Доказательство (СИ) - Сергеева Ксения. Страница 24

— Не твоих ли рук дело? — Геометр улыбался, покачиваясь на стуле. Только на секунду Пёс стушевался, а затем медленно кивнул и сделал глоток чая. — Вот и правильно. Им необходимо отдохнуть, впереди путь долгий.

— Его Геометрическое Величество… — Китаец вложил чашку в руки Мана и хитро подмигнул профессору, — любезно-с посвятило меня в свои планы. Всё не так страшно-с, как вы, господа, успели уверовать. Я всё недоумеваю-с, позволите ли такое замечание, насколько же вы все нервные. Знаете ли, свежий воздух-с окраин повлиял бы на вас положительно в этом смысле.

— Это вы о чем?

— О столь любимых вами камушках, Хранитель, о них-с. Некоторые превращаются в камень преткновения, по сути, являясь пылью. Тут-с у нас не песочек, но всё же…

Китаец описал Гончему и профессору план Геометра по выпрямлению неверного графика. Чертежник молчал, зарывшись пальцами в волосы, и изредка кивал невпопад.

— … И в результате-с мы все снова собрались здесь.

— И что же мы должны делать в результате-с? — Пёс со звоном опустил чашку на блюдце. Наконец он понял то, что никак не мог постичь последние два дня, — почему Учитель вел себя столь странным и несвойственным ему образом. Геометр хотел спасти путь души, не позволить ей утянуть на дно Избранника из-за нескольких неверных разметок. Хранитель выдохнул, но задался новым вопросом: — Что же теперь?

— Мы должны исправить график, вернуть мальчику его душу и сохранить баланс, — Ман растеряно прихлебывал чай. Его пальцы подрагивали.

— Всего-то, профессор-с, всего-то, — Китаец хихикнул.

— Вот уж нашел время смеяться, — тяжелый взгляд Хранителя вновь схлестнулся с прозрачной синевой. Гончий запнулся и умолк. Что увидел он в этой прозрачности, никто не узнает, но плечи его распрямились, а вздох вывел Кристаллическую из теплого забытья. — Время пришло.

— Пришло. — Семнадцатый встал из-за стола. — Пора.

Глава пятнадцатая. Новый вдох

Никто не сдвинулся с места, когда бледное свечение начало рассеиваться. Каждый из присутствующих в кабинете Геометра молчал. Все трое осознавали случившееся, но никто не решался заговорить первым.

— Ты не можешь этого сделать. Понимаешь, что случится после?

— Вполне понимаю, но разве это важно? Это неважно. Важно то, что мы сможем выправить график.

— Слишком много энергии высвободится. Кто будет ее сдерживать?

— Я, разумеется, кто же еще?

— Ты понимаешь, что никто подобного еще не делал?

— Понимаю. Но я должен следовать чертежу и его правилам, иначе ничего нельзя будет изменить.

— Ты уверен, что это в самом деле настолько необходимо?

— Да. Все мы видели, что ждет Избранника… и вас.

Ман умолк. Геометр решительно поднялся из-за стола. Несколько минут назад Кристаллическая вышла из круга Покоя, выстроенного Хранителем. Обнажено-звонкая, чистая и готовая к новому шагу — видение было ярким. Скользнуло во взглядах всех. Вольский со вскриком проснулся. Искривленный график выводил двадцатипятилетнего художника на темную улицу. Ледяная сталь, вспарывающая одежду, и острая боль. Заволакивающий всё вокруг алый туман. Душа, утратившая Избранника столь рано, высвобождает огромной силы энергию, попав в Теневую. Стирает свои воспоминания и не может вернуться в поток Силы. Сущности душ, испуганные колоссальным зарядом, разрушаются, прорывают собственные поля, объединяясь с Силой, чтобы удержать баланс. Опустевшая Теневая и дробящаяся Кристаллическая.

— Что это?! — Вольский дрожащими пальцами стер испарину, выступившую над губой.

— Это, мальчик, неверный график-с. Поправлять будем-с, — Китаец присел рядом, опустив руку на плечо Вольского.

— А потом?.. — ужас видения никак не желал отпускать парнишку, он тяжело дышал и обводил взглядом комнату, словно пытаясь найти ответ хотя бы на этот вопрос.

— Ты любишь вопросы, но не все из них настолько хороши, как этот-с. — Китаец потрепал Володьку по волосам, не глядя на него и обращаясь к Гончему: — Хранитель, как думаете-с, что потом?

— Потом Избранник отправится Туда, а каждый из нас будет делать то, что должен. — Пёс казался совершенно спокойным. Главное сейчас — не позволять никому сомневаться. Сомнения могут остановить в самом начале пути. Сомневаться Гончий не любил.

