Песнь Ветра. Между Западом и Югом (СИ) - Целых Ольга. Страница 34

— Хорошо. Что тебя интересует?

— Мне говорили, что у вас правят три брата, это так?

— Да.

— Но кому потом переходит власть?

— Сыновьям Императора, — Сирел вздохнул, заметив непонимание на лице юноши.

Да, пожалуй, у буйев, где правителем становился самый сильный из воинов, и у нойонов, где власть передавалась сыну короля правящего клана, имперская система наследования вызывала много вопросов:

— Смотри — у Императора три сына. Первый сын — от самой знатной женщины империи. Этот брак скрепляет связь Престола с Империей. Второй сын Императора — это будущий Казначей. Его мать должна происходить из богатой семьи. Мать Третьего Наследника — из семьи военных. Хорошо бы ей иметь в приданном пару элитных центурий, или табун обученный орельских верховых. Три сына становятся следующей тройкой правителей.

— А куда деваются дети предыдущих Казначея и Воеводы?

— Правят провинциями, городами, армиями. Кто-то уходит в Совет Престола.

— Но какой в этом смысл? — удивился паж, распахнув огромные голубые глаза. — Они же не оставляют своим детям той власти, что имели сами!

— Да, не оставляют, — терпеливо ответил Сирел. — Императорская семья — это сердце и кровь Марха. Линия Императора — основная, несёт в себе семя власти, наследие предков. Линии же Казны и Армии — это вены, по которым священная кровь устремляется в народ. Таким образом, мы все связанны друг с другом. За полторы тысячи лет, что существует империя, в каждом её жителе оказалась частичка императорской крови. А значит — мы все семья. К тому же, рано или поздно, эта кровь вливается обратно к Правителям. Хотя, конечно, для чиновников важна близость к правящей ветке, чем от неё дальше человек, тем меньше у него шансов занять высокую должность.

— Очень странно, — обдумав услышанное, ответил Паж. — Необычно. А во что вы верите? Что такое священный треугольник?

— Ну про это-то ты должен знать, — нахмурился Сирел. — Нойоны тоже его почитают.

— Ну, я… — паж замялся. — Я долго жил в глуши. И там всё странно…

— Ты из староверов, что ли? — удивился Третий, но объяснил, хоть и сделал определённые выводы. — Священный треугольник — это обозначение гармонии в природе: три элемента образуют устойчивую фигуру, в которую ветер вдыхает жизнь. Мы верим в то, что раз только человек в силах нарушать законы природы, ему гармонию и поддерживать. Ветер же — стихия направления, стихия интуиции и пути. Он — душа мира, его песни священны.

— А что за пятая стихия?

— Это ты где услышал? — наследник усмехнулся.

— Ну в городе одна женщина сказала, что госпожа Джала — жрица пятой стихии.

Сирел не выдержал и засмеялся.

— На самом деле здесь нет ничего смешного, — заметила сама Джала, проезжая мимо. — Пятая стихия — это любовь. Что, впрочем, не мешает некоторым ханжам искажать её смысл.

— Верно, госпожа, — Сирел виновато склонил голову, не убирая, впрочем, с лица лёгкой улыбки.

Когда женщина отъехала от них, заговорив с Агоном впереди процессии, паж снова пристал к наследнику.

— А где ты научился так фехтовать? — мальчишка осмелел и неосознанно приблизил своего коня вплотную к коню наследника.

— Служил на юге, — скупо отчитался Сирел, чуть отдалив своего верхового.

— А расскажи про абаасов? — но паж продолжал зажимать Третьего на тропе.

Сирел нахмурился, освободил ногу от стремени и аккуратно отпихнул юнца с его жеребцом от своего коня. Паж смутился, но не отстал.

— В твоей глуши и про них никто не знает?

— Ну я не вникал, — юноша ответил быстро, продолжая смотреть на Сирела, почти не моргая.

— Абаасы — это духи, чуждые нашей природе. Они вселяются в тела проклятых. То есть тех, кто умер не своей смертью. Тот, кого лишили жизни насильно, становится вместилищем для абааса. Эта тварь сжирает душу, лишая человека посмертия, и возможности переродится, и превращает его тело в чудовище, движимое злой волей Посланников.

— И откуда они взялись?

— Ох… — Сирел тяжко вздохнул. — Неужели мне придётся пересказывать тебе историю мира? Как такой необразованный мальчишка попал к госпоже Джале в услужение?

