, а не вы. И это очень многое меняет. Я хотел бы узнать, готовы ли вы служить России?

— Гм, под Россией вы подразумеваете себя?

— Скажем так, я тот, кем вы меня охарактеризовали, но другие ещё хуже, и вы прекрасно об этом знаете. Если у меня есть понимание куда идти, то у всех остальных лишь желание власти и денег, больше ничего. Что касается меня, то мои цели несколько изменились. Две недели назад меня сбила лошадь, я получил хорошую встряску и, несмотря на то, что это выглядит смешно, но я изменил свой взгляд на многие вопросы. Я предлагаю вам освобождение и работу на будущее России.

— Я не связываю с вами будущее России.

— Вы правы, раньше и я бы не стал связывать с собой будущее России, но, как я вам и говорил, многое изменилось за две недели. Мне нужны люди, у которых в России не осталось ни одного шанса на возвращение прежней власти.

— Вы стали монархистом?

— Нет, но и убивать императора мне тоже нет никакой необходимости, хотя убить его хотят многие другие. Этот вопрос меня совершенно не интересует. Его судьба пока не определена, и не мною она будет изменена. Меня волнует другое, я хочу предложить вам работу.

— Интересно, какую?

— Какую? Хороший вопрос! Вы лучше меня знаете, что страна погрязла в хаосе, армия медленно разваливается, но пока у меня нет на это никаких рычагов влияния. В настоящее время я совмещаю посты министра юстиции и министра внутренних дел. В Петрограде каждый день происходят грабежи, бандитские нападения, и всё это происходит даже днём. Все преступники выпущены из тюрем, поэтому теперь предстоит работа с нуля над созданием порядка и торжества революционного закона. Мне нужны люди. Я предлагаю вам свободу в обмен на согласие работать во вновь создаваемой структуре.

— Я не буду служить у вас!

— Послушайте! — Керенский резко остановился. — Вы не понимаете. Я терял сознание, лежал в коме, и я видел будущее, оно страшно. Я в эмиграции, вы и вам подобные убиты, либо также в эмиграции. Страна залита кровью красного террора, дворянское сословие полностью уничтожено, вокруг творится вакханалия социалистов. Даже во сне я испугался содеянного.

— Не верю я в вещие сны, а тем более, в ваши!

— Да мне плевать, во что вы верите! — сорвался Алекс. — Не думаете вы, что будет дальше, а я знаю, я чувствую. Русский народ сорвался с цепи, а вслед за ним и все националисты окраин. Будет страшный красный террор, или вы убеждены в другом? Тогда я вас разочарую, он будет. Я же не хочу этого, я хочу сохранить Российскую империю. Пусть она уменьшится, это неизбежно в новых условиях, но мы сможем сохранить многое из того, что по праву завоевали. Неужели вам не жалко пролитой русской крови на фронтах империалистической войны? А в случае развала армии нам грозит потеря всего. Мы продадим свою кровь за понюшку табака и потеряем всё, заново создавая с великим трудом, и снова потеряем. Вы не понимаете этого, никто этого не понимает! Все погрязли в мышиной возне и борьбе за власть, но никто не поймёт, что на самом деле происходит. Никто! Я тоже буду бороться за власть, буду бороться за это с другими силами, с другими партиями. Буду бороться до конца.

— Все вы одинаковы.

— Нет, не все. Раньше я хотел уничтожить Николая II, а сейчас я склоняюсь к тому, чтобы дать ему возможность выжить.

— Вы знаете о планах насчёт него?

— Нет, не знаю, но, к сожалению, слишком много людей желают его смерти, а я уже нет. Кто-то считает его сатрапом, кто-то — безвольным дураком, а кто-то — пережитком прошлого. Соглашайтесь на моё предложение, другие ещё хуже.

— Нет.

