Пиковый туз - Бабицкий Стасс. Страница 11

Появление княжны вызвало легкое замешательство. Почтмейстер вскочил со стула и поклонился. Мармеладов замер в своем углу, соображая – долго ли Долгорукова прислушивалась к беседе и сколь подробными должны быть пояснения.

– Закономерность есть, зловещая, – проговорил он. – Между убийствами фрейлин проходит ровно три дня. По моей теории, преступнику требуется время, чтобы растравить себя, довести до кипения эмоций. И в любой промежуток этого времени, можно распознать его одержимость. Вычислить, кто вынашивает губительную идею, и суметь остановить… Но мы попросту не успеем объехать полсотни адресов до сегодняшней ночи, а он нанесет новый удар.

– Он может покуситься на детей? Это правда?

Мармеладов пожал плечами.

– Настолько глубоко мы в чужую голову заглянуть навряд ли сумеем. Остается лишь гадать, кто станет новой жертвой.

– Георгий… Оленька! – Екатерина Михайловна побледнела и бессильно опустилась в кресло. – За детей я, признаться, особенно переживаю. Неужели в наш дом вхож безжалостный убийца?!

– Мы схватим его, непременно схватим! – с отроческой запальчивостью воскликнул Митя, а потом растерянно поник: но как?

– Рискну предложить оригинальный план, – пришел на выручку Мармеладов. – Нужно сегодня устроить прием и пригласить тех же гостей, которые были в первый день по приезду из Петербурга. Мы с приятелем побродим по залам и комнатам, так вычислить преступника будет проще.

– Ис-ключе… – начала было возражать старая княгиня, но племянница перебила ее:

– Я немедленно разошлю приглашения, отдам распоряжения лакеям и на кухню!

– Но… Траур, – Татьяна Александровна отбросила веер и сжала руки в молитвенном жесте.

– Ах, тетушка! Поверьте, я была привязана к милым девушкам, как никто другой. Но мы почтим их память, помогая изловить и наказать изверга, который такое сотворил.

– Ma bien aimee, je te demand tout de meme d’y reflechir encore un peu [44]! Что скажут в свете…

– Хуже, чем обо мне уже судачат, вряд ли придумают, – княжна пожала плечами и тяжело вздохнула, но после решительно встала с кресла. – Можете всецело полагаться на мою поддержку, господа.

Солнечные зайцы вновь забегали по стенам Хрустальной гостиной, отразившись от золотых пуговиц мундира – это Митя склонился в глубоком поклоне.

VIII

– «Готовое платье. Шляпы на любой фасон», – прочел вывеску почтмейстер. – Уверен, что это необходимо?

– И раздумывать нечего. В приличных домах на сей счет строгие правила. Ежели два раза в одном и том же явимся, на порог не впустят.

Мармеладов толкнул тяжелую дверь и отразился сразу в трех зеркалах, высоких и узких, поставленных под углом друг к другу. Тончайший расчет заставлял покупателя прямо с порога убедиться в негодности собственного костюма. Разлохмаченные швы и штопанные дыры выпячивались моментально, а сюртук или шинелька скукоживались от осознания своей неказистости рядом с бесподобными фраками и атласными платьями, нарочно повешенными по бокам от зеркал.

– Прекрасный образчик понимания человеческой психологии. Можешь убедиться насколько глуп твой наряд в светском обществе. Сегодня на приеме эта фрейлина… Катенька, так? Выйдет к гостям в прелестном платье. Да вот, хоть в этом, голубом, – сыщик взял манекен и подвинул впритык к приятелю. – Подойдет она к расхристанному кавалеру? Ох, сомневаюсь. Скорее сошлется на головную боль и запрется в спальне, чтобы избежать позора.

– Все, все! Убедил, – усмехнулся Митя в усы. – Куплю, пожалуй. А где портной?

Из ниши в стене выкатился продавец, только и ждавший, когда посетителей задавит их собственная никчемность. Не толстый, не худой. Среднего росточка. С волосами неопределенного цвета, заглаженными на пробор и смоченными вежеталем без всякого чувства меры. Такому с ходу дашь и тридцать, и пятьдесят лет – причем и та, и другая крайность будут заблуждением.

– Портного у нас нет, господа, – мягко поправил он. – Я торгую заморскими нарядами. Держать французского жилетника или пальтошника в Москве чересчур накладно: эти шаромыги пьют водку и набивают брюхо за троих, а работают из-под палки, с черепашьей скоростью. Выгоднее привезти готовое платье из Парижа. И вот, есть что предложить… Чудесный крой. А материал! Приложите к щеке – английская шерсть, тончайшая! Сказка. Песня!

