Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина. Страница 13

Пока я примеривалась к съемке и подыскивала удачный ракурс, во двор выбежал рослый мужчина в серой форме, больше похожей на военную. Первым делом он уставился на меня и громко выкрикнул:

– Я не разрешал фотографировать! Немедленно прекратить!

Я растерялась, так и замерла на месте с камерой в руках. А грубиян уже приблизился ко мне, чтобы смерить презрительным взглядом и изречь:

– Я, генерал Зиан Зенту, глава дворцовой охраны. Без моего ведома и согласия вы не в праве ничего снимать. – А потом он перевёл взгляд на Рина Реншу и начал отчитывать его по-сарпальски. – Кого ты сюда притащил, идиот? Что за девка с фотокамерой? Где второй корреспондент? Ты глаз не должен спускать с этих хаконайцев, пока меня нет рядом.

Ну, это уже слишком, как тут можно сдержаться?

– Во-первых, – ответила я, тщательно подбирая сарпальские и аконийские слова, – я и есть фотокорреспондент, и мой пол на качество моей работы не влияет. А, во-вторых, я наслышана о Синтане как о самом гостеприимном городе и потому рассчитываю на толику уважения к моей нации. Мы – аконийцы, а не хаконайцы, невежливо обзывать нас этой исковерканной тромцами кличкой.

Генерал тут же спал с лица. Что, не ожидал? Думал, удел женщины стряпать на кухне, а не языки учить? Ну да, мои родители примерно так и думали, поэтому официальный язык объединенного Сарпаля я выучила по чистой случайности. В детстве у Лориана были частные учителя по самым неожиданным предметам, а я так, крутилась рядом. Хорошо, что преподаватель сарпальского догадался усадить меня за одну парту с братом, чтобы в соревновательной форме заставить его учить новые слова и упражняться в диалогах. В итоге, язык мы выучили оба. А вот учитель тромского изобретательностью в педагогике не отличался, потому язык восточных соседей мне до сих пор неведом. Да и сарпальский я изрядно подзабыла за ненадобностью. Только неприкрытое хамство и всколыхнуло волну гнева вместе с былыми навыками. Сама не ожидала, что так складно заговорю на неродном языке.

Генерал Зиан Зенту заметно оторопел, потом подошёл к Леонару и начал допрос: как его зовут, знает ли он тоже сарпальский язык, кто я такая, почему не приехал Берт Макки, женаты ли мы с Леонаром, откуда он меня знает, доверяет ли мне, готов ли поручиться за мою благонадёжность.

– Генерал Зиан, – не выдержал давления Леонар, – я не понимаю, что вы хотите от меня услышать?

– Правду, – сверля его тяжёлым взглядом чёрных глаз, сказал тот.

– Хорошо, правда в том, что случился форс-мажор, Берт Макки сейчас лежит в камфунийском госпитале и физически не в состоянии работать. А Эмеран Блант долгое время проработала на Камфуни в качестве наёмного фотографа. Неужели вы думаете, что аконийская аристократия и буржуазия доверила бы ненадёжному человеку снимать приватные моменты их отдыха на острове?

Просто в точку попал. Управляющий выгнал меня из отеля с надуманными обвинениями в продаже негативов третьим лицам. Если генерал Зиан решит разузнать о моей репутации на Камфуни, управляющий обязательно вымажет моё имя чёрной краской. Кстати, об имени. Если прямо сейчас генерал решит проверить мой паспорт, фамилия Бланмартель ему точно не понравится. Ещё скажет, что я из злого умысла называю себя Блант, и вообще я засланная шпионка…

К счастью, мои опасения не оправдались. Генерал пригласил нас проследовать в резиденцию, но стоило мне пройти мимо него, он тихо с угрозой шепнул по-сарпальски:

– Я за тобой наблюдаю, госпожа фотограф.

– Премного благодарна за заботу, генерал Зиан.

Так и началась наша с Леонаром многочасовая работа в губернаторской резиденции. Внутри дворец оказался таким же, как и снаружи – копией мэрии Фонтелиса. Высокие потолки, просторные залы. Вот только вдоль стен выставлены не скульптуры выдающихся исторических личностей, а треноги с чашами, в которых тлеют благовония и даже пылает огонь. И на стенах висят вовсе не картины аконийских художников, а сарпальские полотнища на шёлке с расписными изображениями то ли божеств, то ли демонов.

