Западный рубеж (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 36
Бах! Пожилая тетенька подскочила на стуле, ударом локтя вывела из строя своего конвоира и ринулась к закрытому окну, видимо, собираясь пробить его головой, но слегка не рассчитала, запнувшись за ковер, и упала, не добежав всего-то несколько сантиметров.
— Свяжите ее, — приказал я.
Возможно, это уже и лишнее, но если тетенька выкинет новый фортель? Кто ее знает, на что она способна. Может, пани Ходкевич в юности в цирке выступала, или еще что?
А теперь и моему Книгочееву есть работа. Пусть немножечко покорпит, что-нибудь интересное и найдет. А ведь Артузов не верил, что настоящий резидент женщина.
Хм. А ведь одним Книгочеевым не обойдемся. Надо все книги разбирать, осматривать. Ну, у Артура людей хватает, отработают. И надо, чтобы он уточнил у начальника особого отдела фронта — не несли ли курьеры какие-нибудь книги? Неважно, хоть библию, хоть речи товарища Троцкого.
[1] Понятное дело, что фильмография Беаты Тышкевич гораздо больше.
[2] Рад с вами познакомиться пани Беата. Моя фамилия Аксенов.
[3] Разрешите войти? (польск.)
[4] Вы русский?
[5] Да
[6] Говорю только по-русски.
Глава 18. Погибший поручик
Пани Тышкевич, тьфу ты, Ходкевич, конечно же, я порекомендовал поместить в отдельную камеру, со стенами, обитыми чем-то мягким — эдак, разобьет себе голову, как полковник Булатов в Петропавловской крепости[1]. К счастью, подобная комнатка на Лубянке была. Польская шпионка — не первая суицидальница, арестованная ВЧК.
Потом я едва не поссорился с Артузовым, рассказывая ему о книгах Джозефа Конрада.
— А ведь здорово придумали, — с восхищением потряс головой особоуполномоченный особого отдела ВЧК. — Все предельно просто, и никто не догадается.
— Артур, а ты мои донесения читаешь? — с подозрением уставился я на своего друга.
— Конечно, — удивился тот. — Последняя шифрограмма меня чуть с ума не свела. — Артузов прищурился, и процитировал: «С ледореза яхты тайные послания отправляют по воздуси в Ра — зверь — упру в Петербург. Какие дела по сему Высочайшему увещеванию показали гражданские наши начальники».
— Ты мне зубы не заговаривай, — хмыкнул я. — Я же тебе весной депешу посылал о том, что мои подчиненные установили, как господин Зуев получал задания из своего Центра еще во время германской войны. Что задания шифровались методом иглоукалывания в книгах, аккурат, в тех же самых, в Джозефе Конраде. Если ты мои донесения не читаешь, так на кой хрен я их посылаю?
— Володь, не бурчи, — устало протянул Артузов. — Знаешь, сколько мне каждый день донесений и рапортов приходит? Я твое глянул, а там речь идет о терактах времен германской войны, и что о ней вспоминать? Нам бы с нынешними делами разобраться, а о том, что было при царе Горохе, потом как-нибудь. Вот, с радистом из Разведуправ — спасибо огромное, помог. Из-за него целую польскую сеть вскрыли. Считай, что за радиста ты еще один орден заработал.
— Так-то оно так, — не стал я спорить с Артузовым, хотя мне и было обидно. — Но все-таки, не поленись, вытащи мое донесение, и на его основе организуй утечку. Так мол, и так, доблестная польская разведка сумела организовать террористические акты в отношении царской России и Антанты, а бездарные русские контрразведчики их проморгали. Но славное советское чека восстановило историческую справедливость.
— Володя, ты о чем? — нахмурился Артузов. — Какая польская разведка, если еще и Польши не было? И зачем нам утечка? И куда утечка?
— Ладно, давай с самого начала. Польше сейчас помогает Англия и Франция. Так?
— Так, — не стал спорить Артузов.
— Пан Пилсудский, давным-давно создал внутри ППС националистическое ядро, направленное на борьбу с Российской империей, сформировал свою агентуру. Платон Ильич — мой архангельский шпион, работал не столько на англичан, сколько на поляков. А теперь смотри — что скажут англичане, французы, если узнают, что в порту Архангельска поляки взрывали их корабли?
— Думаешь, им не все равно? — с сомнением сказал Артур. — Англичане — те еще твари. Когда им выгодно, они обо всем вспомнят, а нет, обо всем забудут.
