Секрет лабиринта Гаусса - Имшенецкий Вячеслав Андреевич. Страница 15
— Сало-то на нем есть?
— Есть, Шурка, есть.
Трещина в скале была сквозная. Протиснулись и оказались на небольшой каменистой полянке. Со всех сторон она была плотно огорожена скалами.
Посреди этого дворика трещал костерчик. На камнях три стопки аккуратно вырезанных брусков сала. Шурка подошел, пощупал руками, понюхал каждый кусочек и, глотая слюну, спросил:
— А где, Тимка, остальное?
— Я только верхний бок вырезал, остальное испортилось. Вон там, в промоине, камнями завалил.
Тимка выбрал кусочек помясистее, положил на крапиву.
— Таня, ты вари суп, а мы коптильню сделаем, а то сало может пропасть.
— Хорошо, Тимка, только соли-то нет.
— Крапивы побольше положи, и без соли сойдет.
Острыми камнями мальчики вырыли две ямки и соединили их узенькой канавкой. В большую сложили сало, в маленькой развели костер. На огонь наложили сочного зеленого мха. Обе ямки и канавку закрыли плоскими каменными плитами. Серый дым из маленькой ямки, как по трубе, пополз по канавке в большую и оттуда между плитой и землей стал пробиваться наружу тонкими струйками.
— Пусть пробивается, тяга лучше будет, — сказал Тимка.
Он отряхнул руки и подошел к костру. Отгреб в сторону угли и сдвинул горячий камень. Под ним оказался толстый шипящий кусок сала. Тимка проткнул его палочкой и выдернул. С него капал и вспыхивал в огне жир. От вкусного запаха у Петьки закружилась голова. Быстро, как фокусник, Тимка разрезал кусок на четыре части.
— Ешьте. Заморим червячка, пока суп не сварился.
Горячая пища наполнила тело легкой усталостью. Захотелось спать. Сняли кипящий котелок с огня, поставили на угли и разлеглись вокруг костра. Смотрели в сереющее небо, нехотя перебрасывались фразами.
— Мальчишки, где будем ночевать?
— Здесь переночуем, огонь побольше разложим и до утра суп будем хлебать.
— А вещи?
— Принесем сюда.
— Да их и там никто не тронет.
— Тимка, наводнение долго продержится?
— Всяко бывает, может, и десять дней держаться.
— Мальчишки, а ловко мы спаслись.
— Лучше не вспоминать.
Шурка вытер ладонью лоб.
— Дождь на меня капнул.
Редкие крупные дождинки шлепнули Тимку по животу, Таню по ногам. На Петьку не упало ни одной капли. Вскочили на ноги. Тимка снял с угольков котелок и, зевая, громко сказал:
— Пойдемте в пещеру ночевать и там пошамаем.
Шурка прищурил глаза:
— А тут сало наше никто не стянет?
— Стянуть некому, а вот если дождь разойдется или вода в реке поднимется, может залить. Караулить надо.
Шурка испугался, как бы его не заставили караулить, и стал всех уверять, что дождя не будет и коптильню не зальет, она, мол, на бугорке.
— Не бойся, я буду дежурить, — сказал Петька. — Сейчас провожу вас и вернусь обратно.
Через щель ребята выбрались на берег и пошли к пещере. Горячий котелок несли по очереди. Потом хлебали суп и разговаривали о лабиринте Гаусса, о Жаргино, об умершем старике Костоедове, о смерти которого бандит не знает.
Когда начало темнеть, Петька собрался идти сторожить коптильню. Набросил на плечи старую курточку, взял в руки капкан:
— Поставлю его в щели. Утром, когда пойдете ко мне, будьте осторожны, не попадитесь в него.
Тимка прошептал Петьке на ухо:
— Смотри, ночью река может еще подняться. Если что, хватай сало и на уступ, который возле щели. Мы отсюда к тебе подберемся, веревки сбросим.
— Ладно.
— Я ночью тебя подменю.
— Не надо, зачем двоим мокнуть.
Петька вышел из пещеры и стал спускаться.
— Счастливо тебе, Петька, не трусь там! — крикнула сверху Таня.
Петька благополучно добрался до щели, протиснулся в каменный дворик. Сразу же зарядил капкан и осторожно поставил его в проломе. Костер, на котором варили суп, прогорел. Угольки, подернутые пеплом, едва светились. Петька подошел к коптильне, поднял плиту. В маленькой ямке сразу же вспыхнуло пламя, и от этого и дворик, и скалы потемнели. Петька сложил в ямку самые толстые сучья, забил плотно сырым мхом и опустил плиту.