— Послушайте, я плохо знаю историю, но вас не выпустят отсюда без моего разрешения. Точнее, даже если я буду не против, никто не будет ходатайствовать о вашем освобождении. Вы никому не нужны, а если победят другие силы, то вас расстреляют буквально здесь. И ваш труп, в лучшем случае, спустят в Неву. Мне и так предстоит выслушать в случае вашего освобождения множество неприятных слов, и я рискую получить вотум недоверия в связи с этим. Я рискую, но мой риск должен быть обоснован. Через несколько дней в столицу прибывают лидеры всех ведущих партий. Чернов, Ленин, Мартов и множество других, а также небезызвестный вам Борис Савинков. И тогда я буду бессилен что-либо предпринять.

— Что вы хотите мне предложить?

— Создание неофициальной организации, а может, и не одной. Название её уже есть, но я не вижу смысла его озвучивать. Кроме того, она будет полуподпольной. И будет таковой, пока я не смогу приобрести большего влияния, иначе я проиграю. Это может произойти, в основном, из-за вашей противоречивой фигуры, но не только вашей. Вы же понимаете, что всё решается буквально в одну минуту. Гнев народа страшен, однако со мной у вас есть шанс спасти наше государство. Я знаю, как это сделать, солдаты пойдут за мной, а вот за вами — НЕТ! И вы это отлично должны понимать.

— Я понял вас. Вам нужен только я?

— Нет, многие, и желательно жандармские офицеры или полицейские. С армейскими офицерами я разберусь позже, а пока мне нужны люди, не предавшие Николая II, не связанные с разведками Англии и Франции.

— Но вы же сами с ними связаны?

— И что? Неужели вы думаете, что я смогу быстро соскочить с их крючка? Это нереально, но поверьте, я выкручусь, а вместе со мной и вы, и ваши люди. Мне крайне необходимы ваши связи.

— В случае моего согласия вы выпустите из тюрьмы моего товарища по несчастью?

— Кто это?

— Это глава Департамента полиции генерал-майор Валентин Николаевич Брюн-де-Сент-Гипполит.

— Не знаю о ком вы говорите, но выпущу.

— Вы не догадываетесь?

— Да, я же говорил вам уже, — с явным раздражением воскликнул Керенский, — меня сшибла лошадь. Перелом ребра, сотрясение мозга, я стал видеть вещие сны и забыл некоторые моменты из своей жизни. Но не обольщайтесь, забыл я немного.

— Какая умная лошадь! Я бы назвал её «Золотым копытцем».

— Хватит иронизировать, господин генерал! — взорвался Алекс, уже уставший от долгой беседы и общей тяжёлой атмосферы тюрьмы, — Мне надоело вас уговаривать. Идите обратно в свою камеру, сидите там, в темноте и сырости. Изображайте из себя невинную жертву, а мне предоставьте бороться за власть одному. Мне не нужны морализаторские терзания, мне нужны люди действия. Не хотите вы, я найду других. Пусть это будут гады, уголовники, моральные уроды, но они будут делать нужную мне работу. Пусть и невольно, по моим приказам, но я сохраню Империю. Не для вас, и не для них, а для себя и тех, кто не понимает, что происходит вокруг.

Генерал молча смотрел на то, как бесится перед ним Керенский, а потом неожиданно заговорил.

— А вот теперь я вам верю.

Керенский остановился посередине тюремной комнаты.

— Что? Вы серьёзно?

— Да, но кроме меня вы освободите и тех людей, на которых я вам укажу.

— Хорошо, но вы понимаете, что это будет нелегко, и меня будет ждать за это расплата? А вы можете отказаться.

— Понимаю, но вы выкрутитесь, я в вас верю.

— Хорошо, после освобождения вы уйдёте в подполье вместе со своими людьми. Какое-то время будете жить за свой счёт, а потом я свяжусь с вами. Пока же вы останетесь в камере. Да, и если вы расскажете о нашем с вами разговоре, то я откажусь от своих слов, а вам всё равно никто не поверит. Вы должны это понимать. Я политический шакал, гиена, как вы сказали, но я умею играть в эти игры, и даже у зверей есть понятие, пусть не Родины, но стаи. А эти люди, мои коллеги, не знают, что творят и окажутся, в конечном счете, без последних штанов.