Большое драконье приключение - Ипатова Наталия Борисовна. Страница 16
— Нет, это было бы психологически неверно и навредило бы нашему имиджу, — рассудил Санди. — Кроме того, я здорово не люблю эти монастыри… да и прочую шушеру, что толкует с мирным населением, бряцая оружием. В этом отношении я настоящий обыватель. И налоги, на мой взгляд, должны быть разумными. Живи и жить давай другим.
— Мне нравится этот лозунг. Как насчет того, чтобы воплощать его в жизнь?
— Погоди-ка, — решился вдруг Санди.
Он прошел по дороге несколько ярдов и крикнул:
— Эй вы, там! Когда вернетесь в монастырь, скажите вашим мракобесам, чтобы поимели совесть! Иначе спалю ваш гадюшник.
Несколько минут назад он смотрел на землю сверху вниз, как дракон, и оттого стал смелым, свободным и сильным. Он подождал несколько секунд, пока из кустов не донеслось дрожащее «да, сэр», а потом вернулся к Сверчку.
— Эй, что ты делаешь?!
Дракон, давно тревожно шевеливший чувствительным розовым носом, тихонько подобрался к оставленным на подводе бочкам. Пользуясь отлучкой Санди, он, отважившись, одним ударом хвоста вышиб у одной из них днище и окунул туда длинную морду. На окрик Санди он с виноватым видом вынырнул из бочки. По розовому носу стекали рубиновые капли. В воздухе разлился терпкий пряный аромат. Бочка была пуста.
— Ох, — только и смог сказать вагант, пытаясь наскоро раскинуть сорокаведерную бочку крепкого вина на фунт веса дракона за вычетом брони.
— Сверчок, как ты себя чувствуешь?
— Хор-р-ро-шо! — пророкотал дракон. — Эх! Мой огонь р-раз-гор-рается!
— Ну еще бы!
— Эх! Хор-р-ро-шо! Залезай! Вот сейчас-то полетаем!
— Жадина, — выразительно сказал ему Санди, пытаясь отвернуть мысли дракона прочь с опасного направления. — Ни капельки не оставил. Не по-товарищески это.
— Нет проблем! — завопил Сверчок.
— Постой!
Но было поздно. Дно вылетело и из второй бочки.
— Во! Угощаю!
Санди, зажмурившись, вдохнул винный аромат.
— Нет, — грустно сказал он. — Я не варвар. Такое вино нужно пить из хрустального бокала, крохотными глотками, сидя ненастным вечером у камина в компании с молчаливым другом.
— Так пропадать ему, что ли? — возмутился заметно хмелеющий Сверчок. — Ну ладно, пусть будет сюрприз для прохожих. Залезай, и полетели.
— Ну нет, — решительно заявил вагант. — Я еще не спятил, чтобы летать на пьяном драконе. Увидимся у пещеры.
Он развернулся к Сверчку спиной и зашагал прочь. Пройти ему удалось всего несколько шагов: путь преградил толстый бронированный хвост, гребень на котором был угрожающе растопырен.
— Дай дорогу, — не терпящим возражений тоном приказал Санди.
— Я так понимаю, — сказал Сверчок, — ты выказал мне неуважение. Или ты сию же секунду залезешь мне на шею, или я за себя не отвечаю.
Со стороны эта ситуация выглядела чудовищно комичной: хрупкий невысокий юноша, стиснув зубы и кулаки, обменивался яростными взглядами с драконом. Сами знаете, каково это — спорить с пьяным. А потому Санди, вздохнув, взобрался Сверчку на шею.
Дракон, пошатываясь на каждом шагу, разбежался и, тяжело хлопая крыльями, взлетел. Неприятности начались сразу же, как только он оторвался от земли. Хмель, как и следовало ожидать, подействовал на систему его координации. Несколько раз он чуть не задел верхушки высоких деревьев, потом, потеряв вздымающийся воздушный поток, камнем полетел вниз и еле выровнялся у самой земли. Его постоянно заваливало на бок.
— Налетался? — крикнул ему Санди. — Давай вниз, чучело!
Лучше бы он этого не говорил. Сверчок обозлился.
— Драконы пешком не ходят! — рявкнул он. — Мы — повелители ветров! Ай!
Он кувыркнулся в воздушную яму и, похоже, прикусил язык. Траектория его полета, надо сказать, становилась всё причудливее. Санди приходилось прилагать все усилия, чтобы во время этих кульбитов не сорваться вниз. Он был абсолютно уверен, что, сорвись он, Сверчок не сможет его подхватить, даже если заметит потерю. Полет на пьяном драконе надолго запомнился ему самым кошмарным впечатлением жизни.
