Когда герои падают (ЛП) - Дарлинг Джиана. Страница 40

— Я вижу страх в твоих глазах. Я чувствую это по твоему пульсу. Чего ты боишься, Елена? Что мое зло может отравить твои мысли… или твое тело? Ты так уверена, что заключить со мной данное соглашение так разумно?

Нет.

Нет, вообще-то я была совершенно уверена, что это ужасная идея. Но он говорил так, словно у меня был выбор, а у меня его не было. По крайней мере, не такой, с которым могла бы смириться моя гордость. Моя жизнь была разрушена до основания, когда Дэниел оставил меня, и только одна мечта все еще жила в пепле этого пожара, пульсируя в безумном ритме.

Я хотела стать известным на всю страну адвокатом.

Это дело, о котором писали в газетах и говорили в новостях, уже принесло мне известность в нужных кругах. Если бы мы действительно смогли выиграть вопреки всему, я стала бы одним из самых востребованных адвокатов в городе, во всей этой чертовой стране.

В моих жилах текла грешная кровь отца, и я не могла больше ни секунды притворяться, что я выше своей жадности и эгоизма.

Я хотела успеха, денег, славы.

Я хотела, чтобы меня видели, знали и слышали.

Я хотела всего этого.

И Данте Сальваторе был единственным мужчиной, который мог удовлетворить эти низменные желания.

Поэтому я медленно, презрительно моргнула на опального капо мафии и прижала свою руку в его руке еще ближе к его губам, как королева, предлагающая своему слуге поцеловать ее кольцо.

— Это тебе следует бояться. Ты просто еще этого не знаешь, — пообещала я, решив держать его на расстоянии всеми силами, пока я использую его дело для своей карьеры.

Его глаза были темными, как только что вспаханная земля, плодородными злобой, когда они смотрели на меня, и с легким движением его губ против моих пальцев он согласился на мои условия.

Вот так я заключила сделку с дьяволом Нью-Йорка.

— Отлично, теперь о моих правилах, — ярко заявил он, оттаскивая меня за захваченную руку от окна и тренажеров к черным матам, разложенным в конце комнаты. — Ты должна повиноваться мне, Елена. Я не буду требовать от тебя многого, но, если я отдаю приказ, ты должна его выполнить. — когда я открыла рот для возражений, он закрыл мне ее ладонью, останавливая. — Нет. Это не подлежит обсуждению. На данный момент ты в логове зверя, и хотя здесь для тебя безопаснее, но все же опасно. Если я говорю тебе что-то делать, то это в основном для твоей же безопасности. — поддавшись детскому порыву, я провела языком по его ладони. Он отстранился, недоверчиво глядя на свою влажную руку. — Ты только что лизнула меня?

Я пожала плечами, желание хихикать бурлило у меня в горле.

— Ты не дал мне сказать.

Он моргнул, глядя на меня один раз, а затем откинул голову назад и рассмеялся так сильно, что схватился за живот, пытаясь сдержать смех. Я наблюдала за ним, наслаждаясь видом всех этих мышц, сокращающихся от смеха, вызванного мной

Мне было приятно заставить кого-то смеяться.

Заставить его смеяться.

Это был приятный звук, вот и все, и не часто я расслаблялась настолько, чтобы заставить кого-то смеяться подобным образом.

Когда он пришел в себя, он наклонил голову и посмотрел на меня с мягкой улыбкой, украсившей его румяный рот. Это было какое-то интимное выражение, от которого у меня заболел живот.

— Какая ты интересная женщина, Елена Ломбарди, — сказал он тем же тоном, тихо и спокойно, будто делился мудростью.

Румянец грозил охватить мои щеки, поэтому я отодвинулась на маты, как бы проверяя их.

— Я решил, что ты мне нравишься, — сказал мне Данте, будто я спрашивала или заботилась о его мнении.

— Ты меня не знаешь, — возразила я, начиная растягиваться для тренировки, желая физически напрячься, чтобы избавить свое тело от этой… избыточной энергии, бурлящей в крови, как газировка.

— Ох, я бы так не сказал. Я начинаю, и это путешествие, которое я обнаружил, доставляет мне удовольствие, — сказал Данте, двигаясь к стене и включая свет.