Наступающая ночь усилила звуки. Казалось, что река стала реветь громче, что волны по острову теперь бьют сильней. Несколько холодных капель упали Петьке на голую шею. Он посмотрел вверх: над скалами, по-видимому, нависла туча, потому что капли дробью барабанили по камням, зашипели на горячих плитах коптильни. Петька заметался. Бросился к пролому, но, вспомнив, что там капкан, отпрянул. Зашарил под скалой, пытаясь найти хоть какую-то выемку, куда, можно было бы забиться.
Дождь припустил. Петька нащупал нависший над землей каменный козырек, опустился на колени, заработал руками, выгребая из-под него щебень. Где-то рядом качалась крапива и жалила лицо. Острые камни резали ладони. Спина и ноги были уже мокрые, когда Петька залез в свою спасительную нору. Она была низкой и совсем короткой. Чтобы спрятать ноги от дождя, Петьке пришлось подтянуть коленки к подбородку. То ли от усталости, то ли от переживания у Петьки на глазах выступили слезы. А через минуту он уже спал.
Разбудил его холод. Петька протянул руку, нащупал выход, вылез наружу. Дождя не было. Трясясь от озноба, стал искать коптильню. По запаху нашел ее. Камни были теплые, даже горячие. Петька лег на спину, во всю длину коптильни. Лежал долго, пока не перестали стучать зубы. Потом перевернулся на живот, прижался ухом к теплому камню и спокойно задремал.
Петька не видел, что из-за глыбы, лежащей недалеко от коптильни, за ним наблюдают маленькие немигающие глаза.
ЦЕНТРУ (ИЗ ТОКИО)
В Пограничненском укрепрайоне 122 дота, 131 дзот. Двадцать шесть километров противотанковых рвов. Схема передана мною по «Омеге».
Операцию «Феникс» Берлин по требованию японцев отложил на неопределенный срок. Японцы требуют от немцев присылку особого самолета, способного делать беспосадочные полеты из Маньчжурии к Байкалу и обратно. Взлетая с особых секретных аэродромов, он будет сбрасывать диверсантов в районы Забайкальской железной дороги. Он же забросит группу «Феникс».
Петька закашлялся и проснулся. В горле пощипывало. Тошнило. Он попытался встать, но руки и ноги не слушались. Угарный дым, выползающий из-под плиты, бил Петьке прямо в лицо. Теряя сознание, Петька выгнулся дугой и скатился с коптильни вниз, на камни, охлажденные дождем и туманом. Лежал долго. Пришел в себя от того, что почувствовал биение сердца. Перед глазами неслись какие-то колдуны, ведьмы и смеялись, и касались холодными пальцами лица.
В голове бухало, как будто разрывались бомбы. Петька застонал и смог встать на колени. Светало. Коптильня и скалы кружились вокруг Петьки в тошнотворном хороводе. Сдавливая руками виски, Петька едва поднялся на ноги. Его стало знобить. От рук, от одежды неприятно пахло дымом. Покачиваясь, отошел подальше от коптильни и лег на спину. В глазах вспыхивали красные и зеленые искры, но шум в голове, будто стих. Петька стал глубоко вдыхать сырой предрассветный воздух, и с каждым вздохом становилось легче и легче. Захотелось спать. Он стал зевать и незаметно заснул.
На бушующую реку, на остров, на скалы медленно наползал туман. Петьку разбудил шорох. Кто-то шарился в их коптильне. Петька повернулся на бок, схватил рукой камень и, не таясь, выскочил. Но было уже поздно, что-то темное мелькнуло в сторону щели. В три прыжка Петька подскочил к коптильне. Плоский камень был отброшен, рядом с ямой валялись куски копченого сала. Петька бросился к пролому, закричал, чтобы испугать невидимого пришельца. И сразу там, в щели, раздался металлический лязг капкана, и злобный визг понесся по просыпающимся скалам.
Таня, Тимка и Шурка шли к Петьке, когда услышали этот пронзительный визг. Как вихрь помчался Тимка на помощь к Петьке. Немного отстав от него, неслась Таня. Чуточку только замешкался Шурка. Сначала он схватился за камень, но поднять его не смог, оглянулся вокруг — ничего подходящего не было, тогда он заскочил в воду, схватил проплывающий сучок, похожий на кочергу, и так наддал, что сразу нагнал Таню, а потом догнал и Тимку.