— Тогда мы должны приступать. — Геометр хлопнул в ладоши и одарил всех самой лучезарной и — без сомнений — самой сумасшедшей из своих улыбок. — Хранитель, дружочек, ты ведь помнишь, что я говорил тебе тогда. Контроль. Контроль и надежда. Неподконтрольная категория. Исключение. Но важное. Важнейшее. Верно, профессор, вы же мастер в отвлеченных категориях?

— Да какой уж там мастер… — Ман никак не мог отогнать воспоминания, родившиеся видением будущего, он усиленно моргал, словно стараясь оградить неровное крошево энергетических полей, выводящих из равновесия все души по Ту и эту стороны.

— Какой-никакой, а вопросы ваши найдут ответы. Не сегодня, так завтра, — Геометр не переставал улыбаться, переводя взгляд с одного своего подчиненного на другого. Что творилось в его душе, никто не мог сказать точно, но сам чертежник, казалось, был воодушевлен. — Это ведь в надежде главное?

— Это, — Ман поймал себя на том, что не может смотреть на Геометра.

— А нам, Геометрам, что главное?! Нам главное, чтобы…

— Всё было-с в равновесии. Батюшка, ты чего это? Столько-с слов… — в голосе Китайца сквозило столько заботы, что Геометр немного стушевался.

— И правда, и правда. Многословие — это не ко мне. Я всегда говорю по сути. Не больше и не меньше. Если иногда и позволю себе что лишнее, так это исключительно по любознательности и впечатлительности своей натуры. А вообще… — Геометр резко вытянул вперед руку: — Хранитель, циркуль!

Холодный металл лег в ладонь непривычной тяжестью. Геометр улыбался — четко, наметанным взглядом отмерил и приоткрыл циркуль буквально на 15 миллиметров. Тут главное — не ошибиться, разрывая тонкой чертой связку своего тела и сути; а еще можно почувствовать и залюбоваться прозрачным свечением собственной души, несдержанной, ярко-изумрудной, ускользающей в поток Силы. Циркуль падает из пальцев. Отчего так тепло в этой комнате? А кто эти люди? Странные какие. Напряженные, что ли. Чертежи? Ух ты! Это кто же всё это нарисовал? Наверное, вот этот молодой человек, он так уверенно поднимает циркуль и что-то чертит. Только что это он чертит в воздухе-то? Кто ж по воздуху чертит?

Хранитель медленным спиральным скольжением впускал Кристаллическую в тело Геометра. Обжигающий глоток шершавого воздуха. Темнота перед глазами — и века в глубине сердца. И зияющая пустота — не Избранник. Другой. Освобождение осознания того, что так нужно… Лишь немного нужно потерпеть, чтобы вернуться к тому, кто избран.

Семнадцатый, ничего не говоря, прошел к столу. Опустился в кресло. Он не оглядывался. Не дышал, казалось. Только всматривался в выученный наизусть чертеж. Новая бумага. Повторить разметку. В точности. До силы нажима карандаша, не ослабить. Выпрямить. Вот изгиб. Вывести его. Убрать пересечения. Как же трудно дышать. Отчего так трудно дышать? И в пальцах такая тяжесть. Она мешает рисовать. Очень мешает. А ему всегда так нравилось рисовать. Не выводить по линейке, это может каждый, но выводить жизни, вырисовывать штрихами первый вздох и самую важную встречу, крик ребенка и помощь в самый сложный момент. Он ведь видел сотни, тысячи жизней в каждом из своих рисунков. Не просто графики… Как же хочется спать… Чертеж уже можно завершать. Довести до тридцати, хотя бы до тридцати, чтобы убрать эту зияющую ошибку двадцати пяти, а дальше Он справится, новый справится…

Воздух сгущался, приторной тяжестью висел в кабинете. Хранитель подошел к столу ближе, закрывая спиной Володьку, жавшегося к Китайцу. Он ощущал уже не просто воздух, а всю скрытую, ранее смятую неверным чертежом энергию Кристаллической. Сколько мог, Хранитель забирал на себя, уводил неровные вспышки от остальных. Кровоподтеками по плечам от давления сжавшихся пальцев. Ровнее дыхание. Чтобы не сбить энергопоток. Геометр не выдержит, не сможет удержать всю эту огромную силу один. Хранитель понял это уже на второй минуте. Еще ближе. Защищая. Учителя. Избранника. Переговорщика. Смотрителя. Пёс чувствовал горячее дыхание чужой энергии рядом с собственным яростно бьющимся сердцем.