Корона опустошения (СИ) - "Findroid". Страница 26

Теон закрутил головой, не веря в происходящее, а затем вздрогнул и отшатнулся. В первом ряду среди мертвецов он увидел Самину. Она была такой же: бледной, мертвой. Затем его глаза заметили Нефис, Зиммера, Фэри, Пирсона.

— Нет…

Мертвецы почти синхронно подняли руки, прислоняя ладони ко лбу в символе Истинного Пламени. Они приветствовали его. Или…

Теон ощутил это даже не видя, невольно отшатнулся и оказался среди тысяч мертвых душ, смотрящих на тянущееся кверху пламя чуть больше человеческого роста. Но оно было неправильным. Черным, как и все вокруг. И чем дольше Теон на него смотрел, тем четче замечал, как то меняется, принимает форму человека.

Руки, ноги, голова. Казалось, что ещё чуть-чуть, и проявятся черты лица, и в тот момент что-то произойдет. Что-то страшное и одновременно с этим великое.

— Нет…

— НЕТ! — зарычал Теон, срывая Корону Опустошения с головы. Золотистый обруч со звоном ударился о пол и покатился по нему. Макхи’Трапфу бросился к нему, но Шенна преградила путь, нацелив лук с натянутой сияющей стрелой тому в голову.

— Ты её не возьмешь, — предупредила она его. Синекожий бог отступил, сверля взглядом ученицу Таргарона, а Теон тем временем пытался прийти в себя. Его тошнило, а мир вокруг расплывался. То, что он только что видел, казалось таким реальным и вместе с тем таким неправильным, но едва ли он мог понять, что именно это было. Это приступ безумия? Или корона ему что-то показала? Будущее или что-то другое?

Макхи’Трапфу держал дистанцию, но его взгляд все ещё был устремлен к короне, лежащей на земле. Сама Шенна могла бы её взять, но по какой-то причине не рисковала.

— Эта вещь вам не принадлежит, — настойчиво повторил Макхи’Трапфу.

— Как и тебе, — ответила Шенна, дожидаясь Теона.

Владетель взял себя в руки и поднялся, затем неторопливо подошел к короне и поднял её. Сила внутри него забурлила, потребовав вновь водрузить её себе на голову, но Теон противился этому. Он был уверен, что если бы корона пробыла на его голове хотя бы ещё несколько секунд, то случилось бы что-то страшное. Возможно, то, что он видел, стало бы не просто кошмарным видением, а реальностью.

Соблазн… такой соблазн… и одновременно страх.

Что-то изменилось в мужчине в тот момент, когда он её надел.

Заставив Банрата отступить, Теон прошел к пьедесталу и положил вещицу на место, тут же ощутив, что барьер вокруг неё вновь заработал. Повернувшись к Хранителю воды, Теон заметил непонимание на его лице. Ни он, ни Шенна не понимали, что только что произошло. Даже сам Теон не до конца это осознавал, но кое-что он понял точно.

— Эту вещь нельзя трогать, — сказал он, отступая. Банрат все ещё желал получить корону, но теперь Теон понимал, что ни в коем случае не должен идти у него на поводу. — Идем, Шенна, у нас в этом месте ещё есть работа.

Генриэтта изменилась, и дело было не только в одежде и этих странных, немного жутких трещинках на коже, а в том, как она себя держала, как смотрела на мир. Сейчас, вне всякого сомнения, перед Саминой был совершенно другой человек, которого она не знала. Генри обычно предпочитала строгие и серые наряды, и это ещё до того, как она стала управляющей Школы, но теперь на ней было откровенное, даже немного вульгарное платье с открытыми бедрами и глубоким декольте.

Ламат’Хашу — это имя казалось Самине знакомым. Что-то из детских преданий и сказок. Если фурия ничего не путала, то Ламат’Хашу была не то одной из Старых Богов, не то противостояла им. Как бы то ни было, о ней практически никогда не говорили, лишь в детстве можно было услышать страшилки о том, что богиня утаскивает во тьму маленьких детей.

— Я правда рада тебя видеть, Самина. Хоть и предпочла бы встретиться с тобой при немного других обстоятельствах.

— Я не понимаю… Как ты можешь быть Генриэттой, но при этом Ламат’Хашу, богиней из старых страшилок?

При упоминании страшилок женщина поморщилась.

