От сессии до сессии (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна. Страница 25

После увиденных чудес грифончик, обнаруженный в последней комнате, уже не шокирует. Орлёнок с туловищем льва дремлет, положив голову на лапы грифона взрослого, даже, пожалуй, старого: в его чёрном оперении будто просвечивает серебро. И почему-то именно от него, пожилого грифона я не могу отвести глаз. Будто он мне смутно кого-то напоминает.

«Погоди, Тим. Ты ведь говорил, что все дети, кроме сфинкса — сироты. А это кто? Не отец? Просто представитель такого же вида?»

«Это Наставник, Ваня. Воспитаутель. Помнишь, я обещал, что ты его ещё увидишь?»

«И этот дом… А рядом — детская площадка… И полоса препятствий, чтобы они развивались, и учебный класс… Получается, так и есть? Детский сад?»

Какое-то время кот молчит. Потом нехотя отвечает:

«Кто-то в Совете магов называет его пр-риютом, кто-то — сир-ротским домоум. Мне и Хозяину больше нр-равится «детский сад», так… человечнее, что ли. И не важноу, что малыши не люди. Они дети. Р-разумные дети».

Слово «приют» отдаётся в моей памяти звонким щелчком. Я вновь впиваюсь взглядом во взрослого грифона… и, наконец, узнаю. Именно в этой ипостаси я видела его парящим под небесами Рая, где в девочке Глории впервые проснулась драконица.

Дон Куадро! Главный наставник Террасского приюта для сирот! А вы-то как сюда попали?

***9.3

Тяжко вздохнув, мой пушистый проводник мягко притоптывает передней лапой по стриженной газонной поросли, обрамляющей дом. Мир вокруг становится зыбким, дрожащим, словно марево… и сменяется иным.

Невольно прижмуриваюсь. В лесу, который мы покинули, едва занимался рассвет, а тут гораздо светлее… Кстати, где это — тут?

— Не обсуждать же нам всё это под боком у детишек! — ворчит кот, пока я торопливо оглядываюсь. — Видела же: них у всех ушки на макушке. Зачем зря тревоужить? Пр-риглядись; догадываешься, где мы?

Есть в сно-хождениях свои прелести, вроде того, что сно-тело, как правило, чувствует себя в любой обстановке и в любом времени года относительно комфортно. Ни тебе пронизывающего холода, ни одышки и головокружения от пребывания высоко в горах; лишь намёк на возможные реальные ощущения. Окажись я в этом месте на самом деле, да ещё в той одежде, что сейчас на мне — добром не кончилось бы. Окочурилась бы через четверть часа.

…Кстати, а почему я должна узнать это место? Меня с ним что-то связывает? НЕ припоминаю…

Одно могу сказать: мы где-то далеко-далеко в горах. Ни намёка на какую-то долину или хотя бы равнинную местность поблизости: хребты, вершины, скалы… Занесло нас на относительно ровную площадку, пусть не пятачок, сверзиться с неё невозможно, но и не разбежишься. Размером где-то с поляну перед «детским садом», на которой мы приземлялись. Площадка обрывается в пропасть шириной метров двести, не меньше. За нашими спинами зияет в скале дыра пещеры. Неровная поверхность площадки усеяна щебнем, пестрит следами от копоти… Здесь что-то жгли? На кострища не похоже. Присмотревшись, замечаю ещё кое-что.

Обломки от стрел. Вот что это за палочки, время от времени хрустящие под ногами.

Всё правильно. Только обломки, ни на что не годные. По рассказам Лоры, после законченного боя с поверженного противника (проще говоря — с трупов!) собираются не только трофеи. Все целые стрелы — свои, чужие — всё, что можно изъять, подобрать с земли, выдернуть, тащится в закрома, ибо нефиг добром бросаться. Не брезгуют даже уцелевшими оперениями, а уж боевыми наконечниками тем более. Попадаются среди них такие, что ценятся на вес золота.

А на этой площадке кто-то хорошо прошёлся, зачищая…

Кое-где темнеет въевшаяся в камень кровь. И хоть не осталось на бывшем побоище ни трупов, ни призраков, становится жутко.

— Смотр-ри!

Тим-Тим тянет лапу к пропасти.

— Вон туда и вышеу! Как р-раз в это вр-ремя, на р-рассвете его становится видноу.

Шагах в десяти от края обрыва косые солнечные лучи, преломляясь, обрисовывают пустую арку бывшего портала. Мёртвого.

И тут на меня снисходит озарение.

