Талисман прошлого "Тайна императоров" (СИ) - Холодова Ксения. Страница 42

— Мишель, лишь по моему личному подозрению вас в шпионаже, поступился своими чувствами. Для своего императора и родины он отдаст всё самое дорогое, что у него есть, поверьте.

— И даже честь? — с упрёком продолжила Клэр.

— Прошу впредь не обсуждать мои решения, мадам, иначе я могу усомниться в вашем желании довести наше дело до конца. — проигнорировав её вопрос, сказал Александр, повернувшись к ней спиной и проследовав к своему рабочему столу.

— Возможно, Клэр Данииловне стоит просто привыкнуть к этой мысли, Ваше Величество? Позвольте нам начать первый урок? — наконец вмешался Франс, заняв место государя перед ней.

— Позволяю. — с выдержанной паузой ответил император, показательно меняя местами листы бумаги, лежащие на столе.

Не дожидаясь пока откроют дверь, Клэр в спешке покинула кабинет, в раздражении от невыносимо переменчивого поведения императора. Франсуа коротко поклонившись государю, не менее быстро последовал за ней. Клэр слышала шаги позади себя, но в попытках успокоить свой бушующий нрав, совершенно не обращала на них внимания.

— Клэр прошу вас, задержитесь хоть на минуту! — Франсуа всеми силами старался посочувствовать ей, оттого, не идя на поводу резких чувств, всё-таки догнал её.

— Признайтесь, вы знали о намерении императора фиктивно поженить нас? Хочу предупредить, вас Франсу… До сих пор я любила лишь одного человека, поэтому, чтобы вы там о себе не думали бежать в ваши объятия со всех ног я не стану!

— Клэр Данииловна, даю вам слово, что сам впервые узнал об этом решении императора лишь стоя подле вас. — Клэр взялась за голову, по-прежнему не меняя оскорблённого выражения лица.

— И, сейчас вы скажете, что решение государя мы обсуждать не вправе?

— На то его светлейшая воля. — Франсуа со всей аккуратностью взял её за руку и повернул к себе лицом. — Я представляю какое у вас мнение обо мне. Я также понимаю, что вы беспокоитесь о своей репутации. Но, мы слуги Его Величества и для блага государств нашим долгом будет забыть о собственном благополучии. Думаю, вы однажды поймёте то, о чём я говорю. Теперь пройдёмте в наш класс. — Клэр подкупала его неназойливость. Её напряжённо сжатые в узкую линию губы наконец размякли, а взгляд стал более доброжелательным.

Для её занятий была выделена небольшая комнатка, изолированная от потока жизни императорских подданных. Она находилась в глубине дворца, и не каждый знал для чего или кого она предназначалась. Крохотное помещение было оборудовано всем необходимым для занятий. У окна располагался письменный стол, за которым обучающийся сидел спиной к улице. У стены стояла невысокая меловая доска для записей. Также имелись шкаф с книгами и тёмно-синяя софа, на которой можно было немного отдохнуть от утомительных уроков.

В первые же минуты урока Франсуа был приятно удивлён базовым знаниям языка своей ученицы. Клэр бесконечно смущалась его взгляда, выглядывающего из-под бровей и каждый раз отвечая на вопросы, уводила глаза вниз. С каждым пройденным часом, её заинтересованность к изучению французского языка становилась сильнее, а именно потому, что Франсуа давал понятные практические примеры, особо не углубляясь в теорию. Обучаясь в гимназии, Клэр изучала французский язык, но его знание давалось ей не так успешно, как хотелось бы.

В перерывах они говорили на отдалённые от учёбы темы, и всё больше рассказывали друг другу о себе. Франсуа постепенно располагал к себе подозрительно настроенную Клэр, и под конец их первого занятия заметил, что её лицо стало куда более доброжелательным, чем было вначале.

«Интересная методика обучения», подумала Клэр, даже не стараясь что-либо специально запомнить. Всё, о чём рассказывал ей Франсуа сегодня, волшебным образом само отложилось у неё в голове.

Время на часах съедало пространство. За окном незаметно образовалась чёрная пустота без краёв. Догорающие на столе свечи уже едва ли могли подарить комнату светом.

— Chère élève, je propose que notre première leçon soit considérée comme terminée. (Дорогая ученица, предлагаю считать наш первый урок оконченным.) — Сказал Франсуа, застыв в углу комнаты и томным, слегка уставшим взглядом посмотревший на Клэр. Она же сидела в полном внимании, не показывая свою утомлённость.

