На пороге перерождения (СИ) - Казаков Виктор Григорьевич. Страница 18

Щетинистый мужчина даже не успел среагировать, когда мой кулак отпечатался прямо на его щеке. Резкая вспышка — время снова ускорилось, позволив сыну Катсу-Абэ пошатнуться, но всё же не упасть при этом окончательно.

Очередное замедление времени. Бросок взгляда — направо, налево, назад. Всё ли под контролем, или уже нужно готовиться к обороне. Удивительное наблюдение — когда происходит удар, время ускоряется. Но пока дело не дошло до столкновения, время идёт медленно — тянется, словно мёд, позволяя как следует обдумать каждое действие. Правильная постановка плеча, кисти, замах с нужной стороны, точность удара, — именно во время анализа всех этих действий происходит неосознанное замедление. А потом БАХ! И всё вокруг снова начинает двигаться с бешеной скоростью. Очевидно, что так сделано для того, чтобы не нужно было наблюдать за очевидными моментами. Чтобы не смотреть часами на то, как сминаются складки на лице, и не ждать, пока кулак вернётся в исходное положение. Всё очень лаконично, к месту и вовремя. Ничего лишнего, что могло бы помешать процессу. Идеальная помощь от СВК.

Короткая передышка. Замах, очередной удар под дых. Он снова не успел среагировать — пока тело пыталось восстановить равновесие после первого удара, уже последовал второй, чуть не откинувший бедолагу на спину. От полного падения его спасло только то, что позади стоял ещё один гладиатор, на твёрдые плечи которого и приземлился непутёвый ланиста. После такого я бы десять раз подумал, стоит ли вообще продолжать заниматься тем, чем занимаешься. Владеть школой гладиаторов, не имея при этом и малейших бойцовских навыков? Ну не бред ли? Хотя, учитывая то, каким образом ему досталась эта должность… Удивительно, как гладиаторы ещё не устроили бунт и не порешали неудачника тёмной ночью.

Ожидать какого-то чуда, конечно, не стоило. Я прекрасно понимал, что у меня есть ещё не больше десяти секунд. Веселье не может быть вечным. Но даже при этом я не собирался бить Катсу-Абэ. Даже учитывая всю наглость, что таилась внутри меня, я понимал — убить не убью, а расплата за жалкий миг превосходства может оказаться непомерно высокой. Мне и так предписана не сладка судьба — два боя и смерть. А после такого всё может стать ещё хуже. Не может, а станет точно!

Ну а если даже и убью? Что с того? Как будто это как-то поможет? Думаю, в таком случае император и вовсе не станет ждать целых два боя, а прикажет порешать меня сразу же, как только узнает о гибели своего главного заместителя.

Пока я проводил очередной мозговой штурм, сынок уже успел встать обратно, потрогать место ушиба на щеке, злобно посмотреть на меня и попытаться замахнуться в ответ. Жаль только, что у него не было такой прекрасной штуки, как СВК. Жаль вообще, что у него не было ни намёка на умение постоять за себя. Слабак, всю жизнь проживший за счёт отца — именно таков был мой немой ответ, читавшийся во взгляде, когда я перехватывал его руку, без напряга пресекая эту жалкую попытку выпендриться. Перед кем? Ты всерьёз думаешь, что сможешь противостоять солдату перианской армии? Во мне вдруг резко заговорил патриотизм. Сожжённые деревни! Чёртовы ублюдки! Злость накатила новой волной. Пальцы сжали кулак, что только что был остановлен нехитрым движением. Стражники неслись со всех сторон. Я сдавил руку неудачника так сильно, что казалось вот-вот, и сломаю несколько костей. Только сейчас я заметил, что значение цифр на периферии снова упало — 60/100. Что? Какой-то новый бонус? Увеличенная сила или нечто подобное? Не нужно было быть умником, чтобы понять, что система наградила очередным поощрением. Тактика проста — цифры падают, возможности расширяются.

Я сдавил пальцы ещё сильнее. Резко дёрнул, вывернул кисть неудачника и без труда заломил руку. Он сам повернулся ко мне спиной, пытаясь избежать мучительной боли, что одолевала его из-за залома. Пинок под зад, и вот хозяин трёх десятков гладиаторов снова летит на спину впереди стоящего амбала. Тот не выдерживает — один раз ещё куда не шло, но когда гладиатора задевают дважды… жди беды. И, судя по всему, тут даже не важно, кто и как это делает. Важен сам факт — гладиатор не терпит толчков.