— Не напоминай об этом. То, во что меня превратила молва, это не просто неприятно. Это меняет мою суть, но я пока держусь.

Эти слова запутали Самину ещё сильнее.

Меняет суть? О чем это она?

— Это сложно, — вздохнула «Генри». — Генриэтта, которую ты знала, была одной из истинно верующих. В отличие от Детей Света, мои последователи довольно скрытны и неохотно принимают чужаков в свою веру. Зато они передают веру из поколения в поколение, поддерживая мое существование все эти тысячи лет. А я в свою очередь помогаю им, как например там, внизу.

Самина тут же вспомнила, как один из охранников покрылся алыми трещинками и с легкостью швырнул Кригера.

— Ты контролируешь своих последователей, как Алчущий Бездушных.

— Крайне грубое сравнение, но не далекое от истины. И Алчущий, и я используем одну и ту же связь, что существует между людьми ещё со времени Истинного Пламени. Только разница между нами в том, что в отличие от Алчущего я не ломаю души людей, которые принимают меня. Наоборот, я исцеляю их. Избавляю от болезней, забираю их боль, помогаю добиться гораздо большего, чего без меня они бы не достигли.

Самине было больно смотреть на эту женщину. Фурии в глубине души хотелось просто развернуться и уйти. Лишь теперь она полностью осознала, что Генри мертва. Нет… хуже… Нечто потустороннее подчинило её тело.

— Это ты и сделала с Генри? Исцелила её?

— Я избрала её сосудом. Точнее, она сама попросила меня об этом. Она умирала и хотела защитить Арвин, но, к сожалению, отдала мне тело слишком поздно. Я не успела спасти бедняжку.

Самина плотно сжала губы.

Эта женщина врет. У Самины все ещё остался её дар, тот, что распознавал ложь. На сущности вроде Ламат’Хашу он работал заметно хуже, и фурия не до конца была уверена, но дар подсказывал, что собеседница врала. Оставался вопрос лишь в чем именно?

Генриэтта прекрасно знала о даре Самины, и это значило, что либо Ламат’Хашу считает, что сможет обойти дар, либо от Генри в ней гораздо меньше, чем та говорит.

— Ты мне не веришь, — почти сразу поняла Ламат’Хашу, но не похоже, чтобы это её хоть как-то задело.

— Не верю. Ты завладела её телом силой?

Услышав этот вопрос, «Генриэтта» улыбнулась краешками губ.

— Все не так. Я не могу завладеть чьим-то телом силой. Каждый верующий отдает мне кусочек своей души, и Генриэтта сделала тоже самое задолго до вашей с ней первой встречи. Её семья была одной из старейших, передающих мою веру из поколения в поколения. Я могу видеть их глазами, слышать их ушами, но редко подчиняю полностью. Я избрала Генриэтту сосудом, когда она оказалась на грани жизни и смерти. И она без сопротивления отдала себя в мою полную власть.

Это была правда. По крайней мере сама Ламат’Хашу в это верила, и дар никак себя не проявлял. Но также это значило и кое-что другое.

— Значит… это ты убила Арвин?

— Что?! — воскликнула Алетра. Фурия была просто шокирована этим известием.

Улыбка пропала с губ Ламат’Хашу, а взгляд стал холодным и колким.

— Это имеет такое большое значение?

В этот момент все стало как ясный день. Она и впрямь убила Арвин. Не солдаты, а она. И Алетра тоже это поняла. Взревев, фурия покрылась пламенем и бросилась прямо к Ламат’Хашу, Руш пошла ей наперерез, в руке уже возник странного и вместе с тем жуткого вида кнут из множества лезвий, но Кригер совершенно внезапно схватил Алетру и прижал к себе, не позволяя той напасть.

— Отпусти! Я… Я…

— Не сейчас. У тебя ещё представится возможность, — спокойно, но твердо сказал он. — Я обещал тебе, что мы найдем и прикончим убийцу. Так оно и будет, но не спеши бросаться в бой бездумно в порыве ярости.

— Дельные слова, — улыбнулась «Генриэтта». — Я бы не хотела убивать ещё и её. Арвин сама виновата. Генриэтта велела ей спрятаться, закрыться в комнате и ждать, но вместо этого девочка решила помочь и увидела меня. В тот момент я не могла позволить вам узнать о том, кто я такая, а она не стала бы молчать. Риски… Слишком большие риски…