Фитин - Бондаренко Александр Юльевич. Страница 24

Теперь обратимся ко второму государству известной «оси» Рим-Берлин-Токио — к Италии, отношения которой с СССР в последнее время заметно ухудшились, вследствие чего было принято решение об активизации разведывательной работы на Апеннинском полуострове. «Легальную» резидентуру там с 1933 года возглавлял уже известный нам Павел Матвеевич Журавлёв. Резидентура была немногочисленной, но всё же разведчикам удалось создать широкую агентурную сеть — вплоть до того, что одним из источников являлся некий близкий друг duce Муссолини, итальянского диктатора.

В 1938 году Журавлёв, об оперативных успехах которого мы рассказывали в начале это главы, возвратился в Москву, где принял немецкое отделение 5-го отдела, а резидентом стал бывший его заместитель Дмитрий Георгиевич Федичкин. Прекрасно понимая суть происходящего в Европе и конкретно в фашистской Италии, Федичкин обратился в Центр с предложением сделать основной упор в работе на разведку с нелегальных позиций. Новый резидент считал, что необходимо создать нелегальные резидентуры в Риме и Милане, — но предложение его поддержки не нашло...

«Несмотря на трудности, к 1939 году резидентура в Италии создала разведывательную сеть, в которой оказались люди, добывавшие важные секретные документы. В Центр поступали материалы о планах вооружения Германии, доклады послов из Токио и Вашингтона по вопросу японо-американских отношений, о поездке Идена [141] в Париж, Берлин и Рим, о польско-германских соглашениях.

По материалам римской резидентуры руководству Советского Союза регулярно направлялись сообщения по актуальным политическим вопросам» [142].

В общем, в этой стране «оси» всё шло как надо, однако вскоре Дмитрий Георгиевич был отозван в Москву, где вскоре продолжил службу... в 3-м, контрразведывательном, управлении ГУГБ НКВД. «Легальная» резидентура была, как говорится, закрыта на замок. Её прекрасная агентура оказалась «законсервирована».

К сожалению, примерно так же обстояло дело и с третьим государством «оси» — нашим главным (и ведь традиционным!) противником на Дальнем Востоке — Японией, которая постоянно угрожала Советскому Союзу военным нападением. Но, как официально считается, «в связи со сложной обстановкой в этой стране», организовать ведение разведывательной работы непосредственно в Японии советской внешней разведке не удалось. Точнее — продолжать, ибо в середине 1930-х годов в Токио успешно действовала «легальная» резидентура ИНО НКВД, которой руководил Борис Игнатьевич Гудзь (оперативный псевдоним «Гинце»), отозванный в Москву в 1936 году и, вслед за А. X. Артузовым, переведённый в Разведуправление РККА, откуда он вскоре был уволен «за связь с врагами народа» — была арестована его родная сестра — и исчез... Сделал он это весьма своевременно, так как сотрудникам токийской резидентуры уже задавали вопрос о том, когда «Гинце» был завербован японцами. Но это совсем другая история, к нашему повествованию отношения не имеющая [143].

Конечно, даже после утраты прежних позиций прекращать разведку по Японии было нельзя, и она велась с позиций других стран — в частности, с территории Маньчжурии, Китая, Голландии, Германии, Болгарии, Австрии... Работа эта была достаточно результативной.

К примеру, ещё в конце 1937 года «легальный» резидент внешней разведки в Иране Андрей Макарович Отрощенко привлёк к сотрудничеству одного местного жителя, который работал в посольстве Японии в Тегеране — принимал и отправлял дипломатическую почту. В результате Центр оказался в курсе подрывной деятельности японских спецслужб против нашей страны с позиций Ирана.

А вот сообщение другого агента, уже из Варшавы, но на ту же тему японского шпионажа; оно датировано 26 января 1938 года:

«Польский генеральный штаб получил сведения о том, что японский генерал Савада очень активно принялся организовывать свои связи с украинцами и с организацией “Прометей” [144] не только в Польше, но и в Париже, Берлине, Праге, Бухаресте и Константинополе.

Майор Тарашкевич, польский специалист по этим вопросам, утверждает, что Савада делает это грубо и неумело, ищет не политический подход, а лишь материал для чисто диверсионной работы. В Варшаве он поддерживает контакт с Смаль-Стоцким, с генералом Сильским и грузинами-эмигрантами. Платит большие деньги.

Польский генеральный штаб утверждает, что японцы мобилизуют также на Дальний Восток организацию Коновальца [145]. <...>» [146]

Можно понять, что в своей подрывной работе японцы использовали любое антисоветское отребье, вне зависимости от национальности. А давно ли, во времена так называемой первой русской революции, они не только поддерживали большевиков, но даже и снабжали оружием их боевые группы?

«Наращивание японцами боевых операций в Китае, наряду с непрекращающимися антисоветскими провокациями, создавало для нашей страны угрозы на Дальнем Востоке. Достаточно сказать, что в 1939 году в регионе было выявлено более 170 агентов и чуть меньше — за первое полугодие 1940 года.

Благодаря добытой резидентурой в Харбине [147] информации о приведении в боевую готовность японских войск, насчитывавших 350 тысяч солдат и офицеров, и введении в действие их системы ПВО, события у озера Хасан в 1938 году не оказались неожиданными для Москвы. Информированным было командование наших группировок и в районе реки Халхин-Гол в 1939 году, получив сведения о подготовке японских войск к нападению на Монголию. Ценность добытой внешней разведкой информации трудно принизить: поражение японских войск вынудило подать в отставку не только командование Квантунской армии в полном составе, но и находившийся у власти японский кабинет министров, осложнило развитие военного союза Японии с Германией и Италией и поставило под сомнение идею “блицкрига” на Дальнем Востоке» [148].

Вот так осуществлялась работа внешней разведки по странам «оси» — в полном смысле, как мы говорили, не «благодаря», но вопреки...

Понятно, что беспокойство руководства разведки вызывали не одни лишь вышеназванные страны. В частности, к тому времени ещё более ухудшились традиционно напряжённые отношения, издавна сложившиеся между СССР и Польшей, имевшей с нашей страной наиболее протяжённую границу в центре Европы. Польша, ранее входившая в состав Российской империи и получившая независимость вследствие событий Октября 1917 года, излишне уверовала в собственные силы после советско-польской войны 1920 года. Поляки не только возымели желание прирастить свою территорию за счёт Советского Союза, но и всячески налаживали шпионскую, подрывную и прочую работу в различных регионах СССР с целью пошатнуть, а то и вообще свалить советский режим... Когда же к власти в Германии пришли нацисты, польское руководство вдруг решило, что в лице Гитлера оно обрело надёжного и верного союзника в борьбе против СССР.

«В январе 1934 года была подписана германо-польская Декларация о неприменении силы (её называют также Пактом о ненападении). Советской разведке стало известно, что при её подписании поляки стремились заручиться поддержкой немцев в осуществлении своих планов захвата советских земель — от Прибалтики до Чёрного моря.

Но немцы вовсе не собирались отвоёвывать земли для поляков. В их планы входило завоевание для себя жизненного пространства на Востоке Европы, в том числе и самой Польши...» [149]

Однако опасность заключения реального антисоветского или, скорее даже, антироссийского польско-германского союза всё-таки существовала, и этот вопрос тщательно отслеживали наши резидентуры как в Берлине, так и в Варшаве.