Аз Бога Ведаю! - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 47

– Да малую, матушка! По три голубя от дыма и по три воробья.

– Ты хочешь учинить потеху и посмешить древлян? – надежда затеплилась в охолодневшем сердце. – Добро, сын мой...

– Я накажу древлян, – со злостью вымолвил детина. – А посмеяться мне любо над Свенальдом. Пусть изменник в последний раз получит дань со своих владений! Поди к городу, мать, попроси. А я велю изладить клетки. Птиц отдам Свенальду, а мне попроси отдать князя Мала!

Когда в одной душе сходятся две стихии – мудрость и безумство, – голос разума не долетает до слуха, мертвеет душа, разорванная надвое. Потакая сыну, княгиня отправилась к городским воротам. Древляне же, завидев ее, испугались: коли княгиня у ворот – не миновать суда этой хитрой жены.

– Что ж вы сидите, неразумные? – обратилась к ним княгиня. – Дайте дань и живите с миром. Не трону Искоростеня!

– Ты мстить пришла! – закричали древляне. – Ведомо нам: замыслила ты со своим волчонком все наше стадо извести!

– Я мстила вам довольно, а сейчас лишь дань возьму!

– Какую же возьмешь? И чем?

– А по три голубя от дыма и по три воробья! – ответствовала княгиня. – Но сыну моему выдайте своего князя Мала!

– Этих птиц у нас довольно, – согласились древляне. – Да нет князя Мала! Мы бы и рады выдать его. Столько бед натерпелись! Да с ратного поля не вернулся Мал. Среди живых его нет, и среди мертвых нет.

– Добро, птицей возьму, – согласилась княгиня – А князя отдадите в другой раз, коли отыщете.

– Но поклянись оружием! – потребовали горожане – Слово дай, что не причинишь нам зла!

Княгиня подняла над головой меч, удерживая его за лезвие.

– Клянусь, древляне! Не стану мстить. Слово мое твердо!

Древляне поверили ей и воспряли. Сойдя со стен, побежали к своим дворам, чтобы поймать птиц, ибо наивны были и простодушны. Видно было, как расставляли сети, лазили по застрехам руками, снимали птиц с гнезд и сыпали под решето зерно да за бечевку дергали, накрывая им таких же простодушных воробьев. Взирая на них, Святослав торжествовал:

– Вот будет мне забава! Вот уж Свенальд набьет мошну! Вот уж потешатся древляне, когда вся пернатая дань вернется ко дворам своим.

А потом потешаться стал над Свенальдом. Усадил его на высокий престол, чтобы древляне, принося дань, кланялись своему господину. Не узрев подвоха, спесивый наемник воссел на престол и стал ожидать, когда понесут ему дань. И когда понесли – за пазухой, в корзинах и решетах, да запустили в клетки – взор старого воеводы от гнева стал орлиным, а долгий нос в клюв скрючился.

Ему ведом был позор, но только от супостата, когда он был побежден и бежал с поля брани, спасая свою жизнь. Но русские князья, которым он служил, доселе не унижали и не позорили его ни словом, ни делом. Тут же его дважды обманула княгиня, забив в землю послов, пришедших сватать, а потом еще отправила искать сына Люта. А теперь и сын ее, князь-детина, отомстил позором!

Старый наемник не сошел со своего господского престола и вволю испил этого зловонного вина...

И все-таки просчитался детина! Смертельно опозорить возможно было лишь вольную душу. Только ее ранит унижение! А он, старый невольник, забывший путь на отчину, уж и не помнил, что сотворил в последний раз, сообразуясь с разумом и сердцем. Не стыд испытал Свенальд, не срам, а лишь обиду и гнев. Глядя на птиц в клетках, он мрачно шевелил бровями – насмешкой заплатил детина! А под стенами Искоростеня четверть дружины его пала... Но и обида – не беда, и четверть войска – не велика потеря. Тот, кто нанял его рассорить Русь, за все воздаст. Иное дело, малолетний князь уж больно хитромудр и мыслит не по-русски. Намедни лобызал, теперь посмеялся, а что измыслит час спустя? До него в Руси князья были честнее. Коль лобызали, то всерьез, а ежели смеялись – вволю. Этот же юный стервятник далеко видит, и клюв имеет вострый, потому стремится не мертвечину клевать, а пищу с горячей кровью. Хоть и дерзка мать его орлица, но супротив сына – голубь непорочный...

