Право на жизнь (СИ) - Сказкина Алена. Страница 24

Я пожалела, что не взяла с собой Алис: с кошкой было бы спокойнее.

Камень давил, смыкался вокруг. Никогда не страдая боязнью замкнутых пространств, здесь, в Хаос знает скольких саженях под землей, я внезапно ощутила себя в ловушке. Грудь сдавило от нехватки воздуха, в глазах поплыло, разумом овладело нестерпимое желание повернуться и рвануть наверх, обратно к небу, к живым.

Я оперлась о стену, пережидая приступ. Упрямо сжала губы. Я эсса! Меня не напугать какими-то пещерами! Но было бы легче, разбавь пыльную глухую тишину звук человеческой речи! Безликий хранитель памяти молчал, терпеливо ожидая, когда я смогу идти дальше.

На следующем перекрестке мы свернули налево. С двух сторон за арочными проходами проплывали усыпальницы знаменитых северных семей. У одной служитель остановился, жестом пригласил меня войти внутрь. Сам он тактично ждал у входа: общение с мертвыми — личное дело каждого.

В центре круглого зала находилась огромная урна с прахом. На стенах — неглубокие ниши, соединенные сетью родственных линий, словно ветви лежащего на боку дерева. Многие пустовали, храня место для грядущих поколений; другие занимали барельефы.

Я замерла у знакомого лица, нерешительно провела пальцами по щеке, словно надеясь этой неуклюжей лаской оживить каменное изваяние, но то оставалось мертвым и холодным.

Алик. Мой драгоценный мишка. Верный рассудительный друг, всегда бывший окружающим надежной опорой и защитой. Ты и умер, защищая, как велел тебе долг.

Зачем я пришла сюда?

Сказать, что у нас все хорошо?

Мертвецам не нужна наша ложь. Лгут только живым.

Тогда для чего? Попросить прощения? Помощи? Решимости?

Зажмурив глаза, чтобы удержать непрошенные слезы, я долго стояла, прислонившись лбом к каменному лбу, пока не осознала, что не получу ответа. В этом месте не сохранилось ничего от моего друга детства — только чужой равнодушный камень и горстка пепла. Аликандр безвозвратно ушел, живя теперь лишь бесплотной тенью в любящих его сердцах.

Отодвинулась, снова вгляделась в черты надгробного изваяния, ловя себя на мысли, что начинаю забывать лицо друга.

Спокойную улыбку, советы, ощущение поддержки, которое дарило его присутствие. Как Алик отчитывал нас с Крисом за очередную шалость. Поправлял сломанный в азарте игры виноградный плетень. Как прикрывал во время побега на рыбалку.

Память — ненадежная вещь.

В потоке дней исчезают воспоминания детства и юности, веселые и грустные. Точно жемчужины с порванной нити, теряются ссоры и примирения, совместные авантюры и мечты.

Взамен приходит мучительная пустота, которую ничем не заполнить. Иногда ее удается перетерпеть, на время вычеркнуть, спрятать под ворохом новых впечатлений и знакомств, ведь жизнь не ждет на месте, она требует перемен, и тем, кто задержался в этом мире, волей-неволей приходится двигаться вперед.

Но пустота обязательно вернется, прокрадется тоскливыми осенними вечерами, поймает момент, когда ты неосторожно останешься в одиночестве, и напомнит о себе, стирая улыбку с лица.

Пусть эгоистично, но я предпочитаю первой перешагнуть порог Последнего Предела, взмыть в Небесную Обитель вместе с золотым драконом, нежели существовать на земле, где не останется Исхарда, Кристофера или его.

Я все делаю верно.

Пусть мне сейчас противно от самой себя, плохо и больно, потерять кого-то намного больнее.

— Возвращаемся.

Снова бесконечный путь сквозь лабиринт безмолвного камня. У перекрестка мелькнул знакомый силуэт. На мгновение я остолбенела: он не должен… не может быть здесь! Это фантом! Иллюзия! Я просто свихнулась от навязчивых мыслей о темноглазом драконе!

— Рик!

Как меченый выбрался из темницы южного клана? Кто позволил ему возвратиться в Иньтэон — сердце Северного Предела?!

— Рик! Подожди!

Мужчина обернулся как раз вовремя, чтобы поймать мою неуклюжую, споткнувшуюся на ровном полу тушку в объятия.

— Эсса Ланкарра? Чем обязан чести?

