Ойроэн (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde". Страница 3
Всегда ненавидела этот вопрос. И почему он преследует меня так настойчиво?
– Эта зима была семнадцатой, – я ответила из чистой вежливости. И почему-то даже не соврала, хотя и стоило. – А теперь, Марк, давай к делу! Нет у меня времени тут рассиживаться и языком молоть!
Один из игроков поднял голову на мой громкий голос, но тут же снова отвернулся.
– К делу говоришь... – бородач встал наконец из-за стола. Был он ого какой, пожалуй, даже выше, чем Турре! Или это мне так показалось. Саму-то меня боги так обидели ростом, что любой взрослый человек всегда смотрел на меня свысока. А порой и невзрослый... – К делу, так к делу. Где у тебя золото, Шуна? Хотелось бы увидеть, что меня не обманывают.
Так я и показала ему свои монеты! Ну конечно, разбежалась!
– Спрятано, Марк. В вашем поганом лесу. И без меня ты его ни в жизнь не найдешь. Ни ты, ни твои люди, ни даже твои собаки. Так что давай мне товар и надежного человека. Он поедет со мной и получит плату, когда я буду в безопасности.
– Ты и твой ребенок, да?
Проклятье! Ну, конечно, ему уже все успели доложить.
– И мой ребенок.
– А большой мальчик? Кто он тебе?
– Никто.
Почему-то от этих слов на душе стало погано, будто туда выплеснули ведро помоев.
– Ясно... Значит кроме них, у тебя никого нет... И ты притащилась в Рогатую Щель с младенцем и калекой, чтобы купить здесь товар, за который тебя могут убить сразу же, как только покинешь нашу деревню... Шуна, твоя мать была дальновидней. Уж прости, девочка, но мне кажется, не твое это все. Лучше бы ты взяла свой фургон и повернула назад. На юге Феррестре много хороших теплых земель, где даже зимой зреют фрукты, а вино стоит дешевле воды. У тебя есть повозка и лошади, они тебя всегда прокормят. А если ты не врешь про золото, и подавно можно жить, не тужить. Зачем тебе такая судьба, Шуна? Ты не знаешь сколько горя хлебнула на дорогах твоя мать... Особенно на ЭТИХ дорогах.
– Мне нужен кимин, Марк. Просто продай его мне и не пытайся учить меня как жить.
Глава разбойников посмотрел на меня с досадой, крякнул и махнул рукой.
– Ох, Шуна, демоны с тобой! Не понимаешь ты, во что лезешь, девочка, но свою голову к чужим плечам не приставить. Я тебе никто, ты мне тоже, живи как знаешь. Надеюсь, ты сюда не вернешься.
Он вышел, и мне вдруг в самом деле ощутила себя маленькой девочкой, которая осталась одна рядом с кучей огромных мужиков, любой из которых мог бы сделать со мной что угодно... Боги, о чем я только думала, когда тащилась сюда?! Страх внутри меня стал плотным и осязаемым, подкатил прямо к горлу. Я сидела на своем месте, едва живая и молила богов о том, чтобы все поскорее закончилось.
Хозяйка дома ругала кого-то наверху, снаружи доносился лай собак, но никаких криков я не слышала. Хвала богам... Стало быть, у мальчиков все хорошо.
Вернувшись спустя несколько минут, Марк поставил передо мной маленький деревянный ларчик.
– Десять наперстков. Можешь перемерить.
Я открыла плотно подогнанную крышку и заглянула внутрь. Обмана не было. Красный кимин как он есть и ровно столько, сколько сказано.
– Спасибо, Марк, – тетива внутри немного ослабла. – Давай мне своих людей, и я поеду.
– Может заночуете здесь? Это, – бородач кивнул на ящичек, – с утра заберешь.
– Нет. К утру я хочу быть по ту сторону моста.
Марк удрученно покачал кудлатой головой.
– Ты очень похожа на мать, Шуна. И лицом, и характером. Я будто в прошлое вернулся... Только твою мать жизнь знатно пообтерла, и не думаю, что она хотела бы этого для тебя.
Я повела плечом. Говорить ничего не хотелось.
С нами поехали трое. Многовато как по мне, но спорить я не стала. После того, что наговорил Марк, страха во мне как-то поубавилось.
Вернувшись в фургон, я обнаружила, что Рад проснулся и все-таки орет. Пришлось замотать его в перевязь, чтобы заткнулся, и сунуть титьку в рот. Если честно, мне уже и самой нестерпимого этого хотелось – так распирало от молока. Вереск встретил меня без улыбки, но с явным облегчением в глазах. Я решила не думать о том, что он там чувствовал, пока меня не было. И каково ему вообще после нашей ссоры.
