Порочная игра (СИ) - Бойд Анастасия. Страница 37

Хлыстов оказался со мной лицом к лицу, и тревожно глянув мне в глаза, хрипло сказал:

– Пожалуйста... Давай в этот раз всё сделаем по-человечески. 

– Дай мне время до завтра, - я легонько коснулась его колючей щеки, и погладила.

– Пообещай, что завтра мы поговорим на чистоту и ты никуда не исчезнешь.

– Обещаю. 

– Моя снежинка... Скажи, ты хоть любишь меня? - безнадежно спросил он, будто и не ожидая ответа. 

Печально, покорно, беззащитно. Я уже забыла, что в самом начале пыталась добиться именно этого. Его обожания. Покорности. Но всё вышло не совсем так, и в итоге это обожание стало взаимным, и обезоружило не только его, но и меня. Я снова промолчала. Продолжила наши поцелуи, вкладывая всю себя, чтобы он понял и без слов, как мне дорог. Сегодня без слов. Но завтра он обязательно обо всём узнает. Хлыстов больше ни о чём не спрашивал, и наконец вошёл в меня, отчего я почувствовала себя невероятно счастливой. Ещё недавно, я не верила, что мы снова сможем быть вместе.

Проснулись мы очень поздно. Я сначала даже подумала, что проспала встречу с Робертом, но нет. До неё оставался ещё час.

– Я быстро приму душ и отвезу тебя, куда скажешь, - произнёс Хлыстов после нашего завтрака, я кивнула, и он скрылся в ванной.

Разумеется, я не стала ждать его. Я сама со всем разберусь и сразу же вернусь к нему, но пока... Я взяла два листочка бумаги. На одном написала:

"Я люблю тебя. Твоя неадекватная снежинка – только твоя".

Рассмотрела книжную полку и обратила внимание на сборник рассказов Дафны дю Морье, который я читала, когда жила здесь одна на каникулах. Признание спрятала между страниц рассказа "Не оглядывайся", а на втором листочке написала это название и оставила его на столе. Надеюсь, Глеб сообразительный. Но если нет, то тоже не страшно. Я сделала это от нетерпения, потому что хотела поскорее выдать эти три слова, и если он ничего не поймёт, то просто дождётся сегодняшнего вечера и услышит всё лично. 

Окинув взглядом уже практически родное жилище, в которое с нетерпением хотелось вернуться, я обречённо сбежала в общагу. 

Алиса уже уходила на конференцию, поэтому мне не пришлось ничего ей говорить. Я переоделась, сделала запись в своём дневнике, упомянув куда иду, спрятала его под матрас и отправилась в отделение полиции на встречу с Робертом, периодически сбрасывая звонки от Хлыстова. 

Следователь опаздывал, и я прождала его больше часа под отделением, но когда он всё-таки пришёл, в душе появилась уверенность. Скоро всё закончится. Я помогу следствию, и начну нормальные отношения с Глебом.

Глава 47. Хлыстов

Я впервые за долгое время, не хотел сдохнуть с утра. Моя снежинка по-прежнему была немного не в себе, но у меня возникла надежда, что теперь мне удастся достучаться до неё и добиться искренности. Я не понимал, нужно ли переживать относительно маньяка. Всё это казалось чем-то нереальным, и если бы не Рекотова, то я бы ни капли не напрягся, но в любом случае, Катя испугана и нужно что-то предпринять. 

Когда я вышел из душа, то обнаружил, что в комнате пусто. Катя исчезла. Сбежала, всё-таки... Я бросился к телефону, набрал её номер, но она не ответила. И хрен теперь пойми, куда её понесло! Я выглянул в окно. Конечно, её уже не было видно. Мигом оделся, выбежал на улицу, впрыгнул в машину и подъехал к общаге. Куда бы она не стремилась отправиться, скорее всего, должна была зайти домой. И я не ошибся. Катя действительно заходила, но как мне сказала комендантша, уже снова ушла.

Я звонил ей, поставив вызов на автодозвон, но всё было зря, и в конце-концов, абонент стал недоступен. Если она не вернётся вечером, как обещала... Что я буду делать? Снова стану ползать у её ног? Она должна вернуться. Ну не совсем же она сошла с ума, чтобы так быстро переобуться.

