Отсекая лишнее (СИ) - Брюханов Данил. Страница 7

Тут самолет тряхнуло еще раз и очень сильно. Сначала вверх, а потом бросило вниз. Словно исполинская невидимая рука взяла его и решила хорошенечко потрясти. Стюардесса не успела дойти до телефонной трубки. Последний воздушный удар был такой силы, что, не удержавшись, она полетела вверх между рядами багажных отделений и головой сильно ударилась о потолок. Следующий бросок стихии тряхнул алюминиевый корпус в противоположном направлении. Стюардесса не успела сгруппироваться и воткнулась в ринувшийся ей навстречу пол, коленями. Крик боли, открытый перелом и кровь. Сам момент удара Бельштейн не видел, но он обернулся на крик посмотреть, что же случилось. Подняться с кресла не давал ремень. Он вытягивал шею максимально, и все что мог увидеть — это головы пассажиров, повернутые в проход. Струйка крови показалась на серой ковровой дорожке из-за ряда впереди стоящих сидений. Любопытство Ильи заставило его отстегнуть ремень. Он встал, протиснулся мимо пораженного соседа и вышел в проход. Чудовищная тряска продолжалась. Дети ревели и орали навзрыд, адским хором мучеников атакуя перепонки. Но Илья казалось перестал их слышать или просто не хотел больше обращать на это внимания. Он увидел корчащуюся от боли девушку в синем костюмчике. Одна ее нога неестественно выгибалась из-под юбки, а чуть ниже коленного сустава, вспоров мясо, торчала оголенная белая кость. Девушка плакала от шока и боли. В глазах ужас, вокруг глаз черные круги растекшейся туши. К ней подбежал бортпроводник — парень. Он что-то громко говорил в зал, одной рукой придерживая коллегу под голову. «Спрашивает есть ли доктор на борту», — даже не услышал, а скорей догадался Илья.

Повинуясь какому-то темному, инстинктивному наитию, в веселом спокойствии он пошел по коридору вперед. Держался за кресла он легко и непринужденно, так просто было удобнее рукам. Каким-то необъяснимым образом Илья был уверен в том, что с ним сейчас ничего не случится. Проходя мимо того китайца, Илья левой рукой, вместо того, чтобы взяться за кресло, схватил громкую темноволосую голову. Оперся всем телом и сильно сжал, а потом и потянул за волосы. Почувствовал некоторое облегчение. Приятное дурманящее облегчение, мурашками удовольствия скользнувшее по предплечьям. С каждым новым шагом по охваченному паникой самолету, ему становилось все лучше и лучше. Подойдя к покалеченной девушке, он просто кивнул в ответ на вопрос, даже не слыша его. «Да, да, паренек, я врач. А кто же еще!»

Вот она, жертва стихии, лежала в неестественной позе и с надеждой смотрела на него. Илья тронул травмированную ногу, пощупал икру. Глаза стюардессы в ответ брызнули слезами от боли. Илья же не видел в ней человека, был глух к ее страданию. Перед собой он видел манекен или куклу для игры. Все люди с надеждой смотрели на него. Эманации боли, сочувствия, страха — он чувствовал все это. Чувствовал так, как если бы это был приятный свежий бриз, внезапно налетевший в жару. Кто-то там внутри него задавал какие-то вопросы. Голосом тонким и еле различимым, как писк комара, спрашивал, какого черта он делает и что себе позволяет, насколько все это дико и неправильно. Ответом была лишь снисходительная усмешка этому голосу.

Сломанной окровавленной игрушкой тело лежало перед ним. Бельштейн, понятное дело, не был никаким доктор. Он был айтишником, программистом или даже иногда кибер-преступником, если угодно, но доктором — ни разу. Однако сейчас, живое, подконтрольное тело в его руках вызывало интерес и давало чувство особой власти. Если что-то подобное чувствуют настоящие доктора, то Илья их сейчас прекрасно понимал. Помимо контроля раскрытое, кровоточащее тело пульсировало энергией. Вместе с кровью, та выходила из него, наполняя собой окружающее пространство. Илья прикасался к поврежденной ноге, сжимая то там, то тут, делая вид, что осматривает несчастную. Он заметил, что с каждый нажатием и вспышкой боли от этого нажатия, та самая энергия вместо равномерной струйки, рвалась наружу сильными, упругими толчками.