— Неужели это портал самого Игрока? Тот самый, да, Тим-Тим? Это здесь его загнали в угол?[1]

— Нашли, вызваули на бой и победили. Да, Ваня. Из этого портала валом валили монстр-ры, чудовища, неописуемые твар-ри — остатки войска Демиур-рга. Потом, когдау всё закончилось здесь, наши маги и воины шагнули и туда…

Он вновь машет лапой.

— Зачистить? — ёжусь я.

— Ну да. Или убедиться, что никогоу не осталось. И нашли в подвалах двор-рца тайную комнату, где спали в стазисе детёныши… Ну, пошли отсюдау, устал я что-то пр-рыгать по р-разным местам. Домау лучше.

Он хлопает лапками, и непостижимым образом мир вновь меняется. От столь быстрой смены декораций кружится голова, и я спешу натянуть на голову одеяло, под которым вдруг оказываюсь… И вообще — похоже, я в своей постели. И проснулась.

— Устал, — поясняет кот, устраиваясь в кресле напротив. — Иногда, чтобы сил набр-раться, засыпауешь, а иногда наоборот — пр-росыпаешься. Ты слушай, слушай меняу; потом поспишь по-пр-ростому, отдохнёушь… Как пр-роснёшься — хозяйничай здесь самау, с мышатами, а то я надолго засну, дня на два-тр-ри.

И в самом деле, несмотря на то, что ночь я провела в постели — телесно, во всяком случае — оно, моё бедное тело, чувствует себя так, будто его сутки по полигону гоняли. Или по полосе препятствий. Уже ничему не удивляясь, подпихиваю под локоть подушку. Подумаю о дальнейшем житье-бытье позже, а сейчас, когда Тимыч, наконец, снизошёл до объяснений, не хочу ничего упускать.

Рассвет из-за гор добрался и сюда. Светлеет за занавесками оконный проём, гомонят в лесу птицы… а я слушаю очередную сказку, на этот раз — печальную. Хоть надеюсь, и с хорошим концом.

***9.4

В своё время Игрок, он же Мир, он же зарвавшийся демиург Гайи — к счастью, ныне отстранённый — наворовал не только людей. Для своих игр в реале он тащил из иных миров и магов, и воинов, и простых юнитов — тех, кто обеспечивал «солдатиков» всем необходимым для войны и для жизни: оружием, доспехами, артефактами. Едой, в конце концов. Отсюда — целые куски от иномирных городов и деревень, вживлённые в материю Гайи, как есть: с деревнями, слободками, гильдиями…

Но были и другие объекты, которые сам Игрок презрительно называл «условно разумными».

Первых своих монстров он наваял сам. Его создания отличались кровожадностью, мощью и тупостью, и годились лишь для самых простых войнушек типа «Стенка на стенку». В сущности, это были примитивные големы, наделённые зачатками интеллекта. Идиотизм их доходил порой до того, что, обознавшись или перепутав приказы, они могли перебить своих же. В конце концов, потеряв терпение, Игрок их уничтожил, как непригодных, оставив наиболее внушительных — циклопов. И вновь принялся шастать по чужим мирам, выглядывая, где что плохо лежит. Он загорелся новой целью: набрать собственный бестиарий. С тварями, уровень которых был бы под стать их будущим противникам.

Вот только «условно разумными» и в нужной степени агрессивными оказались далеко не все из его находок. Такие существа, как мантикоры и грифоны, фениксы и энты, горгоны и сфинксы, отнюдь не были тупыми чудовищами. Напротив, они являлись представителями развитых рас, вершин эволюционных цепочек других миров, где жизнь развивалась по своим законам и под воздействием иных обстоятельств, нежели на Земле или в Гайе. Есть такое понятие — симбиоз. Сотрудничество живых организмов разных видов. Союз ради выживания. В немагических мирах его виды ограничены, а вот в магических весьма разнообразны. Где-то венцом творения стали слившиеся особи — в таких мирах процветали многоголовые псы, драконы и великаны. В других — комбинировались гены разных видов, что привело к появлению смесков вроде грифонов и пегасов. Иногда к союзу примыкала и человеческая ветвь, а развившееся в результате такого витка эволюции существо обладало способностью к смене ипостасей.

Игроку, откровенно говоря, было наплевать на высокие материи. Он был совсем молодой, «зелёный» и довольно-таки безответственный демиург, и по причине природной лености не желал отвлекаться на изучение особенностей той или иной расы. Всех «условно разумных» он считал просто боевыми единицами, мнение о которых сложил однобокое, базируясь на мифах мира, в котором однажды родилась полюбившаяся ему Игра. Кто такой Минотавр? Злобное чудовище, людоед. Горгона? Полузмея, взглядом обращающая в камень всё живое. Ну, и так далее.