Мертвая вода (СИ) - Локалова Алиса. Страница 15
— Ей-то Брисигида и отравилась, — догадалась Феликса.
— Да. Я выследил торговца по запаху и требовал противоядие. Тот перепугался, но не хотел ничего мне говорить и покончил с собой. Раскусил пуговицу с ядом на воротнике.
— Пуговицу с ядом? — поразилась чародейка.
— В одной из пуговиц он запечатал кусочек ядовитой смолы или чего-то похожего, — объяснил оборотень. — Яд в этой штуковине убил его очень быстро. Я не рискнул даже прикасаться к его одежде после смерти. Только проверил кошель, но там были лишь деньги, свисток и еще один кусочек яда, завернутый в пергамент.
Рыбы уже закончили трапезу. Только самые маленькие еще тыкались мордочками между костями.
— Ты уверена, что другого способа нет? — Феликса отрицательно покачала головой. — Кошмар, — резюмировал Данатос. — Тогда я тебя отведу.
Он прошел по причалу и узкой песчаной тропинке, ведущей к скалам по северной части гавани. Феликса, несмотря на ракушки, колющие стопы, не отставала. Через час они вышли к хижине, частично утопленной в пещеру. Свод пещеры составлял половину потолка, стены были нелепыми и пузатыми, повторяя форму каверны. Пол устилали высушенные водоросли и трава. «Хоть дверь нормальная, — хмыкнула про себя Феликса. — Впрочем, такая избушка будет понадежнее любого дома. Наверняка в своде прорублено отверстие под дымоход».
Чародейка почти угадала. Внутри обнаружился очаг, дым от которого уходил в щель между фрагментами скал. В дождь эту трещину, похоже, закрывала вогнутая металлическая пластина, скапливающая воду, с заслонкой, через которую можно слить излишки. Феликса поразилась изобретательности обитателей пещеры-избы.
Совсем рядом с очагом на плотной циновке лежала прóклятая жрица, укрытая тонким шерстяным покрывалом. Под головой у нее была удивительная для Бедерана редкость и роскошь — подушка, набитая то ли пухом — совсем немыслимо! — то ли шерстью — уж не свою ли Данатос собирал? Феликса с облегчением обнаружила, что сердце жрицы еще бьется. Оно приняло темно-фиолетовый оттенок, как и говорил Дани, и изредка вздрагивало.
У изголовья постели стоял открытый сундук. Лозы, оплетающие два сосуда, росли прямо из стенок и дна сундука. Один из сосудов выглядел как главный стебель для лоз — вытянутый, деревянный, оплетенный тонким вьюном, с листочками, проросшими из коры. Живая вода.
Второй сделан из шершавого серого камня, безжизненного и холодного. Лозы вблизи него истончались и иссыхали. Их переплетение повторялось в черных узорах на стенках сосуда. Мертвая вода.
Лаэрт сидел скрестив ноги возле постели Брисигиды, не сводя с нее глаз. Увидев Феликсу, он поднялся и низко поклонился ей.
— Я бы отдал свою жизнь вместо тебя ради ее спасения, — сказал бард. В степенном печальном юноше, неотрывно смотрящего на жрицу, Феликса едва узнала вчерашнего Мака. — Я клянусь вечно сопровождать тебя и помогать тебе во всем, пока ты не вернешь свою отданную жизнь.
Феликса здорово смутилась от такой перемены и пафосной, но вполне искренней клятвы. Она чувствовала потребность сделать в ответ что-то столь же значительное, хотя бы формально.
— Как герцогиня одного из боярских домов я принимаю твою службу и дарую тебе титул, — девушка ненадолго задумалась, — хранителя моего герба и статус личного гвардейца.
— Спасибо, — кивнул Лаэрт. — Хоть это и не обязательно. Только бы Брис жила.
Лаэрт окончательно разволновался и покрылся алыми пятнами. Данатос кашлянул за ее спиной.
— Тебе, похоже, никто не сказал, но ты больше не герцогиня, — заявил он. Феликса подняла бровь и хотела возмутиться, но оборотень с трепетом в голосе продолжил. — Предсмертным королевским указом ты была удостоена титула наследной принцессы. Указ у Брисигиды в сумке. Боюсь, ты теперь наследница престола.
Феликса не знала, что и думать. Единственное, что она могла сказать в тот момент — что все это больше не имеет никакого значения.
— Обсудим это неудобное обстоятельство позднее, — проворчала она. — Ритуал с этими артефактами все равно ставит меня на грань государственной измены.
— С чего бы вдруг? — полюбопытствовал Лаэрт.