Илья взял голень девушки о обе руки, провел пальцем по разорванному мясу, прикоснулся к оголенной кости — девушка закричала. Новоиспеченный врач же, делая вид, что хочет успокоить, взял ладонью, перепачканной в крови, девушку за щеку, погладил. Крики боли чуть утихли, но остались всхлипы и стоны, слезы, сопли и черные подтеки туши.

«Почему бы и нет», — весело подумала какая-то часть Ильи. Он уже устал и просто не хотел разбираться и рефлексировать по этому поводу. Просто делал, что чувствовал и что хотел.

Перехватив ногу: левой рукой под коленку, а правой за щиколотку, Илья сильно дернул на себя и вниз. Девушка закричала так, что заложило уши, а потом отключилась и обмякла в руках державшего ее стюарда. Критически осмотрев работу, Илья заметил, что кость скрылась куда-то в недра ноги, а сама нога вроде как лежала теперь вполне естественно. Даже вылезшее наружу мясо, было теперь гораздо больше внутри, чем снаружи. Создавалось впечатление, что пара швов и нога вообще станет как новенькая.

Каким-то не своим, не узнаваемым голосом Илья спросил что-то, чем можно было перевязать рану. Дела ведь надо доводить до конца. Люди тут же в порыве солидарности, дали разных тряпок, стюард тем временем вернулся из самолетных закромов с неким подобием шин — двух дощечек около метра длиной и аптечкой. Илья распотрошил аптечку, вылил почти бутылек перекиси водороды на рану, та зашипела белой пеной. Затем он наложил, сложенный во много слоев бинт на зияющую кровоточащую трещину, приложил доски, сказал стюарду держать так, а сам перемотал все это остатками бинта и предложенными тряпками. Затем немного подумал и добавил жгут сверху на бедро. Не хватало еще, чтобы больная истекла кровью, после всех затраченных на нее усилий.

Потом стюард долго тряс Илью за руку, рассыпаясь в словах благодарности, люди тоже говорили «спасибо», хлопали по плечам и пожимали Бельштейну его окровавленные руки. В голове же у него фонило, мысли путались и мешались. Вычленить что-то в их хаосе было решительно невозможно. Лишь одно было ясно: уже очень давно Илье не было так по-настоящему не скучно.

Болтанка тем временем прошла сама собой. Или просто люди перестали обращать на нее внимание, отвлекшись на более интересные вещи? «А может ее функция была исчерпана, вот она и закончилась?..», — подумал Илья, приходящий в себя. Боинг продолжал свой полет над бескрайним океаном.

Остаток полета прошел спокойно и без происшествий. Илья смотрел фильмы, слушал музыку в телефоне, что-то там ел, другими словами вел себя ровно так же, как и большинство авиапассажиров. После того кровавого случая со стюардессой, ему стало очень хорошо и спокойно на душе. Все обрело некий смысл и внутреннюю гармонию. Так бывает, когда человек находит свое место в окружающей действительности. Пусть и лишь на какое-то время. Но, скажите, много ли в мире постоянного? Обрести себя пусть и ненадолго — уже неплохо. Кому-то не дается и этого.

Попробовав себя в роли доктора, Илья действительно взглянул на мир другим взглядом, тем, которым уже давным-давно не смотрел. В кресле бизнес зала Дубайского аэропорта — места первой пересадки, было комфортно и прохладно. Не верилось, что за окном злое солнце прямо сейчас методично и без устали продолжает выжигать бедную обезвоженную землю. Пока борта взлетали и садились, сменяя друг друга, у Бельштейна была уйма времени обдумать свою внезапную вспышку кровавого упоения болью. Осторожно, с разных сторон, он подходил к этому феномену. Да, именно феномену, никак иначе. Это слово подходило лучше всего, ведь раньше фрилансер не наблюдал в своем поведении и реакциях ничего подобного. Моменты, когда мир приедался, начинал бесить и вызывать отторжение, разумеется были и у него, но еще никогда прежде они не оборачивались драйвером для полного внутреннего преображения, как случилось в самолете. Сейчас история со стюардессой воспринималась как что-то произошедшее не с ним; как будто его тело просто взяли в аренду, и чья-то злая воля, облачившись в немолодой уже кожаный мешок, пошла куражиться и веселиться.