— Ну ладно, не рассказывай. Лучше про Посланников скажи.

— А что про них говорить? — искренне удивился Сирел. — Увидел Посланника — убей.

— Но почему? — паж возмутился.

— Как почему? — тут уже Сирел вознегодовал. — Если на тебя кинется бешеная собака, ты станешь раздумывать?

— Но они же тоже люди.

— Внешне — похожи. Но по натуре, говорят, это тот же абаас, только разумный.

— А ты их видел, чтоб так говорить? — запальчиво бросил юнец насупившись.

Сирел посмотрел на него, внимательно. Ничего странного, на первый взгляд. Маленький рост, узкие плечи, бледная кожа, голубые глаза, ресницы серые… Лицо скрыто платком, брови под тюрбаном. Но даже ветер ничего не мог сказать о нём наследнику, бестолково кружась над тропой.

— Не видел, — наконец, ответил Сирел, умолчав о сушёных головах в Зале Трофеев. — Но это первейшие враги империи. Те, с которыми мы боролись полторы тысячи лет. Думаешь, если бы они были людьми, мы бы не договорились? Обычным людям не нужна война каждые пятьдесят — сто лет.

— А вдруг это вы их не понимаете? Вдруг у них есть своя цель, а вы ей просто мешаете?

— Знаешь, если мне придётся остановить человека, который ради своей цели вздумал вырезать мою семью, я, пожалуй, даже не стану раздумывать с какой руки бить, — ответил Сирел, не спуская с пажа глаз. — Ты, парень, осторожнее со словами. Как бы тебя за ненормального ни приняли.

— Глупости! — отмахнулся тот, презрительно, но вопросов больше не задавал.

Худшие опасения подтвердились. Рёв новообращённых абаасов гулко разносился по лесу. Чем ближе они подъезжали к завалу, тем громче он становился. Казалось, эти твари не смолкают и не устают.

— Магов сюда, — скомандовал Сирел спешиваясь.

Два робких паренька в мантиях огня и земли вышли к нему. По подолу их мантии вилась белая лента — знак ученичества.

— Справитесь? — нахмурилась Джала, поглядывая на юношей с высоты своего коня.

— Других всё равно нет, — пожал плечами Сирел. — Эй ты! — Окликнул он пажа южанки.

Тот вскинул на Третьего свои большие голубые глаза и спешился, послушно.

Твари за завалом вдруг взвыли особенно громко, ликующе. Люди вжали головы в плечи, отступили испугавшись. Кони захрапели, учуяв запах псины и смерти. Даже буйи вздрогнули. Но вот паж госпожи Джалы остался спокоен, словно не осознавал опасности. Только смотрел на Сирела ожидая.

— Помоги магам, — бросил ему наследник, разматывая ножны двойных клинков.

Прятаться ему надоело. Если за завалом эти твари, лучше быть во всеоружии.

Джала неодобрительно взглянула на его пару вороных близнецов, Агон же уважительно хмыкнул.

Тем временем паж и маги возились возле каменной кладки. Их прикрывал отряд горожан, готовый в любой момент атаковать то, что ринется наружу.

Ученики-маги возложили руки на камни завала и взмолились природе. Пот выступил на их лицах, но завал поддавался. Зашевелились валуны, расползаясь у основания, над ними же оплавилась полукруглая арка, удерживающая лавину. Паж выгребал мелкие камни из прохода, а твари за стеной вдруг смолкли.

Когда проход освободился, наступила странная, гнетущая тишина. Твари не спешили выходить, а люди — входить.

— Пробей окно выше арки, — скомандовал Сирел магу земли.

— Зачем? — спросил паж, отряхивая руки.

— Ослепим их, — скупо отчитался наследник.

— Камал, надо входить, — заметила Джала.

— Рано, — прервал её наследник.

Агон недовольно зарычал и бросил в проход камень. Зашипели засевшие там твари обозлившись. А когда на их головы пал солнечный свет, их рычание стало совсем озлобленным.

— Пора, — скомандовал Сирел и первый нырнул в проход. Агон следовал за ним.

В тесном коридоре пещеры тварям некуда было скрыться от разящих воронёных клинков, но там, где коридор становился залом с высоким потолком, засела целая дюжина абаасов. Буйи вошли в пещеру все, из горожан же часть всё-таки струсила. Паж, маги и Джала замыкали отряд.