Кто же научил его летать? Кто оперил младенца? Так мыслил воевода, по княжьей воле принимая дань-обиду. Когда ж сорной птицей забили все клетки, а ее все несли и несли, древляне вконец осмелели и кричали со стен:

– Свенальдушко! Не мало ли получил? Ежели нужда есть – еще возьми. Сего добра избыток.

И детина дразнил его, не ведая, какие мысли в голове воеводы:

– Доволен ли, Свенальд? Добрую ли честь тебе оказали? Вижу, богато взял, на всю дружину. Не забудь с сыном своим поделиться! Он тоже верно служит Руси! И с витязями своими поделись. Нам с матерью полагается по доле, да прощаем, возьми все себе. За преданность жертва!

Свенальд разлепил каменные уста:

– Не по заслугам мне ныне с древлян брать. Возьми себе сполна и матери дай.

– А ты щедрый, воевода! – одобрил Святослав. – Поклон тебе... Казна истощилась, упадок в государстве. Коль ты сказал слово – мы с матерью возьмем. Но как же ты прокормишься с дружиной? Или есть кому вас кормить?

Старый наемник вскинул глаза: улыбался детина и смотрел вприщур. Все ведал! Все тайные замыслы раскрыл и торжествовал теперь, льстя лукавым словом Знать, не утешился одной насмешкой, след казни ждать более суровой...

– Я прокормлюсь, – меж тем заверил воевода. – Мне любо посмотреть, как ты с матерью поделишься этой данью. Не обидишь ли ее.

Детина рассмеялся и обернулся ко княгине:

– Какую часть от дани возьмешь ты, матушка?

Она отмахнулась, не желая лишать забавы безумца:

– Нисколько не возьму. Тебе все принадлежит, бери, да пойдем домой.

– Это мне по нраву! – возликовал Святослав. – Если дань моя, что хочу, то с ней и сделаю. А хочу я немедля изжарить ее и жареной верну древлянам. Пусть уж пируют всласть! А обо мне слава пойдет, что не корыстный я и щедрый. Так славы жажду!

Княгиня терпеливо ожидала, когда натешится детина и запросится домой.

Занималась вечерняя заря...

И тут позрела не утеху, не блажь бездумную, а изощренный ум, расчет коварный! Одеревенела, и конь под нею врос в землю...

Сыновьи отроки к птицам навязали куделек, запалили их и отпускали на волю с огнем. Что голуби, что воробьи, всяк ко гнезду спешил и, залетев за городскую стену, забивался под свои застрехи. В единый миг весь город вспыхнул и объялся неукротимым пламенем. Горели терема и крепостные стены, лачуги, лавки, клуни и амбары: куда бы ни пал взор – повсюду полыхал великий пожар, и треск огня сливался с воплями самонадеянных древлян.

Этот же огонь нещадный опалил княгиню и возбудил в ней страсть великой печали. Она опустилась на землю и на коленях, с мольбой поползла к сыну.

– Что сотворил ты? Кто научил тебя зловеществу?

Тщетно было вопрошать. Детина молча взирал на огонь и прикрывал глаза. Торжествовал! Вот шлем златоверхий сорвал с головы и наземь бросил, ибо раскалился от пожара. Здесь увидела княгиня – нет в ухе детины серьги! Знак Рода – светоносный Знак, – данный волхвом Валдаем от рождения, мог быть утрачен лишь вместе с головой...

– Где Знак твой? – тихо спросила она, задавливая крик. – Ты обронил его? Или снял?

Услышал детина, но, зачарованный огнем, лишь отмахнулся:

– Безделица!.. Ты на древлян позри! Эко корежит их!

– Скажи, где Знак Рода?

– Полно, матушка, я подарил его... Позри же, мать! Должно, твой муж Игорь, взирая на огонь, радуется и восхваляет месть!

– Кого ты одарил серьгой? – княгиня вцепилась в потные волосы сына и встряхнула его голову. – Очнись, неразумный! Кому пожертвовал Знак свой?

– Мне без нужды, а чародею утеха! – засмеялся детина. – Не золотом взял с меня – безделица приглянулась.

Она повисла на волосах его, трясла, драла и молила:

– Отними подарок! Верни Знак! Меч отдай! Меня отдай!.. А Знак верни себе!

– Мне больно, матушка, – пожаловался Святослав. – Не тереби волосы. Да стоит ли серьга того, чтобы сына казнить? Отпусти меня!

– О, горе мне! Ты рок свой чародею отдал! Кто ты теперь? В чем твой путь? Мне б очи выколоть!.. Ты же теперь слепец беспутный и безродный!