Я была рада, когда он удалился из поля зрения, чтобы я могла пригнуть голову и сделать несколько спокойных вдохов.

Почему это было самым приятным, что мне говорили за многие годы?

— Теперь о моем втором правиле, — начал Данте, переходя обратно на маты той вальяжной, спортивной походкой, от которой у меня пересохло во рту.

Он остановился в нескольких шагах от меня и скрестил руки, оценивая. Я старалась не ерзать под его пристальным взглядом. Я занималась пять раз в неделю, поэтому мое длинное стройное тело было подтянуто, а изгибы были незначительными и явно отсутствовали в отличие от моей матери и двух сестер.

— Я слышал от Марко, — когда он, наконец, перестал смеяться, — Что ты вывела Адриано из строя, приставив нож к его горлу. Это правда?

Я изучала свои ногти.

— Возможно.

Он усмехнулся, и темная нота прозвучала, между нами, как бас.

— Molto Bene [51]. Мне нравится это слышать, Елена. Женщина должна уметь защищаться. Я бы хотел посмотреть, что ты умеешь.

— Зачем? — подозрительно спросила я, внезапно увидев его крепкие руки в новом свете.

Я не хотела с ним драться. Даже мой инструктор в додзё был не таким большим, как Данте.

Его губы дрогнули от желания подавить юмор.

— Подыграй мне. Мне нужно увидеть движения женщины, которая застала врасплох самого способного мужчину, которого я знаю.

Я хотела возразить, потому что я определенно не хотела с ним драться. Не потому, что я действительно боялась несмотря ни на что, я не думала, что он причинит мне вред — но скорее потому, что я не хотела, чтобы он прикасался ко мне.

Это иррациональный страх, что-то вроде суеверия, что каждый раз, когда Данте прикасается ко мне своими руками, в моей физиологии что-то элементарно меняется. Мне не нравились его руки на моем горле или моя рука в его руке, так почему же я позволяла ему делать это со мной? Почему я прильнула к этому крепкому телу только для того, чтобы почувствовать, как учащенно бьется мое сердце?

Это намекало на более темные, ненормальные вещи, о которых я не готова была думать, не говоря уже о том, чтобы признаться в какой-либо симпатии.

Но я не могла высказать ничего из этого, потому что внезапно на меня навалились сто килограмм крепкого мускулистого британско-итальянского мужчины.

Инстинкт включился, проникая в меня, как музыка, побуждая тело вступить в бой так, как большинство людей вступают в танец, запрограммированными движениями в мышечной памяти.

Он схватил меня, мясистые руки вцепились в мои плечи. Я слегка отклонилась вправо, прислонившись к его телу, как бы нащупывая его пах. Инстинктивно он опустил одну из рук, защищая свои фамильные драгоценности. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, я подскочила с правой стороны и нанесла короткий сильный удар в низ живота.

Он засмеялся.

Теплый, насыщенный смех, который становился все громче, когда мы продолжали бороться.

Он схватил меня сзади, когда я вывернулась из его ищущих рук, его руки обхватили мой торс почти в два раза сильнее. Я оттолкнулась левой ногой, ударив его по голени, а затем быстро вонзила пятку правой ноги в нежный свод его стопы. Его хватка ослабла настолько, что я смогла вырвать руки из медвежьих объятий. Я потянулась вверх, чтобы ударить его по ушам, надеясь дезориентировать. Должно быть, я неправильно выбрала угол, потому что он только угрожающе усмехнулся, а все его горячее и твердое от напряжения тело прижалось к моему спереди и сзади. Быстро сообразив, я обхватила его ногу и перекинула свой вес, пытаясь вывести его из равновесия. Он оказался слишком тяжелым, и вместо того, чтобы упасть на мат спиной, он повалил меня на пол, а потом встал на колени над моим распростертым телом.

Я тяжело дышала, металлический привкус адреналина ощущался на языке, когда я смотрела на его самодовольную рожу. Он совсем не дышал, и на его гладкой коже не было ни единой бисеринки пота.

— Non male, — похвалил он.