Тяжелым шлепком Сверчок приземлился у пещеры. Санди сполз на землю и, шатаясь, побрел прочь. На этот раз дракон его не удерживал — он захотел спать.
Проснувшись на следующее утро, вагант не обнаружил дракона у пещеры. Для порядка он немного поискал его, а потом отправился умываться. Сверчок, распластавшись, лежал на пляже, огромная голова покоилась на мелководье, а у ноздрей, где вырывался на волю раскаленный пар, уже плавала кверху белым брюхом вареная рыба. Он выглядел очень несчастным.
— Мне так плохо, — простонал он.
— Этого следовало ожидать, — усмехнулся Санди. — Любишь выпить — терпи. Похмелье, брат. Вчера ты меня чуть не угробил.
Окруженные темными кругами глаза дракона выразили раскаяние. Санди было его немного жаль, но воспитательный процесс требовал строгости.
— Слушай меня внимательно и запоминай навсегда, — сказал он. — Если ты еще раз, трезвый или пьяный, посмеешь угрожать мне, как ты это сделал вчера, я тебя так отделаю…
Он не знал, с чего это возникла у него решимость, будто он может отделать дракона так, что тот жизни будет не рад. Может, в подсознании его отложились оговорки и умолчания Сверчка, может, прорвалась плотина давней памяти.
Сверчок попятился от него, елозя брюхом по песку.
— Прости меня… В рот больше не возьму этой гадости. А хочешь — пни меня в нос! А? Только прости меня.
Санди отвернулся. Гибкая драконья шея извернулась, голова описала полукруг, и Сверчок снова заглянул ему в глаза.
— Послушай, — сказал он. — Вот, возьми.
Он держал в зубах цепочку с чем-то, болтавшимся на ней.
— Что это за штучка?
— Возьми, — настойчиво сказал Сверчок. — Я убедился, что ты — Хозяин. Я всю жизнь мечтал найти такого Хозяина, какому бы мне хотелось служить. Это свисток, а я — его раб. Когда-то все свистки были у Хозяев, а потом, когда драконы восстали, они завоевали себе свободу и вытребовали свистки в личное пользование. Кто-то их сразу уничтожил, а я вот… храню свой. Возьми, а?
— Ну нет! — возмутился Санди. — Я не хочу лишать тебя свободы.
— Ну… ты же не будешь свистеть в него ради шутки или хвастовства! Рассматривай его как знак моего доверия и послушания. А кроме того, тебе ведь может понадобиться помощь, а свисточек этот я услышу с другого конца света. И потом… Ты же в любой момент можешь его вернуть.
— Сверчок, — тихо спросил Санди, — что ты обо мне знаешь? Что я такое?
Сверчок замялся.
— Ну… ты другой. Я сам, может, толком не знаю… Ты можешь сделать такие вещи, какие другим людям не под силу. Ну… и подзалететь тоже можешь покруче, чем обычный человек. Я знаю так мало, Санди! Вижу только, что ты — Белый, и знаю, что Белых даже драконы боятся.
— Ну, а как это проявляется? Что я могу и как?
— Знал бы, — раздраженно огрызнулся Сверчок, — сам был бы Белым. Поищи кого-нибудь поумнее и у него поспрашивай. Бери свисток и не приставай ко мне. У меня голова болит.
Следующий день они посвятили приведению в порядок пещеры. Санди выгреб оттуда осыпавшийся мусор, сам Сверчок выволок наиболее тяжелые глыбы, расширил вход и, пользуясь хвостом, как сваебоем, поставил внутри деревянную крепь. Теперь в пещере можно было находиться без опаски.
В дальнейшие дни у них вошло в привычку совершать утренний и вечерний облет владений, наводя в них порядок на свой вкус. Вкус, кстати, был. Санди воплощал в жизнь свой любимый лозунг «Живи, и жить давай другим», и зуб на него точил пока только монастырь, бывший до драконьих времен сюзереном округа Кайо. Местные жители быстро смекнули, что дракона прибрал к рукам какой-то ловкач, и говорили теперь не о «нашем драконе», симпатичном, но неразумном, как дитя, а о «парне с драконом», который, по всему видать, имел понятие, совесть и силу. Мужики сошлись на том, что огнедышащего «защитничка» они всем миром могли бы без хлопот прокормить: благо, от него прок есть, а вот те бездельники из монастыря — уже лишние. Так и жили, минимально вмешиваясь в дела друг друга. Драконом теперь даже маленьких детей не пугали, а кое-кто из наиболее практичных уже прикидывал, скольких лошадей сможет заменить ящер по весне на пахоте.