Про монеты я наврала. Они были припрятаны в фургоне, в потайном месте. Еще в деревне я переложила их к себе за пазуху, а когда мы отъехали от поселения разбойников достаточно далеко, просто достала мешочек и вручила одному из всадников, что ехали с нами. Люди Марка переглянулись удивленно, покачали головами в точности, как их хозяин и, ничего не сказав, быстро покинули нас.
К тому моменту Рад уже обмочил меня всю, и я порядком замерзла. Хотелось забраться в постель, укрыться одеялом с головой и провалиться в сон. Однако тревога гнала меня прочь из этого леса, так что я просто вручила сына молчаливому Вереску, переоделась в сухое и, прихватив бутылку с вином, вернулась обратно на возничье место.
4
Лошади устали. Я чувствовала это по тому, как неохотно и медленно они шагали по темной лесной дороге. Но до моста было еще далеко, поэтому время от времени я цокала им ободряюще, а иногда просто принималась говорить, какие они хорошие, умные и обязательно вывезут нас из этой глуши под ясное небо.
Вереск сидел рядом и молчал. Я надеялась, что он уснет вместе с моим сыном и избавит меня от своей хмурой физиономии, но нет... Едва только всадники оставили нас, этот упертый баран выполз через переднюю дверцу и уселся рядом. Он попытался спровадить меня саму в фургон, да только был отправлен ко всем демонам и быстро заткнулся.
Бутылка постепенно пустела, но я опасалась прикладываться к ней слишком уж часто – глупо было бы уснуть прямо с поводьями в руках. А спать хотелось невыносимо...
Деревья расступились неожиданно, открывая путь к реке. Может, я все-таки немного задремала от монотонной тряски на возничьей скамье и не заметила, как мы проехали часть пути. Как бы то ни было, в этот момент у меня вырвался вздох облегчения. Там, за мостом, дорога быстро выходила к полям, где мы могли спокойно остановиться на ночь.
– Эй! – крикнула я сторожиле и врезала кулаком по двери башенки. – Открывай!
Заспанная рожа толстого почти сразу высунулась в дверную щель.
– О, это ты, малышка! Уже вернулась? Заглянешь на огонек? Я б не отказался снова увидеть тебя без штанов...
Вереск рядом со мной дернулся и замер, словно ему дали пощечину.
– Обойдешься, – мрачно ответила я толстому. – Открывай давай! За обратный путь я тебе ничего не должна.
Поганый урод с длинным языком... Кто ж его просил разевать свою вонючую пасть?!
Когда заслон был поднят, мы быстро выехали с моста на дорогу, и я старалась не слушать, что там этот поганец говорит мне в след про красивую попку и приятно проведенное время.
Лошадиные копыта глухо ударяли по сухой вытоптанной земле. Дорога вильнула пару раз, и я наконец увидела поле. Еще немного... Нам стоило проехать еще немного и можно сделать привал, распрячь гнедых, отпустить их пастись на молодой весенней траве. А самим наконец лечь спать.
– Шуна... – Вереск не смотрел на меня, он уставился на дорогу. В свете луны я видела, как отчаянно сжимаются его кулаки на худых коленях, обтянутых кожаными стропами. Обычно на ночь мальчишка снимал свои железки с ног, но не в этот раз. – Зачем?..
Кровь стучала у меня в висках. В этот миг я ненавидела всех – и этого наивного маленького колдуна, который ничего не знал про жизнь, и толстого хранителя моста, и особенно себя.
– Не твое дело, – я приложилась к бутылке и не убирала ее ото рта, пока вино не полилось мимо.
Вереск тяжело дышал. У него, бедолаги, внутри было столько слов, что в пору от них задохнуться. Но произнести вслух хоть одно он не решался. Знал – стоит ему заговорить, и я взорвусь, как крынка с забродившим соком, оставленная на солнце.
– Шуна... – Вереск наконец встретился со мной взглядом, и я чуть не поперхнулась остатками вина – так много боли было в его глазах. – По’ожалуйста... послушай меня. Я знаю, что ни’икто тебе, что мое слово ничего для те’ебя не значит, но Айна сказала бы тебе то’о же самое. И Патрик. И Фарр... Это плохой путь, Шуна, и тебе не ну’ужно им идти. Мы можем жить как обычные люди. Поселиться возле о’озера или реки. Я ловил бы рыбу, а ты бы ее продавала. Это славное дело, а я очень хо’орошо умею ловить рыбу и коптить ее. И не нужно будет... во’от так.