Чтобы как-то отвлечься, я приехал в университет, хоть и пар у меня сегодня не было. Занялся бумажками. С этой нескончаемой волокитой у меня постоянно какая-то задница. Я не отвлёкся, но время прошло быстрее, и я вернулся домой, чтобы встретить снежинку, когда она придёт. Обязательно придёт. Должна, по крайней мере...

Что странно, так это то, что телефон Кати, вероятно, так и не включился, потому что оповещение об этом мне не пришло. Как же хочется верить, что это не очередной выпад, а просто стечение обстоятельств, с которыми она ничего не могла поделать. Или же... Лучше это просто очередной выпад, а не какой-нибудь несчастный случай или встреча с маньяком. 

Уже вечером, когда напряжение во мне наросло до предела, я заметил записку на столе. 

"Не оглядывайся".

Что ещё за?.. И как это интерпретировать? Ходить и бояться? Не оглядываться на наше прошлое и забыть её? 

Я снова отправился в общагу. Можно было спросить у Чеховой, знает ли она хоть что-то, но вместо этого я опять задалбывал комендантшу, и потом просто сидел в машине на парковке, не сводя глаз с парадного входа. Это уже ненормально. Ладно, ко мне она не захотела, но домой ведь должна была вернуться. Я проторчал возле общаги до глубокой ночи, и всё-таки уехал домой, но не уснул. 

Я не верю... Не верю, что Катя могла снова меня развести. Что-то случилось, и к моему большому сожалению, я оказался прав. Уже через трое суток, её объявили в розыск. Мне никогда не было так страшно. Я всю свою жизнь строил карьеру, развлекался, не привязываясь ни к кому, кроме своей семьи, всегда был спокоен и уверен в завтрашнем дне. 

Когда полиция начала свою деятельность, то я впервые осознал, какой дурацкой была игра между мной и Катей, потому что каждый говнюк и говнюшка из её группы удосужились ткнуть в меня пальцем, как в её злейшего врага.

– В каких отношениях вы были с пропавшей, Глеб Георгиевич? - спросил меня на допросе следователь, который до этого вынюхивал всё о Рекотовой.

– Мы не были врагами, как все говорят. Могу я отделаться этой фразой? - огрызнулся я, будто звезда, не желающая раскрывать свою личную жизнь, но следак нахмурился.

– Слишком много свидетелей у ваших перепалок. Почти каждый в группе Аникеевой утверждает, что только вы и могли желать ей зла, - ну охренеть теперь! Сейчас ещё ареста мне не хватало.

– Да плевать... Разве есть какие-то основания подозревать меня из-за того, что мы часто спорили с Аникеевой?

– Она хамила вам, публично унижала, не проявляя малейшего уважения при ваших студентах. Любой мог разозлиться, когда задевают его эго при младших по статусу, - терпеть не могу эти ментовские замашки, когда даже сам начинаешь в себе сомневаться.

– Если бы мне совсем это претило, то я запретил бы Кате так с собой обращаться.

– Она исчезла, возможно, потому что вы всё-таки решили запретить ей это? - в очередной раз этот хитрожопый тип попытался меня спровоцировать, но я решил, что правда сейчас будет уместна. Уже плевать, что будет.

– Если бы вашей женщине нравилось иногда развлекаться странным образом, но это никак не вредило бы отношениям, разве вы отказали бы ей в такой шалости? - нехотя ответил я, отчего морда следователя стала такой довольной, будто он подсмотрел в окно чужой спальни.

– Вот оно что. То есть, Аникеева была вашей любовницей, а эти скандалы – ролевыми играми?

– Не любовницей. Любимой. 

– Понимаю. О ваших любимых, тоже слухов достаточно ходит. Но это ладно. Проблема в том, что свидетелей вашей вражды полно, а вот какими были ваши добрые, более, чем дружеские отношения, не знает никто. 

Да, он был прав, что я подходил под подозрение в любом из вариантов, но твою мать... Если бы он знал... Если бы все знали, что между нами было на самом деле, и как сильно я её любил... С момента исчезновения моей снежинки, в жизни наступил какой-то мрак, и я будто не понимал, что вообще происходит. Работа отвлекала. Ненадолго. Но когда впервые нашли тело, подходившее больше всего под описание, отвлекаться уже не получалось. Это произошло уже в начале зимы. Я собирал везде и всюду слухи, и было уже плевать, что кто-то может узнать о нашей тайне. Я мог кричать об этом вслух. Плевать.