— Некромантия, — ответила Феликса, извлекая сосуды из лоз. — Слишком близко к некромантии.
— Тебе нужна помощь для проведения ритуала? — Лаэрт, казалось, был готов бежать за черными свечами, кровью, алмазной пылью, кристаллами и прочей ненужной лабудой.
— Нет. Ритуал предельно прост, — со вздохом пояснила волшебница, легко снимая крышку с каменного флакона. Тот тут же стал костяным и хрупким, полностью изменившись. — Каждый из флаконов — проводник к источникам Жизни и Смерти. В источниках, соответственно, живая и мертвая вода. Брис пьет сначала мертвую, потом живую — и живет. Я пью в обратном порядке — и становлюсь живым мертвецом. Если бы Брисигида не умирала, она обрела бы бессмертие живого, нормального человека. А я все равно стала бы нежитью, тоже бессмертной.
— Я знал про источники, но не знал, что ритуал так прост, — удивился Данатос. — Зачем это делать именно тебе? Я могу сделать это.
— Не все так просто, как кажется. Во-первых, я должна выпить воду из источников добровольно, а Брис — не обязательно по своей воле. Во-вторых, чтобы поддерживать жизнь в неживом, нужно быть могучим магом, — Фель рассеянно почесала висок. В свое время она едва не довела библиотекаря Академии до нервного срыва, заставляя искать в архивах древние манускрипты с тайными знаниями. Хотя все, включая ее наставницу, были уверены, что знания эти никогда не пригодятся. — Это и ставит меня на грань некромантии — необходимость поддерживать жизнь в мертвом теле. После этого ритуала мне потребуется не меньше трех заклинаний в день, чтобы не рассыпаться в прах и не обратиться в неупокоенного безумного призрака. В-третьих, нужно быть практикующем магом, чтобы пропустить через себя огромное количество магической энергии и не лопнуть. Даже я не полностью застрахована от такого исхода, — хмыкнула чародейка.
Оба парня смотрели на нее исподлобья, обеспокоенные перспективой. Феликса, игнорируя мрачные мины, уже слегка надавила Брисигиде на подбородок, приоткрыв ей рот, и капала водой из костяного сосуда. Затем она сняла крышку с деревянного флакона — тот тоже изменился, обратившись в радужный хрусталь — и наклонила его над губами жрицы. Кожа из прозрачной уже стала просто бледной.
Фель слышала, как журчит ручей возле ее ног — но никакого ручья, конечно же, не было. Вокруг нее и жрицы закручивались чудовищные силы. Волосы чародейки стали подниматься и виться, подобно клубам дыма, словно она зависла в толще воды. Тело Брисигиды окуталось молочным сиянием. Капли из флакона тяжело падали вниз, четко разделенные и неестественно округлые, тягучие, как расплавленное стекло.
Феликса, преодолевая сопротивление напряженного от магии воздуха, поднесла флакон к своему рту и сделала глоток. Вода обожгла нёбо и гортань и взорвалась в животе. С усилием заткнув флакон крышкой, девушка поднесла ко рту второй флакон и сделала глоток.
В тот же момент все напряжение схлынуло, свечение пропало, а магия развеялась. Феликса закрыла второй флакон и убрала оба в сундук, после чего захлопнула крышку, надрезала палец и приложила к тому месту, где должна быть замочная скважина. Крышка приросла к сундуку, словно он никогда и не мог быть открыт.
Феликса с ужасом понимала, что больше не чувствует жара от очага и не слышит своего дыхания, что порез не болит, равно как и ступни, поцарапанные ракушками. «Надо вылечить все мелкие ранки заклинаниями или мазью. Регенерация — свойство живых». Волшебница пробормотала заклинание, но не почувствовала покалывания в кончиках пальцев от применения магии. Она больше не могла ощущать жар, холод, боль, а позже потеряет способность различать вкусы и запахи. Зато слух и зрение стали постепенно обостряться. Она уже разглядела маленькую водяную крысу, спрятавшуюся в дальнем конце хижины-пещеры между камней, слышала, как ее маленькие коготки скребут по камню.
Тем временем Брисигида возвращалась к жизни. Бледная кожа покрывалась неровным румянцем — давление вернулось к норме, и кровь стремительно заполняла все сосуды и капилляры. Некоторые, самые тонкие, не выдерживали потока свежей крови и лопались, расцветая алыми звездочками на коже. Дыхание, до того еле заметное, стало шумным и сильным. Феликса расслышала стук сердца жрицы — оно аритмично билось, напоминая муху, с усилием прорвавшую смертельную паутину.