— Да кто знает, — возразил я. — Если в европейских газетах пару статей поместить, что-то да будет. Англичане с французами, они тоже разные. Кто-то простит, а кому-то и не понравится. А заодно пану Зуеву пистон вставлю. Его хозяева считают пана Платона добропорядочным шпионом, а он, вишь, на младу Польшу работал, английские корабли на дно отправлял, а заодно и пару французских миноносцев, стоявших в Архангельском порту.
— А там стояли французские миноносцы? — удивился Артур.
— А какая разница? — хохотнул я. — Мы с тобой не официальное заявление делаем, а утечку. Так? Мы сейчас хоть «Марию Целесту» на ляхов навесим, хоть падение Тунгусского метеорита. Можно, со временем, на поляков и взрыв «Императрицы Марии» повесить. Но это, если у них с Врангелем отношения сложатся.
Артузов ненадолго задумался. Потом улыбнулся.
— Знаешь, а в этом что-то есть, — кивнул главный контрразведчик. — Завтра с утра посмотрю твое донесение, покумекаю, народ озадачу — пусть организуют грамотную утечку. С Польшей англичане с французами отношения не испортят, но кое-кто задумается. Может, английский парламент хай поднимет. У них это любят.
— А заодно и свою креатуру пощупают, — добавил я мстительно. — У меня к гражданину Зубову есть претензии.
— Злой ты, Владимир Иванович, — с уважением произнес Артур. — Хочешь, мы там укажем, что англичане свою агентуру нам «слили»? Всех называть не станем, а парочку фигурантов можно. Из тех, которых уже в живых нет.
— Давай. Хуже не будет. Желательно, не из русских, а из англов.
— Вот и ладно, — кивнул Артур. — Завтра, с утра, этим займусь. А ты давай спать иди. У меня теперь машина, завезу.
На бронепоезде все нормально. Исаков, сменивший на дежурстве Кузьменко, доложил, что происшествий, за исключением давешней драки Семенцова с Прибыловым, не случилось, красноармейцы, откомандированные в распоряжение ВЧК, вернулись в полном составе, отсутствуют лишь Книгочеев с Потылицыным, отправленные заниматься дешифровкой книг. Личный состав отдыхает.
— А почему отсутствуют двое? — удивился я. — А Татьяна, то есть, Татьяна Михайловна?
— Татьяна Михайловна вернулась на борт часа два назад, — доложил Александр Петрович. Кивнув на купе, где обитала девушка, спросил: — Слышите, плачет?
Я прислушался. И впрямь, даже стенки купе не могли заглушить рыдания девушки.
— И давно она так?
— Да как пришла, так и плачет, — вздохнул Александр Петрович. — Разговаривать не пожелала, от еды отказывалась. Жалко девчонку. Случилось что, не знаете? Она же вместе с вами уходила.
Петрович смотрел на меня с немым укором. Дескать — довел до слез женщину. Будь это кто-то другой, даже и не подумал бы оправдываться, но бывшего белогвардейца-сапера, так похожего на моего любимого учителя я уважал.
— Она к тетке отпрашивалась, — сообщил я Исакову. — Вроде бы, ночевать у нее собиралась.
— Наверное, узнала плохую новость, — предположил Петрович. — Кто-то из родственников погиб.
Я кивнул. Вполне возможно, что Татьяна узнала о гибели какого-нибудь своего кузена, с которым вместе росла, играла. Первая любовь между двоюродными братьями-сестрами сплошь и рядом.
— Александр Петрович, а что там с нашими архаровцами? — поинтересовался я.
— Товарищ Кузьменко обоих под арест определил, — усмехнулся Петрович. — Семенцов у железнодорожников сидит, в подсобке, а Прибылов у нас, в служебном купе. Карты новые изъяли, приказано вам отдать.
— Не устали, Александр Петрович? — поинтересовался я, забирая колоду карт. — Часовой у бронепоезда выставлен, двери закрыты, а телефон я себе в купе поставлю, вот и все.
С некоторой опаской я взял в руки творение Саши Прибылова, ожидая увидеть что-нибудь этакое — не то Карла Маркса в лаптях, не то товарища Ленина, оседлавшего мировую контрреволюцию. Но нет, на сей раз изображения походили сами на себя: короли — бородатые мужи далеких времен, валеты — молодые мужчины, олицетворявшие литературных персонажей. Разве, что изображения дам далеки от канонических. Вон, дама треф очень похожа на Веру Холодную. Вполне возможно, что и остальные изображали артисток времен немого кино, но я их не знал. Вот, если бы Прибылов изобразил в образе дамы червей Ларису Долину, а даму пик рисовал с Аллы Борисовны, тогда да, тогда бы узнал.