Громила опускает руки, разворачивается, хватает хозяина за плечи, поднимает как игрушку, встряхивает и отбрасывает назад. Тот летит на меня. Происходящее напоминает какую-то детскую забаву с перебрасываем предмета от одного к другому. Не потому, что в этом есть какой-то смысл, а просто потому что это весело.

Катсу-Абэ не знает, что делать. Он мешкает, но изо всех сил старается держаться. Он не может позволить себе выглядеть жалко, и он не может вступиться, потому что есть стопроцентная вероятность оказаться в проигрышном положении. Поэтому спасение сына — не его прерогатива. Пусть с этим разбирается охрана, а он лучше подождёт, пока всё не устаканится. Но и уйти он тоже не может. Это будет слишком низко. Бросить сына на потеху рабам, а самому сбежать в безопасное место? Нет, он не из этой породы. Он из породы крепких ублюдков, которые никогда не молят о пощаде. Даже если я сейчас подойду к нему вплотную и попытаюсь провести психологическую атаку, он не пошатнётся. Подключит все резервы, но ни за что не сдвинется с места, не моргнёт и даже не сделает лишнего вдоха. Да и зачем волноваться, если знаешь, что вот-вот стражники захватят цель, и весь этот цирк будет кончен.

На меня наваливаются толпой. Не один, не два, и даже не три, а сразу впятером или даже вшестером. Я даже не успеваю офигеть от такого наплыва. Но тело продолжает работать на автомате, защищая хозяина несмотря ни на что. Пока есть возможность, руки отталкивают нападающих. Невероятный наплыв сил чувствуется в каждом движении. Мне не нужно прилагать особых усилий, чтобы бегущий на меня сломя голову стражник оказался отброшен назад. Я делаю это так, будто на меня наваливается не толпа хорошо экипированных солдат, а гурьба детишек. Дискомфорт конечно присутствует, как и присутствуют небольшие трудности, но это же всего лишь дети. Разве у взрослого человека могут быть какие-то проблемы с противостоянием детям? Вряд ли. Только если конечно количество детей не увеличится вдвое, а то и втрое. Что, собственно говоря, и произошло, как только другие солдаты, стоящие в стороне, поняли, что те шестеро, пытающихся схватить меня, не справляются. Тогда-то на подмогу и выдвинулись ещё шестеро.

Перевалившая уже за десяток группа стражников разбила строй гладиаторов и кучей навалилась на наглеца, который даже и не думал сдаваться — я всё ещё откидывал солдат одного за другим. Не мешала даже скованность движений, появившаяся от такой толкучки. В какой-то момент пробежала глупая мысль: «я что, превратился в вечного?». Но, быстро отмахнув эту глупость, я придумал более реальное объяснение происходящего — это всего лишь сон. Я до сих пор сплю в темнице, а где-то рядом до сих пор воняет куча дерьма, оставленная предыдущими заключёнными.

Не скажу, что в тот момент был сильно удивлён. На удивление попросту не было времени. Но некая эйфория от происходящего присутствовала. Продлилось это всё до тех пор, пока цифры в правом верхнем углу многострадально не мигнули, оповещая очевидную новость — 9/100. Прошло ещё несколько секунд, прежде, чем значение опустилось до трёх. И меня буквально тут же накрыла волна…

Это была волна всего и сразу — боли, поражения. Старая боль возродилась. Дали знать последствия двух ударов стражника. К старой прибавилась новая — от новых ударов. А били меня так, что мало не покажется никому. Десятки ударов в секунду и сотни в минуту осыпали лицо, туловище, ноги и руки. Не в силах устоять, я упал под давлением десятка стражников. Оказавшись на земле тут же смялся в комок, всячески пытаясь прикрыть лицо. Но даже это не спасло от нескольких попаданий по носу, брови, губам и зубам.

Когда меня поднимали, осознав, что я наконец повержен, я не мог даже двинуться. Меня волочили, словно какой-то мешок. Если бы я был не я, а кто-нибудь другой, то в тот самый момент наверняка бы подумал, что мне давно конец. После такого не выживают. Весь мой вид говорил о том, что я не жилец. Я не видел себя со стороны, но чувствовал, как от ударов распухло лицо, чувствовал, как болит рассечённая бровь. Во рту был стойкий привкус металла. Вся ротовая полость была залита этим привкусом. Как будто всё внутри состояло из долбаного металла. Глаза налились тяжестью. Я практически не мог их открыть. Трудности прибавляло и то, что один глаз и вовсе оказался подбит.