Голос звучал удивленно и… неправильно. Чуждо. Лицо тоже оказалось мне незнакомо. Иссиня-черная грива, нос с горбинкой и глаза — темный омут — парень чем-то походил на моего дракона, а еще на Альтэссу Аратая. Но подбородок иной, и овал лица, и форма ушей.

Это действительно был не Рик.

Щеки загорелись от стыда. Я неловко отстранилась.

— Простите. Я обозналась.

Догнавший нас хранитель памяти приложил палец к губам, смущая меня еще сильнее. Шумлю в Некрополе, бросаюсь на шею незнакомым мужчинам… дикарка, а не эсса!

— Позвольте представиться, — дракон коснулся губами запястья, усмехнулся до боли узнаваемо. — Цвейхоп тиа Исланд, — он заколебался, но все-таки произнес. — Кажется, я догадываюсь, с кем вы меня перепутали.

— Простите, — снова извинилась: вряд ли кого-то в северном клане обрадует сравнение с Демоном льда.

— Я сам провожу леди на поверхность, — сказал Цвейхоп хранителю памяти. — Вы же не против, эсса Ланкарра?

Я неуверенно кивнула, удивляясь неожиданной симпатии, которую вызывал новый знакомец. Неужели причина в поразительном сходстве с Риком? Или дело в том, что гнетущее молчание одного из местных смотрителей уже нервировало меня, и я была готова согласиться на любую компанию, в которой не звучала тишина.

Служитель неохотно поклонился, прощаясь. Цвейхоп дождался, пока фигура в сером балахоне скроется за поворотом и только после этого предложил руку.

— Мы не заблудимся? — озвучила я свое главное опасение.

Дракон указал на незамеченные мной ранее стрелки над головой. Негромко заметил.

— Вам не нужно было извиняться, — он прислушался к шорохам и закончил шепотом. — Я всегда восхищался старшим братом.

— Рик, — я запнулась и неловко продолжила, — не рассказывал, что у него есть брат.

Меченый вообще не говорил о семье, а я не решалась спросить.

— Иногда легче притвориться, что чего-то не существует, чем ежечасно рвать душу на куски, тоскуя о недостижимом, — мудро заметил Цвейхоп. Он помолчал и добавил. — Однако некоторые чувства невозможно отпустить. При всем желании.

Я кивнула, соглашаясь.

Поворот, арка, знакомая лестница. Затаившаяся на нижних ступенях тьма, точно живое существо, вздрагивала от неверного мерцания рун, дышала стынью, всхлипывала, донося приглушенное эхо чьих-то голосов. Когда мы начали подъем, мне все мерещилось, что она черным хищным зверем крадется за нами по пятам.

— Здесь много ярусов?

— Не знаю. Никогда не интересовался. Это место… не слишком приветливо, вы так не считаете, эсса? Души крылатого народа принадлежат небесам, земная твердь пугает нас.

И снова я согласилась со своим спутником. Некрополь, царство усопших, не предназначался для живых, внушая невольный трепет и скорбь, рождая ощущение людской ничтожности пред монументальностью этого грандиозного сооружения, тщеты любого бытия перед Вечностью.

Раздавленная величием смерти, я прильнула к Цвейхопу и, боюсь, сжимала локоть провожатого гораздо сильнее, чем дозволяли правила приличия: от северного лорда, как и от его старшего брата, веяло надежностью, присутствие дракона дарило мне ощущение безопасности.

Когда мы выбрались на поверхность, я испытала облегчение… и одновременно досаду на скорое расставание. Цвейхоп не Рик, конечно, не мой темноглазый демон, но, оказалось, братьев очень просто спутать, особенно в подземной тьме.

— Доброго дня, мастер Валгос.

Задумавшись об удивительном сходстве родственников, я не сразу обратила внимание на… наверно, садовника. Вряд ли великан с топором за поясом и огромной лопатой в рукавицах мог быть кем-то еще.

— Снова шутите, юный лорд? Хоть бы при леди постыдились, — вопреки ворчанию простецкое лицо озарила приветливая улыбка: он явно был рад видеть моего спутника.

— И не думал, — упрямо возразил Цвейхоп. — Каждый, кто мастерски разбирается в избранном деле, заслуживает этого звания. А я во всем Иньтэоне не встречал садов прекраснее, чем ваши. Не будь это место столь мрачным, я, пожалуй, переселился бы сюда.