Языки пламени, парящие фигуры людей, а в центре картины извивающийся в танце получеловек-полузверь с рогами – и это только одно панно. На другом я успела разглядеть синее страшилище с выпученными красными глазами, острыми клыками и бусами из отрубленных человеческих голов.

– Что это? – только и смогла я шепнуть Рину Реншу.

– О, это Понгу, заступник Чахучана и охранитель исконной веры нашей земли.

– Почему же он так угрожающе выглядит?

– Он ведь охраняет истинную веру от отступников.

– А головы на бусах, это головы отступников, как я понимаю?

– Конечно, их головы, а чьи же ещё?

Больше о сарпальском изобразительном искусстве я не спрашивала. Похоже, оно здесь не искусство вовсе, а нечто большее – живая вера в грозных богов. Перед простыми картинами воскурения ведь не ставят.

Наконец генерал Зиан привёл нас в небольшой уютный зал, где нас уже ждал губернатор Керо Кафу. Он поспешил подняться с плетёного кресла и пожать руку Леонару, а потом и мне. И я с большим удовольствием ответила на рукопожатие. После выволочки генерала так приятно встретить импозантного сарпальского мужчину средних лет, кто готов общаться с женщиной на равных.

После пары уточняющих фраз интервью началось. Леонар сидел во втором кресле возле журнального столика и задавал губернатору заготовленные вопросы, а потом строчил в своём блокноте ответы. Я же поспешила разложить штатив и установить на него среднеформатную камеру, потом полезла в сумку за портретным объективом. А генерал Зиан всё это время грозно посапывал у меня за спиной и не отходил ни на шаг.

Между делом я прислушивалась к беседе Леонара и губернатора. Всё-таки у Керо Кафу прекрасное аконийское произношение. А вот со знанием экономики у него явно проблемы:

– Железная дорога, телеграф, заводы, мастерские, электростанции, больницы, аптеки, типографии, гостиницы, театры, магазины, склады, – старательно и с придыханием перечислял губернатор, – всё это появится в Синтане, а затем и в других городах Чахучана, как только Аконийски королевский банк выдаст заём на строительство.

– Из каких средств город будет выплачивать долг банку? – поинтересовался Леонар.

– Акции новообразованных предприятий и станут нашим главным капиталом. Их покупателями могут стать аконийские бенефициары.

– А если стоимость акций на рынке ценных бумаг не оправдает ваши надежды, как будете возвращать долг банку?

– Уверен, акции фукучанских золотоносных рудников заинтересуют Аконийскую горную компанию. К тому же совместное чахучано-аконийское предприятие по экспорту фруктов уже приносит немалый доход сатрапии.

Может, у меня и самое посредственное образование, и университетов я не кончала, но, по-моему, губернатор просто распродаёт родную сатрапию за бесценок. Рассчитывает получить деньги от аконийских акционеров, чтобы сразу же отдать их аконийскому же банку – а что тогда останется чахучанцам? Даже здешние предприятия по сути будут принадлежать аконийцам. В чём смысл такой модернизации? В том, что сам губернатор на пару со своим сатрапом будут распоряжаться контрольным пакетом акций самых доходных компаний? Какая-то неправильная получается модернизация.

Пока я переставляла штатив ближе к губернатору, речь зашла о школах:

– Предполагается ли их строительство? – спросил Леонар. – В вашем плане модернизации Чахучана я так ничего и не услышал об образовании.

– Школы в Чахучане были всегда, – парировал губернатор. – Даже в самой глухой деревне вы не найдёте человека, который не умеет писать и считать.

– Даже женщины? Простите за столь прямой вопрос, просто большинство наших читателей представляют сарпалек как бесправных хранительниц домашнего очага, которым образование только помешает кашеварить и воспитывать детей.

– Это утверждение справедливо для диких степей Джандера и пустынь Мола-Мати. Но в Чахучане дело обстоит совершенно иначе. Девочки всегда получали образование наряду с мальчиками. На наших рынках в лавках всем заправляют торговки, а их мужья скромно переставляют ящики с товаром и не вмешиваются в денежные вопросы. В деревнях жёны наравне с мужьями имеют право голоса на общем сходе.