Он держал фрак на вытянутых руках и пританцовывал с ним, развевая фалды, кружась в неторопливом вальсе вокруг Мити. А тот послушно утыкался носом в рукав, угукал одобрительно, поворачивался боком, – да-да, окажите любезность, – затем другим. Почтмейстер и сам не заметил, как сбросил мундир на стоявшее поодаль кресло. Очнулся от прикосновения щеточки, смахивающей несуществующие пылинки с чудесно сидящего…

– Но откуда ты, э-э-э…

– Меня зовут Мордехай, – вежливо поклонился продавец.

– …угадал размер?

– О, не удивляйтесь. Существуют лишь два размера – «ваш» и «не ваш». Этот ваш.

Митя сдвинул назад локти, на пробу. Затем сложил руки на груди.

– Странно топорщится. Это что? Неужто ватой подбили?

– Именно так-с.

– И плечи тоже? Но с какой целью?

– Такой подбой сглаживает… э-эм, плотность фигуры и придает… четкость силуэту.

– Чего?!

– Он намекает, что некий господин из почтового ведомства, при своей неспешной должности, отрастил объемистый пузень, – язвительно подметил сыщик. – Да?

Мордехай переступил с ноги на ногу, опасливо и нервно, будто внезапно оказавшись в трясине или в зыбучих песках.

– Нет, господа. Это просто мода! В этом году носят именно так-с.

– Странно, в молодости я надевал фрак без подбивки! – упрямился почтмейстер.

– Ишь, вспомнил. Ты еще детство босоногое вспомни. Тогда ведь у тебя мамона эдакого не было.

– Заладил в одну дуду! Это ты, братец, сухой, как хворостина. А я на ответственном посту, должен производить впечатление солидное, осанистое. Сам давеча рассуждал про всеобщее уважение к золоченым пуговицам! А на тощем голодранце они сразу тускнеют и смотрятся фальшиво.

– Выходит, твое сытое брюхо гораздо полезнее для государства, чем мои впалые щеки, – продолжал насмешничать Мармеладов. – Но эту выпирающую солидность скроет шелковый жилет. Есть такие?

– Шелковый сюда не подойдет, – заявил продавец, вновь чувствуя под ногами твердый гранит многолетнего опыта. – Пикейный! И чтоб непременно на трех пуговках. Есть у меня вариант, да боюсь, единственный…

На этот раз его танец напоминал тарантеллу – быстрые движения, коленца, прыжки на месте и вот уже клиент втиснут в белоснежную жилетку.

– О-о-ох. Никак не вдохнуть полной грудью. Надо расшить слегка, сзади, там не столь заметно, – экий конфуз, даже повернуться перед зеркалом невмоготу. – Возьмешься, Мордехай? Наверняка умеешь… О-о-ох. За отдельную плату.

– Я позор семьи, – притворно всхлипнул тот. – Отец шьет. Дядя шьет. Братья шьют. Кузены шьют. А я не умею…

– Что же делать?

– Забудьте про жилет. Подберу вам камербанд, столичные модники успешно сочетают его с фраком. Правда, в вашем возрасте это рискованно, но можно взять строгий цвет…

– Видишь, Митя, ты не только толстый, но и старый, – откомментировал Мармеладов.

Уши почтмейстера вспыхнули, в глазах промелькнуло затравленное, но вместе с тем возмущенное выражение. Гранит дал трещину. Через секунду покупатель гневно сорвет фрак, скомкает и забросит в дальний угол, а то и растопчет в припадке бешенства. Надо спасать ситуацию. И вещицу.

– Ухмыляетесь… А у самого сюртучок на локтях повытерся. Паршиво выглядит. Небось, много пишете?

– Не без того.

Продавец нырнул в левый ряд, повозился немного и представил два сюртука, черный и блекло-серый.

– Этот, последний, рекомендую. Идеальный выбор и совершенно вашей атмосферы. Примерьте. Сидит? Красота!

– И в какую цену красоту нынче ставят?

– Десять рублей.

– Курьез, – сыщик потер переносицу, вспоминая прежние времена. – Я в Петербурге на весь гардероб девять рублей с полтиной тратил. В лавке Федяева еще и гарантию обещали: ежели за год брюки сносишь, то новые выдадут даром. А теперь за один пиджачишко червонец отдай…