— Merci, vous. (Благодарю вас.) — Она медленно стала приподниматься со стула, ощущая слабость и лёгкое онемение в ногах, из-за длительного пребывания в одной позе.

— Puis-je vous accompagner? (Могу я сопроводить вас?)

— Oui (да.) — Получив её согласие он тут же приблизился к ней и протянул свою руку. Клэр радостно взяла её, и они вместе направились к выходу, погасив напоследок свечу. На ощупь подходя к выходу, двое оказались в кромешной темноте. Худощавые руки уверенно придерживали её за талию и осторожно вели вперёд. В это мгновение у Клэр с бешеной скоростью заколотилось сердце. Она громче обычного вздохнула, что никак не мог не услышать Франсуа. Внутри пробудилось странное желание, причины которого она едва понимала. Тело стало тёплым, а ноги торопясь принялись идти вперёд, чтобы как можно скорее избавиться от рук учителя на её талии.

Эта неловкость ещё долго не оставляла Клэр на протяжении всего пути к её покоям.

— Pardonnez-moi si je vous ai confondu par inadvertance. (Прошу меня простить, если ненамеренно смутил вас.) — извинился Франсуа, остановившись напротив двери в её спальню.

— Вы ни сколько, не смутили меня. Большое спасибо за урок, у вас явный талант к обучению даже таких безнадёжных девочек, как я. — иронично ответила ему Клэр, улыбаясь и всеми силами показывая, что ту минуту во мраке она никак не заметила.

— Отнюдь, вы не безнадёжны, мадмуазель. Завтра я снова буду ждать вас в нашем учебном зале в полдень. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Следующие дни для Клэр прошли всё в таком же ускоренном обучении. Постепенно она привыкала к той дворцовой жизни, что её окружала. Помимо уроков по языку, которые они проходили с Франсуа, добавились также занятия по этикету и истории. Фрейлины императрицы Елизаветы Алексеевны со всей покорностью и без лишних дружеских чувств, обучали Клэр всему тому, что знали сами. С каждым днём она становилась всё более уверенной в себе, что не могло не радовать императора Александра.

Изучению подлежало всё начиная от моды и светских манер, заканчивая политическими распрями между государствами и последними новостями. Клэр стала чаще читать газеты. Особенное внимание было должно уделять таким печатным изданиям, как «Казанские известия» и «Северная почта». Полное отсутствие интернета постепенно выводило её из себя. Долгое время она привыкала к тому языку, которым писались эти газеты, а вместе с ними и новомодные французские романы.

Однажды на один из таких уроков наведался сам император Александр.

— Ваше императорское величество! — тут же сказали фрейлина и Клэр, мгновенно встав со стульев, едва заприметив его в дверях.

— Прошу вас, продолжайте занятие, я вовсе не желал помешать вашему обучению. Хотел лишь воочию убедиться, что занятия проходят по расписанию и в необходимом темпе. — Император подёргивал себя за рукав, на котором у него все так же висели маленькие очки и с неистово детским взглядом, любезно осматривал Клэр.

— Всё как нельзя лучше, Ваше императорское величество. Клэр Данииловна делает успехи. — поспешила доложить фрейлина, едва подняв голову на государя.

— Прекрасно! Клэр, будьте любезны зайти в мой кабинет через час. — Сказав это, император Александр удалился из учебного зала, оставив после себя лишь шлейф духов и вдумчивые взгляды девушек.

Спустя час, Клэр с небывалой точностью уже стояла у дверей императора. С каждым их новым разговором она всё меньше ощущала в себе страх слова. Несмотря на своё безусловное могущество и величие, Александр Павлович всегда старался расположить к себе собеседника. Было видно, как его настроение вмиг улучшается, если стоящие рядом с ним подданные смотрят на него заворожёнными глазами. Всеобщая, безграничная любовь была пищей его самолюбия и души, что особенно выделялось на фоне его генералов и министров. Эти же люди, имея лишь малую долю власти, неустанно демонстрировали её всем вокруг. Очень часто, находясь подле них, Клэр, имея мягкий и дружелюбный характер, чувствовала невидимое давление, которым они всячески пытались её запугать, каждый раз, когда находили в её словах больше смысла, нежели в своих.